1703, В Астрахани в семье священника 5 марта родился Василий Кириллович Тредиаковский.

1711, В деревне Мишанинская Курост-19 ноября ровской волости Двинского уезда Архангельской губернии в семье государственного крестьянина родился Михаил Васильевич Ломоносов. 1717, В Петербурге в состоятельной дво-25 ноября рянской семье родился Александр Петрович Сумароков. 1722—1723 Ломоносов учится грамоте. 1723 Тредиаковский начинает учебу в Славяно-греко-латинской академии.

1726 Тредиаковский заканчивает Славяно-греко-латинскую академию и отправляется в Голландию.

1727 Добравшись до Парижа, Тредиаковский поступает учиться в Сорбонну.

1730 Декабрь. Конец учебы Тредиаковского в Сорбонне и возвращение его в Россию. Тредиаковский публикует перевод романа П. Тальмана «Езда в остров Любви». Ломоносов отправляется с обозом в Москву, чтобы продолжить учебу.

1731 Ломоносов зачислен в Славяно-греко-латинскую академию.

1732 Тредиаковский становится переводчиком при Академии наук. Сумароков поступает учиться в Сухопутный шляхетский корпус, там начинает писать стихи.

1734, Ломоносов слушает лекции в Ки-конец — ево-Могилянской академии.

1735, Тредиаковский выступает в Акаде-начало мии наук с речью о необходимости реформы стихосложения, издания поэтики и подготовке словаря русского языка. Появляется трактат Тредиаковского «Новый и краткий способ к сложению российских стихов».

1736. Осень. Ломоносов в числе лучших двенад-начало. цати учеников послан в Петербургскую академию наук для продолжения учебы. В числе трех лучших учеников Ломоносов отправлен за границу для изучения горного дела.

1739 Ломоносов создает «Письмо о правилах российского стихотворства» и «Оду на взятие Хотина».

1740 Сумароков окончил курс в Сухопутном шляхетском корпусе.

1741 Возвращение Ломоносова на родину.

1742 Ломоносов зачислен в штат Петербургской академии наук.

1745 Ломоносов пишет диссертацию «О причине теплоты и холода», где им сформулирована молекулярно-кинетическая теория теплоты. Тредиаковский становится академиком. Создается «Слово о богатом, различном, искусном и несходственном витийстве» Тредиаковского. Ломоносов утвержден профессором химии Академии наук.

1747 Ломоносов заканчивает работу над расширенным вариантом книги по ораторскому искусству, в следующем году напечатанной под названием «Краткое руководство к красноречию». Это первая риторика на русском языке. Появляется сумароковская «Эпистола о стихотворчестве», где сформулированы принципы поэтики основных жанров классицизма. Сумароковым написана трагедия «Хорев».

1748 Сумароковым написана трагедия «Гамлет». Выходит в свет брошюра «Две эпистолы Александра Сумарокова. В первой предлагается о русском языке, а во второй о стихотворстве». Ломоносов формулирует закон сохранения материи и движения, так называемый «закон Ломоносова». Тредиаковский публикует «Разговор об орфографии», первый в России опыт изучения фонетики русской речи.

1749 Начало работы Тредиаковского над переводом труда Ш. Роллена «Древняя история».

1750 Сумароковым написана трагедия «Синав и Трувор». Начало работы Тредиаковского над поэмой «Феоптия». Ломоносовым написана трагедия «Тамира и Селим», представленная в конце года при дворе.

1751 Появляется перевод Тредиаковского романа Д. Варклея «Аргенида». Из печати выходит первая книга «Собрания разных сочинений в стихах и в прозе Михаила Ломоносова».

1752 Появляется двухтомный сборник Тредиаковского «Сочинения и переводы как стихами, так и прозою ». Написано ломоносовское «Письмо о пользе Стекла».

1753 Закончена работа Тредиаковского над поэмой «Феоптия». Поэма осталась в рукописи. Ломоносов создает учение об атмосферном электричестве, а также об электрической природе северных сияний.

1754 Тредиаковский предпринимает полное стихотворное переложение Псалтыри. Труд так и остался в рукописи. Составлен ломоносовский проект организации Московского университета.

1755 Написано исследование Тредиаковского «О древнем, среднем и новом стихосложении российском». В Москве торжественно открыт университет, в этот день Ломоносов произносит в Академии «Слово похвальное Петру Великому». Осенью Ломоносов заканчивает работу над «Российской грамматикой», опубликованной два года спустя.

1756 Сумароков становится директором Российского театра. Построена ломоносовская мозаичная мастерская, организована домашняя химическая лаборатория и мастерская оптических приборов.

1757 Ломоносов утвержден членом Академической канцелярии.

1758, Ломоносов закончил работу над начало «Предисловием о пользе книг церковных в российском языке». Это первый опыт русской стилистики, где изложена теория «трех штилей». Ломоносов назначен директором Географического департамента Петербургской академии наук.

1759 Выходит первый русский литературный журнал «Трудолюбивая пчела», издаваемый Сумароковым. Тредиаковский уволен из Академии наук.

1760 Закончена работа Ломоносова над «Кратким российским летописцем с родословием». Ломоносов избран почетным членом Шведской академии наук.

1761 Ломоносов поставлен во главе Академической гимназии и Академического университета. Ломоносов открыл наличие атмосферы вокруг планеты Венера. Сумарокова заставляют выйти в отставку. Тредиаковский начинает работу над переводом «Римской истории».

1762 Закончена работа Тредиаковского над переводом труда Ш. Роллена «Древняя история». Десять томов перевода готовы. Выходит первая из трех книг сумароковского сборника «Притчи».

1763 Ломоносов избран почетным членом петербургской Академии художеств. Ломоносов сочинил «Краткое описание разных путешествий по Северным морям и показание возможного проходу Сибирским скеаном в Восточную Индию».

1764 Ломоносов направляет в Академию художеств сочинение «Идеи живописных картин из российской истории». За работы в области мозаичного искусства Болонская академия наук избирает Ломоносова своим членом.

1765, 15 апреля В Петербурге умер Михаил Васильевич Ломоносов.

1766 Тредиаковским опубликован перевод романа Ф. Фенелона «Приключения Телемака».

1767 Закончена работа Тредиаковского над переводом «Римской истории» в 16 томах. Тредиаковский начинает работу над переводом труда Кревье «История о римских императорах с Августа до Константина».

1768 В Петербурге скончался Василий Кириллович Тредиаковский.

1771 Сумароковым написана трагедия «Дмитрий Самозванец».

1772 Созданы сумароковекие комедии «Рогоносец по воображению», «Мать — совместница дочери», «Вздорщица».

1774 Сумароков написал трагедию «Мстислав». Появляются сумароковекие сборники «Сатиры», «Элегии».

1777, 12 октября. В Москве умер Александр Петрович Сумароков.

Ломоносов, Михаиле Васильевич, Статский советник, Императорской Санктпетербургской Академии Наук Профессор, Стокгольмской и Болонской член. Родился в Колмогорах в 1711 году, от промышленника рыбных ловлей.

Юныя лета препроводил с отцом своим, ездя на рыбные промыслы; но будучи обучен Российской грамоте и писать, прилежал он более всегда, по врожденной склонности, к чтению книг. И как по случаю попалася ему псалтирь, преложенная в стихи Симеоном Полоцким, то читав оную многократно, так пристрастился к стихам, что получил желание обучаться стихотворству. По чему стал он наведываться, где можно обучиться сему искусству; услышав же, что в Москве есть такое училище, где преподаются правила сей науки, взял непременное намерение уйти от своего отца. К сему его побуждало и упорное желание его родителя, дабы женить его по неволе. Вскоре потом, исполнил он свое намерение: оставил дом родительский, пришел в Москву и вступил в Заиконоспаское училище, в котором с великим прилежанием обучался Латинскому и Греческому языкам, Риторике и Стихотворству.

В 1734 году взят он был из оного училища в Императорскую Академию наук, и отправлен в 1736 году студентом в Германию. По приезде в Марбург, что в Гессенской земле, поручен он был с товарищами своими, Райзером и Виноградовым, наставлениям славного Барона Вольфа. В Марбурге пробыл он четыре года, упражняясь в Химии и в принадлежащих к ней науках. Потом поехал в Саксонию, и там под смотрением славного Химика Генкеля осмотрел все горные и рудокопные работы, в горном округе производимые. Наконец возвратился он в Санкт-Петербург в 1741 году студентом же.

Около сего времени оказал он первые опыты столь гремевшего не только в России, но и в чужестранных областях, Лирического стихотворства, сочинив торжественную оду, и несколько потом других. Между тем более всего прилежал к Химии и к прочим ее частям, и столько в оной успел, что от Императорской Академии Наук поручено ему было находящийся при Кунсткамере минеральный кабинет привести в порядок. Г. Ломоносов исполнил порученное ему дело с таким искусством, прилежанием и исправностию, что Академия, уважая его знание и труды, произвела его Адъюнктом в 1742 году.

По произведении его продолжал упражняться он в Химии; а в 1745 году, по указу из правительствующего Сената, основанном на свидетельствах всех членов Академии наук, произведен он был Профессором Химии.

В 1751 году г. Ломоносов пожалован был Коллежским советником. В 1752 году по данной ему привилегии учредил он бисерную фабрику и начал упражняться в мозаике; и как в России первый был он изобретатель мозаического искусства, то и поручено ему было трудиться в составлении большой мозаической картины, представляющей знаменитейшие дела ПЕТРА ВЕЛИКОГО. Г. Ломоносов окончил сей труд Российскими материалами и мастерами, без всякой помощи; от иностранных. К составлению сей картины изобрел он все составы и разные махины, и оную сделал такой величины, какой мозаической картины по сие время в целом свете еще не бывало.

В. 1751 году февраля 13 дня определен он был членом в Академическую канцелярию; а в 1760 году февраля 14 дня поручены в полное его смотрение Академическая гимназия и университет.

1764 года в декабре месяце г. Ломоносов пожалован был Статским Советником, в котором чину и пробыл он до кончины своей, воспоследовавшей 1765 года апреля в 4 день к великому сожалению всех любителей словесных наук. Тело его с богатою церемониею погребено в Александроневском монастыре Императорским иждивением, а на гробе его поставлен мраморный столп, иждивением покойного Канцлера графа Михаила Ларионовича Воронцова...

Сумароков, Александр Петрович, действительный Статский Советник, ордена святыя Анны Кавалер, и Лейбцигского ученого собрания свободных наук член. Различных родов стихотворными и прозаическими сочинениями приобрел он себе великую и бессмертную славу не только от Россиян; но и от чужестранных Академий и.славнейших Европейских писателей. И хотя первый он из Россиян начал писать трагедии по всем правилам театрального искусства, но столько успел во оных, что заслужил название северного Расина. Его Еклоги равняются знающими людьми с Виргилиевыми, и поднесь еще остались неподражаемы; а Притчи его почитаются сокровищем Российского Парнаса; и в сем роде стихотворения далеко превосходит он Федра и де ла Фонтена, славнейших в сем роде. Впрочем все его сочинения любителями Российского стихотворства весьма много почитаются: из коих стихотворные следующие; трагедии: Хорее, Синае и Трувор, Гамлет, Артис-тона, Семира, Ярополк и Димиза, Вышеслав, и Димитрий самозванец; драма Пустынник; оперы: Алцеста, Цефал и Прокрис; прологи: Прибежище добродетели, и новые Лавры; три книги Притчей; великая книга разных стихотворений, содержащая в себе духовные и торжественные оды, Еклоги и Елегии, и другие мелкие стихотворения; прозаические, комедии: Ссора у мужа с женою, Тресотиниус, Третейной суд, Приданое обманом, Опекун, Лихоимец, Три брата совместники, Ядовитый, Нарцис; драма Грешник; описание стрелецкого бунта. Трудолюбивая пчела, ежемесячное 1759 года сочинение, издано им, и большею частию наполнено его стихотворными и прозаическими сочинениями; также писал он много разных стихотворений, напечатанных в других ежемесячных сочинениях.

Тредияковский, Василий Кирилович, родился 22 февраля 1703 года, и с самых юных лет возымел превеликую склонность к наукам, путешествовал для просвещения своего разума в чужие земли на своем иждивении; и быв во Франции, Англии и Голландии, обучался в Парижском Университете порядочно разным наукам; и между прочим красноречию и истории учился у славного Роллена. В 1730 году по возвращении в Санкт-Петербург определен был в Императорскую Академию наук студентом; в 1733 году Академии Наук секретарем, а в 1745 году по именному указу пожалован Профессором красноречия. Сию почесть и достоинство имел он первый из Россиян. В 1763 году по прошению его уволен от службы, и награжден чином надворного советника, в котором и пробыл до кончины своей, воспоследовавшей 6 августа 1769 года. Сей муж был великого разума, многого учения, обширного знания, и беспримерного трудолюбия; весьма знающ в Латинском, Греческом, Французском, Итальянском и в своем природном языке; также в философии, богословии, красноречии и в других науках. Полезными своими трудами приобрел себе бессмертную славу; и первый в России сочинил правила нового Российского стихосложения, много сочинил книг, а перевел и того больше, да и столь много, что кажется невозможным, чтобы одного человека достало к тому столько сил; ибо одну древнюю Ролленову историю перевел он два раза, по тому что первого перевода тринадцать томов и еще многие другие книги в бывший в его доме пожар совсем сгорели. Приложенная роспись всем его сочинениям и переводам послужит сему в доказательство. Но он не только что исправлял рачительно все по его чину должности, но и сверх того трудился в историческом собрании три года; отправлял многократно должность секретаря, будучи уже Профессором, и в то же время читал лекции в Академическом Университете, и отправлял должность унтер-библиотекаря. При том не обинуясь к его чести сказать можно, что он первый открыл в России путь к словесным наукам; а паче к стихотворству: при чем был первый Профессор, первый стихотворец, и первый положивший толико труда и прилежания в переводе на Российский язык преполезных книг.

Упражнялся в познании природы, он не оставил возлюбленного своего учения стихотворства. Еще в отечестве своем случай показал ему, что природа назначила его- к величию; что в обыкновенной стезе шествия человеческого он скитаться не будет. Псалтирь, Симеоном Полоцким в стихи преложенная, ему открыла о нем таинство природы, показала, что и он стихотворец. Беседуя с Горацием, Виргилием и другими древними писателями, он давно уже удостоверился, что стихотворение российское весьма было несродно благогласию и важности языка нашего. Читая немецких стихотворцев, он находил, что слог их был плавнее российского, что стопы в стихах были расположены по свойству языка их. И так он вознамерился сделать опыт сочинения новообразными стихами, поставив сперва российскому стихотворению правила, на благогласии нашего языка основанные. Сие исполнил он, написав оду на победу, одержанную российскими войсками над турками и татарами, и на взятие Хотина, которую из Марбурга он прислал в Академию наук. Необыкновенность слога, сила выражения, изображения, едва не дышащие, изумили читающих сие новое произведение. И сие первородное чадо стремящегося воображения по непроложенному пути в доказательство с другими купно послужило, что, когда народ направлен единожды к усовершенствованию, он ко славе идет не одной тропинкою, но многими стезями вдруг.

Сила воображения и живое чувствование не отвергают разыскания подробностей. Ломоносов, давая примеры благогласия, знал, что изящность слога основана на правилах, языку свойственных. Восхотел их извлечь из самого слова, не забывая, однакоже, что обычай первый всегда подает в сочетании слов пример, и речении, из правила исходящие, обычаем становятся правильными. Раздробляя все части речи и сообразуя их с употреблением их, Ломоносов составил свою грамматику. Но не довольствуяся преподавать правила российского слова, он дает понятие о человеческим слове вообще яко благороднейшем по разуме даровании, данном человеку для сообщения своих мыслей.

Итак; вот его место в истории русской литературы; вот великое его в ней значение, как момента. Он кончил период национальных песен и начал новый период, ввел в новую сферу поэзии. Ломоносов был автор, лицо индивидуальное в поэзии, первый восставший, как лицо из этого мира национальных песен, в общем национальном характере поглощавших индивидуума; он был освободившийся индивидуум в поэтическом мире; с него началась новая полная сфера поэзии, собственно так называемая литература: этот подвиг ему принадлежит.

...Ломоносов был первый индивидуум, возникший в истории нашей литературы и начавший собою новый ее период. Он оторвал русский язык от исключительной национальности и поставил существенные, истинные отношения между ним и церковнославянским, ввел язык в высшую сферу и дал ему там самобытное место, право гражданства. Вот великий подвиг, осуществляющий в себе великое значение Ломоносова! ...

Ломоносов писал во всех родах, в лирическом, эпическом и драматическом. Как мы уже сказали, не он ввел эти роды поэзии: они были уже обработаны на Западе и отчасти известны и занесены прежде, хотя не в полном развитом своем виде, оттуда к нам. Он взял их готовыми, как и все брали тогда вообщею, вследствие Великого Прыжка. Он взял готовым также стих тонический и вместе размер его. Ни в каком произведении его не находим мы одного целого; мы не можем указать на какое-нибудь одно произведение, как на полное, оконченное создание. Но во всех этих произведениях находим целое их связующее, одно изящное создание, в котором могущественно является поэтический гений, — это язык, это стих, дошедший до наших временен только у Пушкина вновь раздавшийся во всей своей силе, во всей внутренней поэтической красоте своей.

И теперь мы стоим перед Ломоносовым, как перед лицом; и лицо, соразмерно выразившее великий момент, получает, как лицо, колоссальный характер и влечет наше внимание и удивление. Этот колоссальный образ является нам в нашей литературе, разделяя ее, — на рубеже национальной поэзии и литературы собственно. Здесь Ломоносов предстает нам уже вполне конкретно и живо, уже просто как великий человек. И сама наружность его была исполнена силы: широкие плечи, могучие члены, высокий лоб и гордый взгляд. В груди его жил пылкий до бешенства дух, неукротимый характер, не знающая отдыха деятельность, бескорыстная, глубокая любовь к знанию. Сама необыкновенная судьба его много придает интереса этому огромному явлению нашей литературы, столь важной сферы духа, столь важной области народа. Судьба и призвание нашли его рыбаком на берегах Ледовитого моря, и оттуда, послышав призыв и кинув верное, спешил он, влекомый жаждою знания, на подвиг ему соразмерный, великий, согласный с любовью, желанием души его, но представлявшийся ему еще тогда в неясном, неверном, сомнительном свете.

...Драматизм является внутренним свойством ломоносовской оды, выразившимся в динамизме повествования, изобразительности, экспрессивности. Он обнаруживает себя и как внешняя форма: в развертывание лирического сюжета оды поэт включает реплики, монологи и диалоги от лица персонажей, вступающих друг с другом во взаимодействие. Оды Ломоносова богаты указаниями на действия, насыщены разнообразными эмфатическими приемами, близкими по природе к драматическим. В итоге жанр этот предстает как драматизированная поэма, а одописец — как режиссер и ведущий персонаж, связывающий различные эпизоды воедино.

На архитектонику ломоносовской оды большое влияние оказала риторика, в подчинении у которой находилось не только красноречие, но также стихотворство и драматургия. Ломоносов не делал принципиального различия между прозой и поэзией, считал, что они «общую материю» имеют, «ибо об одной вещи можно писать прозою и стихами». Учение о красноречии, писал он, «до прозы и до стихов касается». Подчинение оды универсальному для творчества принципу имело свои последствия: ее поэтика могла сближаться с поэтикой других подвластных риторике жанров.

В русском искусстве переходного периода, на пути от средневековья к новому времени, драматургии принадлежала доминирующая роль. Свойственные ей живые формы воплощения идей, чувств, зрительная наглядность образов, оказывавшие непосредственное впечатление на зрителей, обеспечили и доступность, и притягательность драматургических жанров. Господствующее положение драматургии проявилось и в том, что она подчинила себе разные виды творчества, и в частности поэзию. Этот синтез успешно использовали авторы панегириков и од как средство сильного эмоционального воздействия.

Итак, образная система «Оды, выбранной из Иова» обращена к западной идеологической ситуации. Однако есть все основания утверждать, что это не снижало, а повышало ее актуальность с точки зрения внутрирусских проблем середины XVIII в. Вместе с усилением культурных связей с Западом и проникновением в Россию веяний барокко появились тревожные признаки того, что одновременно в Россию будет перенесена атмосфера страха и культурного невротизма, разрешившаяся на Западе кострами инквизиции. Угроза эта не была надуманной.

Западная культура XVIII в. создала не только атмосферу страха и нетерпимости, но и борцов с этой атмосферой. Выступивший на идейную арену отряд рационалистов направил свой основной удар против веры в дьявола как властелина мира. Спиноза, Декарт, Лейбниц создают образ мира, основанного на разуме и добре. В этом мире есть место Богу — математику и великому конструктору, но нет места дьяволу. Вольтер на следующем этапе развития общественной мысли мог сколько угодно смеяться над наивным оптимизмом таких построений, но в свое время они были единственным средством рассеять зловещую атмосферу страха и очистить закопченное кострами небо Европы. В этом смысле «Теодицея» Лейбница с подзаголовком «О том, что Бог добр» наносила сильнейший удар атмосфере охоты за ведьмами.

«Ода, выбранная из Иова» — своеобразная теодицея. Она рисует мир, в котором прежде всего нет места сатане. Бегемот и Левиафан, которым предшествующая культурная традиция присвоила облики демонов, вновь, как и в Ветхом Завете, предстают лишь диковинными животными, самой своей необычностью доказывающими мощь творческого разума Бога. Но и Бог оды; — воплощенное светлое начало разума и закономерной творческой воли. Он учредитель

законов природы, нарушить которые хотел бы ропщущий человек. Бог проявляет себя через законы природы и сам им подчиняется. ...

Ломоносов был с теми, кто уводил человека из расшатанного, внушающего ужас мира, отданного на произвол демонического безумия, в мир разумный и простой. Это давалось ценой упрощений, но только эти упрощения были способны освободить человека из-под власти Страха и его порождений: нетерпимости, фанатизма и жестокости. Дверь в век Просвещения была открыта.

С последним обстоятельством связано появление у него новой функции. Литература Петровской эпохи не просто нормативна — она в принципе ориентирована на наставление, учебник, устав.

Культурное поведение человека в нормальной ситуации делится на бытовое и ритуальное (что можно уподобить антитезе родного и иностранного или устного и письменного языка). Первому человек учится спонтанно, без инструкций и наставлений, потому что погружен в его стихию. Обучение второму требует грамматик — правил на метаязыке. Петровская реформа изменила для русского дворянства сферу бытового поведения: свое было заменено чужим, стихийное и спонтанное — сознательным и нормированным. Бытовое поведение потребовало таких же учебников и наставлений, как ритуальное, и таких же уставов, как рекрутское учение. Отсюда не только обилие метаязыковых инструкций по разным сферам деятельности, но и стремление любой текст истолковывать как такую инструкцию.

Сквозь эту призму воспринимался читателями русский текст романа Тальмана. «Езда в остров Любви» читалась как подробное описание нормативов поведения влюбленного, перипетий любовной тактики, описание ролей в любовной игре. Это был своеобразный учебник шахматной теории любовного поведения. Для каждой ситуации давались нормативные выражения различных переживаний любовного чувства. Эту роль выполняли инкорпорированные в текст романа песни и стихотворения. Они давали для каждого чувства ритуализованную форму выражения.

...В трактовке природы трагедийного конфликта Ломоносов также далек от прямого следования традициям великих французских драматургов XVII в. Здесь он оказался ближе к учительной драматургии школьного театра. На это указывает и счастливая развязка трагедии, и своеобразная иллюстративность драматического действия, ход которого определен не логикой развития чувств и мыслей персонажей, а стремлением донести до зрителя определенный нравственный урок. Моральная назидательность и составляла в конечном счете цель авторского замысла.

...Идейное содержание первой трагедии Ломоносова при всей ее внешней выдержанности в жанровых рамках классицистического канона сводилась к доказательству неизбежного торжества истины и справедливости над гордыней, властолюбием и злом. В этом, как уже подчеркивалось, Ломоносов выступал продолжателем традиций панегирических драм школьного театра петровского времени, таких, например, как «Торжество мира православного...» или «Вожие уничижителен гордых уничижение» и др. Эти пьесы имели определенный политический, хотя и выраженный в аллегорических формах смысл.

Подход Сумарокова к историческому прошлому, национальному или чужому, был отмечен характерным для его времени антиисторизмом художественного мышления. Смысл обращения Сумарокова к сюжетам древнерусской истории кроется, таким образом, не в попытках связать собственные представления об этических нормах Древней Руси с современностью. Оно было вызвано общим подъемом национального самосознания, стремлением деятелей русской культуры XVIII в. утвердить значение своего исторического прошлого, собственных исторических традиций, как и подобает государству, заявившему себя могучей европейской державой. Этим и объясняется та роль, какую сыграло в эстетике русского классицизма историческое национальное прошлое.

Восприятие европейского культурного опыта протекало в атмосфере осознанного обновления культурно-идеологической жизни нации. В этой обстановке традиции национальной истории явились своеобразным эквивалентом того, что в Европе связывалось с наследием античности. Русский зритель XVIII в., сталкиваясь с неведомыми ранее способами выражения чувств и переживаний, может быть не всегда осознавая подлинный смысл нововведений Сумарокова, воспринимал происходившее на сцене как собственное прошлое: люди, говорившие на сцене, были их далекими предками времен Киевской Руси, времен московской Смуты, связанной с воцарением Лжедмитрия. Национальная история незримо присутствует в искусстве русского классицизма XVIII в., и в трагедии ее влияние сказывалось особенно наглядно.

К фактам истории Сумароков подходил, конечно, не как ученый, а прежде всего как художник, соотносивший свои задачи с переживаемым нацией историческим моментом. Его ориентация на национальное прошлое носила принципиальный характер.

В известном смысле Тредиаковский стал одним из первых «западников» в новой русской истории. Он любил и искренно жалел не Россию, но именно образ ее. Программу же позитивных просветительских преобразований ему пришлось внедрять в конкретную действительность, которая не совпадала с умозрительным представлением о ней, сформировавшимся у него в голландском или французском «прекрасном далеке». Желание перемен было настолько сильным, что катастрофический разрыв между мечтою и реальностью не то чтобы ускользнул от Тредиаковского, но был в отчаянии проигнорирован им. Так Тредиаковский впал в роковую ошибку всех русских западников, состоявшую, по словам Г. В. Плеханова, в непонимании того, что «различные стороны общественной жизни связаны между собой такою связью, которая не может быть нарушена по усмотрению интеллигенции».

Игнорирование этой связи наложило печать внутренней противоречивости, какой-то досадной непоследовательности почти на все начинания Тредиаковского-просветителя. «Езда в остров Любви», казалось бы, полностью отвечала потребностям эмансипированного русского дворянина, сформировавшегося в эпоху Петра. Но это лишь на первый взгляд. Раскрепощение сознания, ставшее фактом после Петровских реформ, не только давало человеку возможность и моральное право наслаждаться вещами, доселе запретными, но и требовало от него принесения обильных жертв на алтарь общественных интересов. Личная свобода зависела от личной заслуги перед государством. «Езда в остров Любви» ставила вопрос лишь о свободе чувств человека, не затрагивая вопроса об его обязанностях перед обществом. Государственной ценности эта галантная книжка не представляла. А в ту пору именно централизованное государство выступало полномочным представителем интересов нации и именно оно выносило оценки. Читательский восторг, который поначалу вскружил Тредиаковскому голову, не был общенациональным откликом.

Жизнь и творчество Тредиаковского буквально сотканы из противоречий. Энциклопедически образованный ученый, культурно стоящий неизмеримо выше своего окружения, прекрасно знающий себе цену и не лишенный честолюбия, он робок до раболепия в отношении с окружающими (даже с равными себе по чину он склонен к угодничеству). Идеолог просвещенной части русского общества, дерзающий давать «уроки царям», он подносит эти «уроки» Анне Иоанновне, подползая к ней на четвереньках и держа оду в зубах; характерные знаки внимания, оказываемые ему императрицей, с благоговением называет «всемилостивейшими оплеушинами». Бедный плебей по происхождению, он в своем творчестве делает ставку на то, что поэзия есть недоступная простым смертным область духа, некий «язык богов», и в полном соответствии с этой установкой пишет стихи вычурным слогом, в котором подчас совершенно варварски перемешаны несоединимые элементы языка, — обрекая таким образом большую часть своих произведений на глухое забвение у современников и потомков. Сознавая себя просветителем России, творцом ее новой культуры, он почти не создает оригинальных сочинений и обрушивает на читателей целую лавину переводов, не без гордости заявляя при этом: «Приходит на мысль, не возревновал бы кто в уничижение мне, что видит от меня больше переводов, нежели моих собственных сочинений. Но такому и подобным всем почтенно в предварительный ответ доношу, что во мне знатно более способности, буде есть некоторая, мыслить чужим разумом, нежели моим».

Ломоносов, в сущности, никогда не писал сухих научных трактатов в стихах. Прирожденный поэт, он дает в своих произведениях прежде всего глубоко взволнованное, глубоко лиричное переживание той или иной темы, мысли, догадки, чувства, поразивших его, заставивших передать это свое душевное состояние бумаге. В данном случае одинаково важно то, ,что Ломоносов, с одной стороны, непосредственно и ясно усматривает научную истину, живописуя в образах физическую картину солнечной активности, а с другой — выражает свое искреннее желание сделать достоянием всех людей эту истину, доступную только ему. Вознесенный силою своей мысли на недостижимую доселе высоту, Ломоносов не посматривает презрительно или иронически («свысока») на простых смертных, помыслами своими прибитых к земле, — он испытывает прямо-таки ностальгическую тоску по человечеству. Ему одиноко на той высоте, и хотя это одиночество первооткрывателя (то есть вполне понятное, пожалуй, вполне достойное, а на иной гордый взгляд, возможно, даже и отрадное одиночество), Ломоносову оно не приносит удовлетворения и радости. Ибо у него слишком прочна, точнее, неразрывна связь с землей, взрастившей его, вскормившей живительными соками органичную мысль его. Ломоносовская мысль потому и мощна, потому и плодотворна, что умеет гармонически совместить в себе небесное и земное начала: полный отрыв от земли иссушил бы, убил бы ее.

Ломоносову не нужно было «синтезировать» или «соединять» в своем творчестве науку и поэзию, ибо они у него еще не были разъединены. Ломоносовская мысль на редкость целостна и органична в самой себе. В ней стремление к познанию, стремление к нравственной свободе и стремление к красоте — эти три главных «движителя» духа не механически совмещены, а химически связаны. Ломоносов ступил на историческую арену в ту пору, когда в России разделение единого потока общественного сознания на отдельные «рукава» только еще начиналось. Именно благодаря Ломоносову, его деятельности, мы можем говорить о поэзии, науке, философии и т. д. как отдельных, совершенно самостоятельных дисциплинах. Собственно, с Ломоносова-то этот процесс и начинался. Сам же он — поэт и ученый, живописец и инженер, педагог и философ и т. д. и т. п. — остался един во всех лицах.

Когда заходит разговор о поэзии Ломоносова, то чаще всего как пример такого излюбленного образа приводят «парение», «взлет», стремление ввысь. Обычно это наблюдение подкрепляют цитатами из похвальных од Ломоносова (вспомним начало хотинской оды: «Восторг внезапный ум пленил, / Ведет на верьх горы высокой...»). Это в принципе верно. Однако же все подобные примеры не отражают полностью ломоносовского представления о мире. И «парение», и «взлет», и стремление ввысь играют у Ломоносова, как правило, строго определенную роль: это прежде всего выражение духовного подъема, вдохновения, восторга. Парение души — это одно из главнейших нравственных состояний человека в поэтическом мире Ломоносова, когда человек становится свидетелем и соучастником космических событий, когда его внутреннему взору открываются величайшие мировые тайны и т. д. Чаще всего метафора «парения» употребляется Ломоносовым сознательно, с намеренной целью выразить этот духовный подъем.

1. Композиционное значение «Слова о Ломоносове» в книге А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву».

2. М. В. Ломоносов: «Ломоносовский миф» и реальный человек в российской истории (сходства и противоречия).

3. Баснописец Сумароков и баснописец Крылов (сравнительная характеристика).

4. Поэзия М. В. Ломоносова в свете его естественнонаучных занятий.

5. «Так Муза мнит о нем» (оценка деятельности М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова и В. К. Тредиаковского в жанре стихотворной эпитафии).

6. «Он тот квадратик, по которым ступают пешки и ферзи». Взгляд из XX века. Поэтический цикл В. Шефнера «Василию Тредиаков-скому посвящается».

7. Жанр стихотворной оды и его значение в системе литературных жанров (от ломоносовского «Восторг внезапный ум пленил» до ахма-товского «Мне ни к чему одические рати...»).

8. «Ура! ура! Герой парит...»: поэзия Н. А. Заболоцкого и поэзия XVIII века.

9. Значение деятельности А. П. Сумарокова для истории русского театра.

10. Тема любви в поэзии М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова и В. К. Тредиаковского (сравнительная характеристика).

11. Символы и эмблемы в поэзии XVIII века (на материале стихотворных произведений

М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова и В. К. Тре-диаковского).

12. Место литературы XVIII века в исторической концепции А. С. Пушкина.

13. Поединок без победителей: поэтическое состязание М. В. Ломоносова, А. П. Сумарокова и В. К. Тредиаковского в «Преложении 143 псалма».

14. Десятки и сотни страниц: переводческий подвиг В. К. Тредиаковского.

15. Мой XVIII век. Значат ли что-нибудь для меня искусство и литература этого времени, либо они безнадежно устарели и остались в прошлом?

I. Деятельность любого человека, будь то личность заметная на фоне истории или ничем не выдающаяся, получает оценку современников или потомков. Формы этой оценки могут быть самые различные — от официального чествования и торжественной оды до анекдота и доноса.

1. Одна из форм оценки — это эпитафия. Краткий литературный словарь определяет этот жанр следующим образом: «Эпитафия — надгробная надпись, преимущественно стихотворная, существовала и как реальная надпись, и как фиктивная (в сборнике стихов). В литературу вошла как разновидность античной эпиграммы, пользовалась популярностью в эпохи средневековья, Возрождения и классицизма. Приметы эпитафии — малый объем, обращение к покойнику или от покойника к прохожим, формулы типа «Здесь лежит...» и пр. Наряду с традиционно похвальными часты пародийные, сатирические эпитафии...» Следует учитывать, что в разные периоды истории эпитафия получает свои специфические черты.

2. Особой популярностью в России этот жанр пользовался в XVIII веке, в период становления русской поэтики и опробирования стихотворных жанров. В курсе лекций по поэтике (1705) Феофан Прокопович дает нарочито пространное и исчерпывающее определение эпитафии: «Замечательной разновидностью эпиграмм является эпитафия или эпиграмма, которую обычно пишут на надгробии. Частей и отличительных свойств эпитафии столько же, и они те же, что у любой эпиграммы; и приемы совершенно те же. В первой, или экспозиции, обычно дается краткое перечисление более примечательных деяний покойного, его доблестей или пороков, иногда же отмечается только его общественное положение или состояние и имущество. Во второй же части, или в заключении, если покойный был лицом значительным, помещают для завершения какое-либо выразительное изречение, указывающее на краткость жизни человеческой, ее суету и бренность. Если же покойный был лицом незначительным или достойным осмеяния, то допустимо здесь применять даже шутки и политические остроты. Ведь.чтоб потешить душу и поупражняться, сочиняют эпитафии не только царям, героям и знаменитым людям, но даже ничтожным людишкам, шутам, ворам, пьяницам, прихлебателям и другим в таком же роде; мало того, даже неразумным тварям, птицам, диким зверям и т. д., как это ясно на примере Виргилия — эпитафия комару, у Катулла — воробью, у Марциала — пчеле, муравью и т. д.».

3. Жанр эпитафии был столь популярным в России XVIII века, что эпитафии посвящались не только покойным, но и живым людям, причем зачастую использовались как средство литературной и даже политической борьбы и дискредитации объекта эпиграммы.

II. М. В. Ломоносов, А. П. Сумароков и В. К. Тредиаковский — великие поэты, заложившие основы русской поэтики и русской литературы, были личностями неординарными, и взаимоотношения их не всегда складывались гладко, что и отразилось в стихотворениях, обращенных ими друг к другу, и, в частности, в стихотворных эпитафиях.

1. В тех случаях, когда эпитафия адресована конкретному собрату по перу либо она безлична и порицает какую-нибудь отрицательную черту человеческого характера, она по преимуществу имеет яркую сатирическую окраску, при этом сохраняя все родовые черты жанра. Вот характерная эпитафия А. П. Сумарокова, адресованная М. В. Ломоносову:

Под камнем сим лежит Фирс Фирсович Гомер, Который пел, не знав галиматии мер. Великого воспеть он мужа устремился, Отважился, дерзнул, запел — и осрамился, Оставив по себе потомству вечный смех. Он море обещал, а вылилася лужа. Прохожий! Возгласи к душе им пета мужа: «Великая душа, прости вралю сей грех».

2. Когда эпитафии не являлись оружием в литературной и политической борьбе, они утрачивали сатирический пафос, место которого заступала или тихая грусть, или нескрываемая скорбь, чьей бы памяти ни была посвящена эпитафия, даже если это щведский король Карл XII, в прошлом воевавший против России (как в другом сумароковском сочинении):

Едва от ужаса сей камень не дрожит — Полночный Александр зарыт под ним лежит. Восточный Александр с победою вел греков.Где нет уж и зверей, не только человеков; Но не был бы и сей, как оный побежден, Когда бы не был Петр во время то рожден.

III. Иное дело, когда между поэтом, написавшим эпитафию, и тем, кому она посвящена, пролегло время. Историческая перспектива прояснилась — и виден масштаб личности ушедшего.

1. Каждому из трех великих русских поэтов XVIII века посвящено немало эпитафий. О сатирической направленности этих произведений, разумеется, не может быть речи, напротив, они зачастую излишне торжественны. Образ литератора, отделившийся от реального человека, как он видится потомкам, обладает характерными чертами. Образ этот уже устоялся и в чем-то даже обеднен. Это не живое лицо, а застывшая маска памятника. Стихотворцы-потомки воспевают В. К. Тредиаковского как переводчика и большого труженика, говоря о М. В. Ломоносове, поминают его научные заслуги и то, что он обновил русский язык, А. П. Сумароков выступает как поэт и драматург, которому многим обязан русский театр. Сложилась серия не только смысловых, но и поэтических клише, например почти обязательная рифма «Ломоносов — россов».

2. Но жизнь продолжается, а следовательно, продолжается и политическая борьба. Великие поэты XVIII века выступают не просто в роли эталона, айв роли жупела, которым пугают собственных — живых — врагов и соперников. Это словно проекция старых стихов на современность (скорбь в эпитафии вновь уступает место сатире), как в эпитафии Н. П. Николева:

Здесь Сумарокова сокрыт под камнем прах, Поэта славного в российских сторонах, Который, и уму, и сердцу быв полезен, Соделался пером бессмертен и любезен. Прохожий! воздохни и так промолвь в себе: О! сколь злосчастной мы подвержены судьбе. Я вижу тьму невежд, хранящих яд в утробе; Они живут... а честь и дарованья в гробе.

IV. Ни прижизненные, ни посмертные эпитафии не могут объективно рассказывать о той или иной исторической личности, ибо общежанровые черты стремятся к разрешению иной задачи, и конкретное отступает перед общим и обобщенным.

1. По каким книгам начал постигать азы науки М. В. Ломоносов?

2. 

3. Куда, чуть трансформировавшись, перешел другой ломоносовский образ? — 

4. С каким древнегреческим поэтом вел разговор Ломоносов?

5. Кто такой Зубницкий, мишень ломоносовской эпиграммы?

6. К кому обращено ломоносовское «Письмо о пользе Стекла»?

7. В работе над переводом какого произведения соревновались с М. В. Ломоносовым Г. Р. Державин и А. С. Пушкин?

8. Как фамилия профессора, с которым М. В. Ломоносов производил опыты по изучению электричества и который погиб во время опыта, а Ломоносов горевал о его кончине?

9. Какое удивительное астрономическое открытие, повлиявшее не только на всю последующую науку, но и на такой, казалось бы, далекий от серьезной науки жанр, как современная литературная фантастика, сделал Ломоносов?

10. Над созданием какого необычайного оптического прибора трудился Ломоносов?

11. Какое учебное заведение открыто благодаря стараниям Ломоносова (им даже был составлен особый проект)?

12. Членом каких зарубежных Академий наук был Ломоносов?

13. Что натолкнуло Ломоносова обратиться в стихах к кузнечику?

14. А кто был предком кузнечика из ломоносовского стихотворения?

15. Сумароков и Шекспир — конечно, такое сравнение почти неправомерно, и все-таки, если внимательно перечитать названия их произведений, можно найти одно сходство. Какое?

16. Какой журнал издавал Сумароков?

17. Кому был посвящен сумароковский журнал?

18. Что это за жанр «вздорные оды», созданный Сумароковым?

19. Какой высокий жанр, прежде отсутствовавший в русской литературе, принес в нее А. П. Сумароков?

20. Какая фраза из сумароковских притч стала крылатой?

21. Каким образом эта фраза приобрела популярность?

22.

Если бы не указание на авторство притчи «Парисов суд», можно было бы подумать, что это двустишие из стихотворения известного поэ-та-сатириконца. Так чьи стихи предвосхитил Сумароков?

23.

Стихи какого поэта, близкого к обэриутам, созвучны с этими стихами А. П. Сумарокова?

24. Кто, по мнению Сумарокова, эта самая обезьяна из притчи «Обезьяна-стихотворец»?

25. Против какого литературного противника направлена сумароковская комедия, «Тресо-тиниус»?

26. Кроме собственно мироощущения поэта, что еще может быть причиной мрачного колорита многих сумароковских стихов о смерти и бренности. бытия?

27. Каким транспортом добирался от Гааги до Парижа В. К. Тредиаковский?

28. В каком знаменитом университете учился Тредиаковский?

29. Что общего у Тредиаковского и драматурга Карло Гоцци?

30. В одной области с Тредиаковским не могли сравниться не только Ломоносов и Сумароков, но и никто другой из соотечественников. Что это была за область?

31. На каком языке писал стихи В. К. Тредиаковский?

32. Кто перевел иностранные стихи В. К. Тредиаковского на русский язык?

33. Кто автор романа «Езда в остров Любви», переведенного В. К. Тредиаковским?

34. «Не столп, воздвигнутый над тлением твоим, сохранит память твою в дальнейшее по-томство; Не камень со иссечением имени твоего пренесет славу твою в будущие столетия. Слово твое, живущее присно и во веки в творениях твоих, слово Российского племени, тобою в языке нашем обновленное, прелетит во устах народных, за необозримый горизонт столетий. Пускай стихии, свирепствуя сложенно, разверзнут земную хлябь и поглотят великолепный сей град, откуда громкое твое пение раздавалося во все концы обширныя России; пускай яростный некий завоеватель истребит даже имя любезного твоего отечества; но доколе слово российское ударять будет слух, ты жив будешь и не умрешь. Если, умолкнет оно, то и слава твоя угаснет». Кто автор этих слов, о каком литературном произведении они напоминают и к кому обращены?

1. Это были увиденные в доме соседа Христофора Дудина, а затем слезно выпрошенные у него «Грамматика» Мелетия Смотрицкого и «Арифметика» Леонтия Магницкого. Читать же и писать Ломоносов научился раньше, и к тому времени прочитал даже «Псалтырь рифмотвор-ную» Симеона Полоцкого. Но «Грамматика» и «Арифметика» были первыми «мирскими» книгами в его жизни.

2. Рифма и сопоставление Ломоносова использованы в пушкинской «Полтаве»:

3. Образ перешел в ту же «Полтаву». Строки о всаднике и коне следуют сразу за портретом Петра.

Так части разных произведений Ломоносова соединились в пушкинском сознании.

4. У Ломоносова есть композиция «Разговор с Анакреоном», состоящая из нескольких стихотворений, переведенных с древнегреческого, и его собственных стихотворных ответов на эти переводы.

5. Под Зубницким поэт подразумевал В. К. Тредиаковского. На это указывают и намеки в тексте, и почти прямые цитаты:

Двустишие отсылает к строкам Тредиаковского из «песенки, которую я сочинил еще будучи в московских школах на мой выезд в чужие края»:

6. «Письмо...» обращено к И. И. Шувалову, покровителю Ломоносова.

7. Все они переводили оду Горация «К Мельпомене». О своеобразии подхода к первоисточнику можно судить уже по первой строке. В ломоносовском переводе она звучит так: «Я знак бессмертия себе воздвигнул...», в державинском: «Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный...» и в пушкинском хрестоматийное: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» Кстати, следует учесть, что название «Памятник» есть лишь у Державина. У Ломоносова и у Пушкина перевод не озаглавлен.

8. Это был профессор Рихман, один из немногих ученых, к кому Ломоносов испытывал искреннюю симпатию.

9. Он открыл атмосферу на Венере. Без этого открытия невозможны никакие фантастические романы, повествующие о прикдючениях в венерианских болотах и тому подобном, ведь без атмосферы нельзя предположить и существование на Венере каких-либо форм жизни.

10. Он хотел сделать «ночезрительную трубу».

11. Трудам и заботам Ломоносова обязан своим существованием Московский университет.

12. Он был избран в Шведскую и Болонскую академии наук.

13. Ответ можно найти в названии самого стихотворения — «Стихи, сочиненные на дороге в Петергоф, когда я в 1761 году ехал просить о подписании привилегии для Академии, быв много раз прежде за тем же». Ломоносов устал просить и ходатайствовать об одном и том же. Он завидует свободному и беззаботному кузнечику, к которому обращается со словами восхищения.

14. В основе ломоносовских стихов лежит анакреонтическое стихотворение «К цикаде» — такова кузнечикова родословная.

15. И у Шекспира, и у Сумарокова, есть трагедия «Гамлет».

16. Он издавал первый русский литературный журнал «Трудолюбивая пчела».

17. Он был посвящен жене наследника престола Екатерине Алексеевне, будущей Екатерине П.

18. «Вздорными одами» назывались сумаро-ковские пародии на оды Ломоносова.

19. А. П. Сумароков первым стал писать стихотворные трагедии.

20. Это знаменитая фраза: «Они работают, а вы их труд ядите».

21. Ее в качестве эпиграфа к своему сатирическому журналу «Трутень» использовал Н. И. Новиков.

22. Откроем сборник Саши Черного и прочтем начало стихотворения «Песнь Песней»:

23. Скорее всего, Н. Олейникову сумароковские стихи были известны:

По крайней мере, поэзия XVIII века очень интересовала Н. Заболоцкого, судя по дневниковой записи, хорошо знаком с ней был и Д. Хармс (он упоминает Ломоносова и Тредиаковского).

24. Сумароковский выпад направлен против М. В. Ломоносова. В притче пародируется стиль ломоносовской оды и реальные факты, связанные с публикацией ломоносовских стихов.

25. В этой комедии драматург изобразил своего литературного противника — В. К. Тредиаковского.

26. Сумароков некоторое время был масоном, и многие образы его стихов прочитываются как масонская символика.

27. Ему пришлось весь путь пройти пешком.

28. Он учился в Сорбонне.

29. В юности Тредиаковский сотрудничал с театральной труппой Сакки, с которой позднее работал Карло Гоцци.

30. Тредиаковский был замечательным стиховедом, теоретиком и историком стиха.

31. Он писал стихи на трех языках — по-русски, по-французски и по-латыни.

32. Их перевел на русский язык, изящно стилизовав, М. А. Кузмин.

33. Роман «Езда в остров Любви» сочинил П. Тальман.

34. Это фрагмент из книги А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Образы, использованные автором, напоминают о главном образе Горациевой оды «К Мельпомене». И хотя слова обращены к М. В. Ломоносову, их можно отнести и ко всем писателям XVIII века, и безвестным, и знаменитым, в том числе и к А. П. Сумарокову, и к В. К. Тредиаковскому.

Ломоносов М. В. Полн. собр. соч.: В 10 т. М.; Л., 1950—1959.

Ломоносов М. В. Избр. произв. М.; Л., 1965.

Ломоносов М. В. Избр. проза. М., 1986.

Ломоносов М. В. Избр. произв.: В 2 т. М., 1986.

Ломоносов М. В. Соч. М., 1987.

Сумароков А. П. Стихотворения. Л., 1935.

Сумароков А. П. Стихотворения. Л., 1953.

Сумароков А. Ц. Избр. произв. Л., 1957.

Тредиаковский [В. К.]. Стихотворения. Л., 1935.

Тредиаковский В. К. Избр. произв. М.; Л., 1963.

Тредиаковский В., Ломоносов М., Сумароков А. Стихотворения. Л., 1935.

Берков П. Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750—1765. М.; Л., 1936.

Берков П. Н. Сумароков. 1717—1777. Л.; М., 1949.

Бонди С. Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков // Тредиаковский [В. К]. Стихотворения. Л., 1935.

Вавилов С. И. Михаил Васильевич Ломоносов. М., 1961.

Гуковский Г. А. Очерки по истории русской литературы XVIII в. М.; Л., 1936.

Гуковский Г. А. Тредиаковский как теоретик литературы // XVIII век. М.; Л., 1964. Сб. 6.

Коровин Г. М. М. В. Ломоносов: Указатель основной научной литературы. М.; Л., 1950.

Коровин Г. М. Библиотека Ломоносова. М.; Л., 1961.

Косман А. Комедии Сумарокова // Уч. зап. МГУ, 1948. Вып. 127. Кн. 3.

Кузнецов Б. Г. Творческий путь Ломоносова. М., 1952.

Лебедев Е. Огонь — его родитель. М., 1976.

Летопись жизни и творчества М. В. Ломоносова. М.; Л., 1961.

Литературное творчество М. В. Ломоносова, М.; Л., 1962.

Ломоносов: Сб. статей и материалов. М.; Л., 1940—1961. Т. 1—5.

М. В. Ломоносов в воспоминаниях и характеристиках современников. М.; Л., 1962.

Меншуткин Б. Н. Жизнеописание Михаила Васильевича Ломоносова. М.; Л., 1947.

Модзалевский Л. Б. Рукописи Ломоносова в АН СССР. Л.; М., 1937.

Морозов А. А. М. В. Ломоносов. 1711—1765. Л., 1955.

Морозов А. А. Ломоносов: Путь к зрелости. 1711—1741. М.; Л., 1962.

Орлов А. С. «Тилемахида» В. К. Тредиаковского // XVIII век: Сб. статей и материалов. М.; Л., 1935.

Пумпянский Л. В. Тредиаковский и немецкая школа разума // Западный сборник. М.; Л., 1937.

Серман И. Э. Тредиаковский и просветительство (1730-е годы) // XVIII век. М.; Л., 1962. Сб. 5.

Серман И. Э. Поэтический стиль Ломоносова. М.; Л., 1966.

Серман И. Э. Русская поэзия середины XVIII века: Сумароков и его школа // История русской поэзии. Л., 1968. Т. 1.

Тимофеев Л. И. Реформа Тредиаковского и Ломоносова // Тимофеев Л. И. Очерки теории и истории русского стиха. М., 1958.

Томашевский Б. В. Реформа Тредиаковского и Ломоносова // Томашевский Б. В. Стилистика и стихосложение. Л., 1959.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки