1795, 4 января В Москве у отставного секунд-майора Сергея Ивановича Грибоедова и его жены Настасьи Федоровны родился сын Александр.

1802 (или 1803) Учеба в Московском университетском Благородном пансионе до конца 1805 г.

1806, январь Поступление в Московский университет на словесное отделение философского факультета.

1808, июнь Присуждение степени кандидата словесных наук. Учеба на этико-политическом (юридическом) отделении философского факультета. 1810, июнь Получение степени кандидата прав. Остается в университете для изучения математики и естественных наук.

1812, июль Записался добровольцем в армию. Зачислен корнетом в Московский гусарский полк, с которым вскоре уходит в Казань.

Декабрь Из-за расформирования Московского полка переведен в Иркутский гусарский полк.

1813, май Прибывает в г. Кобрин Гродненской губернии, где расквартирован полк.

Сентябрь Зачислен адъютантом командира резервного кавалерийского корпуса в Брест-Литовске. Знакомство с С. Н. Бегичевым и А. А. Шаховским.

1814, август В «Вестнике Европы», № 22 опуб-ликовано первое «Письмо из Бреста Литовска к издателю».

Конец года Приезд в Петербург в отпуск. Знакомство с Н. И. Гречем, А. А. Жанд-ром, П. А. Катениным и др. Написана комедия «Молодые супруги».

1815, сентябрь Первое представление комедии «Молодые супруги» в Петербурге. Декабрь Подает прошение об отставке из армии.

1817, июнь Зачислен на службу в Коллегию иностранных дел. Знакомство с А. С. Пушкиным и В. К. Кюхельбекером.

Август — октябрь Пишет вместе с Катениным комедию «Студент», собственную комедию «Своя семья, или Замужняя невеста» (впервые поставлена в Петербурге в 1818г.), выполняет подстрочный перевод «Семелы» Ф. Шиллера.

Ноябрь В качестве секунданта А. П. Зава-довского участвует в дуэли.

1818, июль Назначен секретарем русской дипломатической миссии в Персии. Октябрь По дороге в Персию, в Тифлисе, принимает дуэльный вызов А. И. Якубовича.

1819, февраль Приезжает в Персию, в Тавриз.

Март Поездка в Тегеран.

Июль Путешествие по Персии с шахом и его свитой.

Сентябрь Сопровождает партию русских солдат, возвращающихся из персидского плена, из Тавриза в Грузию.

Октябрь Прибывает в Тифлис, оттуда в Чечню к генералу А. П. Ермолову.

1820, февраль Возвращение в Персию. Часто ездит в Тифлис с донесениями А. П. Ермолову. Сближается с В. К. Кюхельбекером, находящимся в это время в Тифлисе.

1822, февраль Назначен чиновником по дипломатической части при А. П. Ермолове.

1823, март Отъезд в Москву и Петербург в длительный отпуск. Привозит два акта комедии «Горе от ума» в первоначальной редакции.

Июль В тульском поместье С. Н. Бегичева работает над третьим и четвертым актами комедии.

Сентябрь Возвращение в Москву.

Ноябрь— декабрь Сообща с П. А. Вяземским пишет водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом» (первое представление в Москве в 1824 г.).

1824, июнь Приезд в Петербург. Знакомство с Н. М. Карамзиным, встречи с И. А. Крыловым, Н. И. Гнедичем, К. Ф. Рылеевым, А. А. Бестужевым. Декабрь Принят в Общество любителей российской словесности.

1825, январь Цензурный запрет публикации полного текста «Горя от ума». Публикует отрывки комедии в альманахе «Русская Талия».

Май Театральная цензура запрещает постановку «Горя от ума» в Петербургской театральной школе. Отъезд из Петербурга на юг. В Киеве встречается с декабристами С. И. Муравьевым-Апостолом, М. П. Бестужевым-Рюминым, С. П. Трубецким.

Июнь — август Путешествует по Крыму.

Сентябрь Из Феодосии через Керчь и Тамань едет на Кавказ.

Октябрь Приезжает к А. П. Ермолову в станицу Екатериноградскую.

Декабрь Следственный комитет по делу декабристов выносит постановление об аресте Грибоедова.

1826, январь Арест в крепости Грозной.

Февраль Доставлен в Петербург, помещен в ордонанс-гауз Главного штаба.

Март Допрос в комитете по делу декабристов.

Июнь Освобожден из-под ареста с очистительным аттестатом. Представлен Николаю I.

Июль Начало русско-персидской войны. Грибоедов выезжает из Петербурга в Москву.

Август Отъезд в Тифлис.

1827, апрель Грибоедову предписано принять в свое ведение дела по дипломатическим отношениям с Турцией и Персией.

Май Отъезд из Тифлиса для участия в военном походе на Эривань.

Июль Отправляется в персидский лагерь для переговоров с Аббас-Мирзою.

1828, февраль Подписан Туркманчайский мирный договор с Персией, в заключении которого принимал активное участие Грибоедов.

Март Привозит в Петербург текст Турк-манчайского договора.

Апрель Назначен министром-резидентом (посланником) в Персию.

Июнь Отъезд из Петербурга к месту службы.

Июль Отъезд в Тифлис. Там делает предложение Нине Александровне Чав-чавадзе. Подписывает с П. Д. Завелейским «Вступление» к проекту устава Российской Закавказской компании.

Август Свадьба Грибоедова.

Сентябрь Грибоедов с женой, чинами и служащими посольства, с конвоем выезжает из Тифлиса в Персию.

Декабрь Оставив беременную жену в Таври-зе, едет в Тегеран для представления шаху.

1829, 30 января Разгром русского посольства в Тегеране. Убийство Грибоедова.

18 июля Похороны Грибоедова в Тифлисе, в ограде монастырской церкви св. Давида на горе Мтацминда.

Грибоедов родился в Москве, 1795 года, мать его, имевши только сына и дочь, ничего не щадила для их воспитания, и Грибоедов своею понятливостью и любознанием в полной мере удовлетворял ее. Тогда еще не были назначены лета для вступления в университет, и он вступил студентом тринадцати лет, знавши уже совершенно французский, немецкий и английский языки и понимавши свободно в оригинале всех латинских поэтов; в дополнение к этому имел необыкновенную способность к музыке, играл отлично на фортепиано и если б посвятил себя только этому искусству, то, конечно, сделался бы первоклассным артистом. Но на пятнадцатом году его жизни обозначилось уже, что решительное его призвание — поэзия. Он написал в стихах пародию на трагедию «Дмитрий Донской», под названием «Дмитрий Дрянской», по случаю ссоры русских профессоров с немецкими за залу аудитории, в которой и русские, и немецкие профессора хотели иметь кафедру. Начинается так же, как и в трагедии, советом русских, которые хотят изгнать из университета немцев, потом также кстати, как в трагедии, явилась в стан княжна Ксения, пришла в университет Аксиния и т. п. Все приготовились к бою, но русские одержали победу. Профессор Дмитрий Дрянской, издававший журнал, вышел вперед, начал читать первый нумер своего журнала, и немцы все заснули. Тетрадка эта, писанная его рукой, сохраняется у меня. Конечно, это произведение юношеское, но в нем, однако ж, много юмора и счастливых стихов.

Трехлетнее (если не ошибаюсь) пребывание его в Персии и уединенная жизнь в Тебризе сделали Грибоедову большую пользу. Сильная воля его укрепилась, всегдашнее любознание его не имело уже преграды и рассеяния. Он много читал по всем предметам наук и много учился. Способность его к изучению языков была необыкновенная: он узнал совершенно персидский язык, прочел всех персидских поэтов и сам мог писать стихи на этом языке. Начал также учиться санскритскому языку, но учение это не кончил. Потом был он чиновником при известном генерале и тогдашнем начальнике Грузии и Кавказа Алексее Петровиче Ермолове, пользовался его благорасположением, бывал с ним в военных экспедициях и до конца жизни отлично уважал его.

Обладая всеми светскими выгодами, Грибоедов не любил света, не любил пустых визитов или чинных обедов, ни блестящих праздников так называемого лучшего общества. Узы ничтожных приличий были ему несносны потому даже, что они узы. Он не мог и не хотел скрывать насмешки над подслащенною и самодовольною глупостью, ни презрения к низкой искательности, ни негодования при виде счастливого порока. Кровь сердца всегда играла у него на лице. Никто не похвалится его лестью; никто не дерзнет сказать, будто слышал от него неправду. Он мог сам обманываться,, но обманывать — никогда. Твердость, с которою он обличал порочные привычки, несмотря на знатность особы, показалась бы иным катоновскою суровостью, даже дерзостью; но так как видно было при этом, что он хотел только извинить, а не уколоть, то нравоучение его, если не производило исправления, по крайней мере, не возбуждало и гнева.

Он не любил женщин, так, по крайней мере, уверял он, хотя я имел причины в этом сомневаться. «Женщина есть мужчина-ребенок» — было его мнение. Слова Байрона: «Дайте им пряник да зеркало, и они будут совершенно, довольны» — ему казались весьма справедливыми. «Чему от них можно научиться? — говаривал он. — Они не могут быть ни просвещены без педантизма, ни чувствительны без жеманства. Рассудительность их сходит в недостойную расчетливость и самая чистота нравов в нетерпимость и ханжество. Они чувствуют живо, но не глубоко. Судят остроумно, только без основания, и, быстро схватывая подробности, едва ли могут постичь, обнять целое. Есть исключения, зато они редки; и какой дорогой ценой, какой потерею времени должно покупать приближение к этим феноменам! словом, женщины сносны и занимательны только для влюбленных».

Вся жизнь его деятельности, проведенная или на бивуаках, или в азиатских городах Грузии и Персии, имела много прелестей или, по крайней мере, занимательности и без общества женщин, и это самое породило в нем убеждение, что ъ политическом быту мы должны осудить женщин на азиатское или, по крайней мере, на афонское заключение. «Они предназначены самой природой для мелочной домашней жизни, — говаривал он,— равно по силам телесным, как и умственным. Надобно, чтоб они жили больше для детей » мужей своих, чем невестились и ребячились для света. Если б мельница дел общественных меньше вертелась от вееров, дела шли прямее и единообразнее; места не доставались бы по прихоти и связям родственным или меценатов в чепчиках, всегда готовых увлекаться наружностью лиц и вещей, — покой браков был бы прочнее, а дети умнее и здоровее.

Сохрани меня Бог, чтоб я желал лишить девиц воспитания, напротив, заключив их в кругу теснейшем, я бы желал дать им познания о вещах, гораздо основательнее нынешних».

Слушал Чацкого, но только один раз и не с тем вниманием, коего он достоин. Вот что мельком успел я заметить: Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным. Следственно, не осуждаю ни плана, ни завязки, ни приличий комедии Грибоедова. Цель его — характеры и резкая картина нравов. В этом отношении Фамусов и Скалозуб превосходны. Софья начертана неясно: не то ...... не то московская кузина. Молчалин не довольно резко подл; не нужно ли было сделать из него и труса? старая пружина, но штатский трус в большом свете между Чацким и Скалозубом мог быть очень забавен. Les propos de bal, сплетни, рассказ Ре-петилова о клобе, Загорецкий, всеми отъявленный и везде принятый, — вот черты истинно комического гения. Теперь вопрос. В комедии «Горе от ума» кто умное действующее лицо? ответ: Грибоедов. А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все, что говорит он, — очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека — с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетило-выми и тому подоб. Кстати, что такое Репети-лов? в нем два, три, десять характеров. Зачем делать его гадким? довольно, что он ветрен и глуп с таким простодушием; довольно, чтоб он признавался поминутно в своей глупости, а не в мерзостях. Это смирение чрезвычайно ново на театре, хоть кому из нас не случалось конфузиться, слушая ему подобных кающихся? — Между мастерскими чертами этой прелестной комедии — недоверчивость Чацкого в любви Софии к Молчалину прелестна! — и как натурально! Вот на чем должна была вертеться вся комедия, но Грибоедов, видно, не захотел — его воля. О стихах я не говорю, половина — должны войти в пословицу.

Покажи это Грибоедову. Может быть, я в ином ошибся. Слушая его комедию, я не критиковал, а наслаждался. Эти замечания пришли мне в голову после, когда уже не мог я справиться. По крайней мере говорю прямо, без обиняков, как истинному таланту (Письмо к А. А. Бестужеву, конец января 1825 г. Отрывок).

Отдохнув несколько минут, я пустился далее и на высоком берегу реки увидел против себя крепость Гергеры. Три потока с шумом и пеной низвергались с высокого берега. Я переехал через реку. Два вола, впряженные в арбу, подымались на крутую дорогу. Несколько грузин сопровождали арбу. «Откуда вы?».— спросил я их. «Из Тегерана». — «Что вы везете?» — «Грибоеда». Это было, тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис.

Не думал я встретить уже когда-нибудь нашего Грибоедова! Я расстался с ним в прошлом году, в Петербурге, пред отъездом его в Персию. Он был печален и имел странные предчувствия. Я было хотел его успокоить; он мне сказал: Vous ne connaissez pas ces gens — la: vous verrez qu'il faudra jouer des couteaux. Он полагал, что причиною кровопролития будет смерть шаха и междоусобицы его семидесяти сыновей. Но престарелый шах еще жив, а пророческие слова Грибоедова сбылись. Он погиб под кинжалами персиян, жертвой невежества и вероломства. Обезображенный труп его, бывший три дня игралищем тегеранской черни, узнан был только по руке, некогда простреленной пистолетною пулею.

Я познакомился с Грибоедовым в 1817 году. Его меланхолический характер, его озлобленный ум, его добродушие, самые слабости и пороки, неизбежные спутники человечества, — все в нем было необыкновенно привлекательно. Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан; даже его холодная и блестящая храбрость оставалась некоторое время в подозрении. Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую, несносную улыбку, — когда случалось им говорить о нем как о человеке необыкновенном. Люди верят только славе и не понимают, что между ими может находиться какой-нибудь Наполеон, не предводительствовавший ни одною егерскою ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки в «Московском телеграфе». Впрочем, уважение наше к славе происходи?, может быть, от самолюбия: в состав славы входит ведь и наш голос.

Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств. Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда со своею молодостию и круто поворотить свою жизнь. Он простился с Петербургом и с праздной рассеянностию; уехал в Грузию, где пробыл осемь лет в уединенных, неусыпных занятиях. Возвращение его в Москву в 1824 году было переворотом в его судьбе и началом беспрерывных успехов. Его рукописная комедия «Горе от ума» произвела неописанное действие и вдруг поставила его наряду с первыми нашими поэтами. Несколько времени потом совершенное знание того края, где начиналась война, открыло ему новое поприще; он назначен был посланником. Приехав в Грузию, женился он на той, которую любил... Не знаю ничего завиднее последних годов бурной его жизни. Самая смерть, постигшая его посреди смелого, неровного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна.

Как жаль, что Грибоедов не оставил своих записок! Написать его биографию было бы делом его друзей; но замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны... («Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года». Глава вторая. Отрывок).

«Горе от ума» есть произведение в своем роде единственное на русском языке и замечательное для всех словесностей. Высокое вдохновение отразилось во всех частях его. Но, кажется, никто не заметил до сих пор главного, что составляет высшее его достоинство, дает ему народность и делает его произведением своего века и народа. Это самобытность, первообразность характеров. Мы сказали и повторяем, что Грибоедов не списал, а создал их. Он схватил множество рассеянных в разных лицах черт характера московского барина, облек их истинными формами, дал им жизнь и наименовал их: Фамусов. Так и останется это лицо жить в потомстве. Фамусов является вам в обществе под тысячью различных обликов, и потому-то многие находят в нем сходство с тем и с другим. Они и правы и не правы. Черты Фамусова находятся во многих, но собственно это лицо есть создание поэта; поэт собрал самые осязаемые из сих черт и воплотил их в лице Фамусова, который потому-то и верен своему идеалу до такой изумительной степени, что в нем соединены самые главные, отличительные, основные приметы московского барина. Это лицо так же истинно, как лицо Фигаро, Фальстафа, Гарпагона, Жил Блаза, прототипов своего рода, и в создании характера Фамусова Грибоедов едва ли не стал рядом с Бомарше, Шекспиром, Мольером и Лесажем. Другие лица не менее отличены истиною. Так, в Чацком соединено множество черт некоторых из нынешних молодых людей. Чацкий одушевлен страстями огненными; он пылок, горд, страстен ко всему прекрасному, высокому и родному. Но по самому основанию своего характера он не может быть так разителен, как Фамусов, ибо стремление бессильное не носит на себе характера самобытности и не имеет имени. Чацкий хочет всего хорошего, но не достигает ни к чему: это человек, стоящий не много выше толпы. Зато противоположный ему характер Молчалива создание превосходное! Несмотря на незначительность этого лица в пьесе, оно так же отличено самобытностию, как и лицо Фамусова. Низкий ползун, весь заключенный в ничтожные формы, льстец подлый и предатель коварный, этот Молчалин носит несомненный признак тех людей, которые, по словам Чацкого, блаженствуют на свете. Всякий век имеет своих Молчалиных, но в наше время они точно таковы, как Молчалин «Горя от ума». Художник в искусстве поднять платок, погладить шпица, втереть карточку, смолчать, когда его бранят, он за это получает три награжденья, чин асессора, и в ладу, в дружбе со всеми. Осмотритесь: вы окружены Молчаливыми. Создание этого характера есть порыв души благородной, желающей обличить порок и невежество. Софья... но о женщинах не смеем рассуждать вслух. Желаем только, чтобы и характер Софьи не был первообразом нынешних светских девушек. Наконец, забудем ли милого Скалозуба, встречного на всяком шагу Ре-петилова, мастера услужить Загорецкого, княгиню и князя Тугоуховских, Хлёстову, графиню бабушку и внучку, шестерых княжон? Нет, они не дают забыть о себе, они все вокруг нас, впереди нас, за нами и перед нами. Это члены светского общества. Поэт не мог представить всех их в полном развитии; но немногие означенные на них черты заставляют указывать пальцами на многих, может быть невинных, ибо нельзя довольно твердить о том, что это не личности, а характеры нашего времени, принадлежащие главной части общества, но не списанные ни с кого прямо, ибо тогда не были бы они так резки и сильны. Не говорим ничего о лице служанки Лизы. Это лицо страдательное и хотя верно списанное с идеала нынешних служанок, но по ничтожности своей в обществе и, следовательно, в комедии, которая есть верный снимок с него, не отличающееся первообразностию. В иной комедии и это лицо составило бы славу автора, но в «Горе от ума», где автор поражает главные, самые разрушительные пороки общества, оно не производит большого впечатления. Его слишком заслоняют другие, более значительные лица — Платон Михайлович и Наталья Дмитревна могут служить доказательством искусства Грибоедова: мимоходом, почти без внимания, он обнажил в них смешную сторону нежных супруг и уступчивых супругов.

Таковы характеры «Горя от ума». Не менее оригинальна и превосходна вся связь пьесы. Я не знаю, можно ли в драматическом объеме сильнее, лучше выразить характер некоторых обществ светских? Бездушные, ничтожные невежды, погруженные в тину своих пороков, глупостей и подлостей, окружающие Чацкого, изумляются его появлению. Разберите побудительные причины действий каждого. Фамусов думает только о наружном исполнении своих обязанностей: для воспитания дочери он берет мадаму, которая За лишних в год пятьсот рублей Сманить себя другими допустила, желает выдать свою Софью за Скалозуба потому только, что он не нынче, завтра генерал. О должности своей он говорит:

Тысячи подобных черт показывают вам, что Фамусов глупый, бездушный невежда, думающий только об удобстве животной жизни. Мол-чалин не разбирает средств и хочет только возвышаться, унижаясь. Загорецкий — переносить горазд, и в карты не садись: продаст. Скалозуб дурак, не имеющий ни доброты, ни чувства. Это Скотинин нашего времени. Репети-лов болтун, сатира на образованность, затерянный среди глупцов, подобных ему, и не различающий злодея от доброго человека. Все другие лица действуют по таким же благородным правилам и побуждениям. Но здесь поэт-живописец умел бросить еще одну тень, показывающую в нем наблюдателя глубокомысленного. Посреди невежд и мерзавцев Софья, рожденная для чувств сильных и, может быть, высоких, делается подобною всем другим и в три года отсутствия Чацкого доходит до последней низости порока. Платон Михайлович, славный малый, в год московской жизни становится лентяем, пустым, никуда не годным посетителем гостиных. Таков заразительный воздух некоторых обществ!.. И посреди такого-то общества является Чацкий, как будто выходец с другого света. Его пламенная, чистая, благородная душа, его ум, просвещенный и современный, не понимают этого общества. Он, при встрече со всеми, ссорится, говоря им по уму и чувству. Они начинают ненавидеть его и разглашают нелепую молву, что Чацкий сошел с ума. К этому пристают даже люди добрые, какова Наталья Дмитревна, и их пересуды, их сожаления, убийственные больше их ненависти, гремят как торжественная песнь. Вообще явления, где Чацкого оглашают сумасшедшим и рассуждают об этом, венец всей драмы. Только истинный поэт мог создать эту сцену. Обличение Софьи не производит в Фамусове никакого чувства, кроме досады, что о стыде его узнают другие. Этою резкою чертою заключается драма Грибоедова. («Горе от ума». Комедия в четырех действиях, в стихах. Сочинение А. С. Грибоедова».)

Основными стихиями «Горя от ума» были: негодование русской души против смешных недостатков современного общества и противоположность их — независимый дух русского человека. В Чацком выражено все, чего желал поэт от молодого поколения нашего, и мы не назовем лица его идеалом: Чацкий не идеал, а человек, каким, может быть, чувствовал себя Грибоедов. Он так противоположен всем и всему окружающему его, что при каждом обстоятельстве, при каждой встрече должен невольно ссориться с людьми, их мнениями, их обычаями и привычками. При таком плане комедии были невозможны мольеровские размеры. Тут не могло быть ни искусственной любви, которая служила бы завязкою пьесы, ни резонера дяди, ни ветреника юноши, ни плута слуги. Поэт взял свои лица из окружавшего его общества, а не из прежней теории комедии, и оттого все они носят свой, самобытный образ. Язык их также не мог быть подражанием каким-нибудь образцам, потому что одушевление поэта было чисто русское. Таким образом, главное и величайшее достоинство «Горя от ума» в глубокой самобытности комедии. Вся сила, все красоты ее вышли из чистого, свежего источника и останутся навсегда образцом для будущих наших комиков. Пусть только они, как Грибоедов, узнают свое отечество, почувствуют его, полюбят в душе, как он, приготовятся к творчеству непрерывным изучением человека и общества, и такой же неувядаемый венок славы будет их наградою. Пример великий и разительный! Прежде всего надобно быть сыном своей страны: здесь заключены все силы и средства дарования, которому иначе не поможет никакая образованность и ученость. Но при таком условии вам понятными будут слова Грибоедова, что предметы для комедии всегда вокруг нас: умейте только понимать и чувствовать их по-русски.

Комедия Грибоедова взяла другое время общества — выставила болезни от дурно понятого просвещения, от принятия глупых светских мелочей наместо главного, словом — взяла донкишотскую сторону нашего европейского образования, несвязавшуюся смесь обычаев, сделавшую русских не русскими, но иностранцами. Тип Фамусова так же глубоко постигнут, как и Простаковой. Так же наивно, как хвастается Простакова своим невежеством, он хвастается полупросвещением, как собственным, так и всего того сословия, к которому принадлежит: хвастается тем, что московские девицы верхние выводят нотки, словечка два не скажут, все с ужимкой; что дверь у него отперта для всех, как званых, так и незваных, особенно для иностранных; что канцелярия у него набита ничего не делающей родней. Он и благопристойный, степенный человек, и волокита, и читает мораль, и мастер так пообедать, что в три дня не сварится. Он даже вольнодумец, если соберется с подобными себе стариками, и в то же время готов не допустить на выстрел к столицам молодых вольнодумцев, именем которых честит всех, кто не подчинился принятым светским обычаям их общества. В существе своем это одно из тех выветрившихся лиц, в которых, при всем их светском comme il faut, не осталось ровно ничего, которые своим пребыванием в столице и службой так же вредны обществу, как другие ему вредны своею неслужбой и огрубелым пребыванием в деревне. Вредны, во-первых, собственным именьям своим — тем, что, предавши их в руки наемников и управителей, требуя от них только денег для своих балов и обедов, званых и незваных, они разрушили истинно законные узы, связывавшие помещиков с крестьянами; вредны, во-вторых, на служащем поприще — тем, что, доставляя места одним только ничего не делающим родственникам своим, отняли у государства истинных дельцов и отвадили охоту служить у честного человека; вредны, наконец, в-третьих, духу правительства своею двусмысленной жизнью — тем, что под личиною усердия к царю и благонамеренности, требуя поддельной нравственности от молодых людей и развратничая в то же время сами, возбудили негодованье молодежи, неуважение к старости и заслугам и наклонность к вольнодумству действительному у тех, которые имеют некрепкие головы и способны вдаваться в крайности. Не меньше замечателен другой тип: отъявленный мерзавец Загорецкий, везде ругаемый и, к изумлению, всюду принимаемый, лгун, плут, но в то же время мастер угодить всякому сколько-нибудь значительному или сильному лицу доставлением ему того, к чему он греховно падок, готовый, в случае надобности, сделаться патриотом и ратоборцем нравственности, зажечь костры и на них предать пламени все книги, какие ни есть на свете, а в том числе и сочинителей даже самих басен за их вечные насмешки над львами и орлами, и сим обнаруживший, что, не боясь ничего, даже самой позорнейшей брани, боится, однако ж, насмешки, как черт креста. Не меньше замечателен третий тип: глупый либерал Репетилов, рыцарь пустоты во всех ее отношениях, рыскающий по ночным собраньям, радующийся, как Бог весть какой находке, когда удастся ему пристегнуться к какому-нибудь обществу, которое шумит о том, чего он не понимает и рассказать даже не умеет, но которого бредни слушает он с чувством, в уверенности, что попал, наконец, на настоящую дорогу и что тут кроется действительно какое-то общественное дело, которое хотя еще не созрело, но как раз созреет, если только о нем пошумят побольше, станут собираться по ночам да позадористее между собою спорить. Не меньше замечателен четвертый тип: глупый фрунтовик Скалозуб, понявший службу единственно в уменье различать форменные отлич-ки, но при всем том удержавший какой-то свой особенный философский либеральный взгляд на чины, признающий откровенно, что он их считает как необходимые каналы к тому, чтобы попасть в генералы, а там ему хоть трава не расти; все прочие тревоги ему нипочем, а обстоятельства времени и века для него не головоломная наука: он искренно уверен, что весь мир можно успокоить, давши ему в Вольтеры фельдфебеля. Не меньше замечательный также тип и старуха Хлёстова, жалкая смесь пошлости двух веков, удержавшая из старинных времен только одно пошлое: с притязаньями на уваженье от нового поколенья, с требованьями почтенья к себе от тех самых людей, которых сама презирает, готовая выбранить вслух и встречного и поперечного за то только, что не так к ней сел или перед нею оборотился, ни к чему не питающая никакой любви и никакого уважения, но покровительница арапчонок, мосек и людей вроде Молчалина, словом — старуха-дрянь в полном смысле этого слова. Сам Молчалин — тоже замечательный тип. Метко схвачено это лицо, безмолвное, низкое, покамест тихомолком пробирающееся в люди, но в котором, по словам Чацкого, готовится будущий Загорецкий. Такое скопище уродов общества, из которых каждый окарикатурил какое-нибудь мнение, правило, мысль, извративши по-своему законный смысл их, должно было вызвать в отпор ему другую крайность, которая обнаружилась ярко в Чацком. В досаде и в справедливом негодовании противу их всех Чацкий переходит также в излишество, не замечая, что через это самое и через этот невоздержанный язык свой он делается сам нестерпим и даже смешон. Все лица комедии Грибоедова суть такие же дети полупросвещения, как Фонвизиновы — дети непросвещения, русские уроды, временные, преходящие лица, образовавшиеся среди брожения новой закваски. Прямо-русского типа нет ни в ком из них; не слышно русского гражданина. Зритель остается в недоумении насчет того, чем должен быть русский человек. Даже то лицо, которое взято, по-видимому, в образец, то есть сам Чацкий, показывает только стремление чем-то сделаться, выражает только негодование противу того, что презренно и мерзко в обществе, но не дает в себе образца обществу («В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность». Отрывок).

«Горе от ума» не есть комедия, по отсутствию или, лучше сказать, по ложности своей основной идеи; не есть художественное создание, по отсутствию самоцельности, а следовательно, и объективности, составляющей необходимое условие творчества. «Горе от ума» — сатира, а не комедия: сатира же не может быть художественным произведением. И в этом отношении «Горе от ума» находится на неизмеримом, бесконечном расстоянии ниже «Ревизора» как вполне художественного создания, вполне удовлетворяющего высшим требованиям искусства и основным философским законам творчества. Но «Горе от ума» есть в высшей степени поэтическое создание, ряд отдельных картин и самобытных характеров, без отношения к целому, художественно нарисованных кистию широкою, мастерскою, рукою твердою, которая если и дрожала, то не от слабости, а от кипучего, благородного негодования, <с> которым молодая душа еще не в силах была совладеть. В этом отношении «Горе от ума», в его целом, есть какое-то уродливое здание, ничтожное по своему назначению, как, например, сарай, но здание, построенное из драгоценного паросского мрамора, с золотыми украшениями, дивною резьбою, изящными колоннами, и в этом отношении «Горе от ума» стоит на таком же неизмеримом и бесконечном пространстве выше комедий Фонвизина, как и ниже «Ревизора».

Грибоедов принадлежит к самым могучим проявлениям русского духа. В «Горе от ума» он является еще пылким юношею, но обещающим сильное и глубокое мужество, — младенцем, но младенцем, задушающим, еще в колыбели, огромных змей, младенцем, из которого должен явиться дивный Иракл. Разумный опыт жизни и благодетельная сила лет уравновесили бы волнования кипучей натуры, погас бы ее огонь, и исчезло бы его пламя, а осталась бы теплота и свет, взор прояснился бы и возвысился до спокойного и объективного созерцания жизни, в которой все необходимо и все разумно, — и тогда поэт явился бы художником и завещал потомству не лирические порывы своей субъективности, а стройные создания, объективные воспроизведения явлений жизни... Почему Грибоедов не написал ничего после «Горя от ума», хотя публика уже и вправе была ожидать от него созданий зрелых и художественных? — это такой вопрос, решение которого стало бы на огромную статью и которой все бы не решился. Может быть, служба, который он был предан не как-нибудь, не мимоходом, а действительно, вступила в соперничество с поэтическим призванием; а может быть, и то, что в душе Грибоедова уже зрели гигантские зародыши новых созданий, которые осуществить не допустила его ранняя смерть. Кто в нем одержал бы победу — дипломат или художник, — это могла решить только жизнь Грибоедова, но не могут решить никакие умозрения, и потому предоставляем решение этого вопроса мастерам и охотникам выдавать пустые гадания фантазии за действительные выводы ума; сами повторим только, что «Горе от ума» есть произведение таланта могучего, драгоценный перл русской литературы, хотя и не представляющее комедию в художественном значении этого слова, — произведение слабое в целом, но великое своими частностями. («Горе от ума». Комедия в 4-х действиях, в стихах. Сочинение А. С. Грибоедова». В сокращении).

Комедия Грибоедова появилась под конец царствования Александра I; своим смехом она связывала самую блестящую эпоху тогдашней России, эпоху надежд и возвышенной юности, с темными и безмолвными временами Николая.

Чтобы верно оценить значение и влияние произведения Грибоедова в России, нужно перенестись в те времена, когда первое представление «Женитьбы Фигаро» имело во Франции значение государственного переворота.

Комедию Грибоедова читали, заучивали наизусть и переписывали во всех уголках государства прежде, чем она появилась на сцене, прежде цензорского дозволения печатать. Николай разрешил постановку этой пьесы, чтобы лишить ее привлекательности запрещенного плода, и дал свое согласие на отпечатание ее в сокращенном виде, чтобы противодействовать распространению рукописных экземпляров.

И опять-таки содержанием пьесы является наводящая ужас пустота высшего русского общества, в особенности московского. Но это было уже не доброе старое время, когда писал Фонвизин, — за полстолетие совершилось много перемен. Краски уже не так ярки, и не так уже весел смех. Высший свет Грибоедова лучше подделывается под Париж, хотя от него все еще несет на десять шагов русской кожей.

Таково было в начале нашего века это высшее московское общество, о котором на Западе составилось фантастическое представление как о старых боярах, упорствующих в своей оппозиции, имеющих хотя и ошибочные, но все же убеждения. О нем можно составить себе довольно правильное понятие, познакомившись с замечательными письмами мисс Вильмот, напечатанными в приложении к «Запискам» княгини Дашковой . Грибоедов, родившийся в 1795 году, принадлежал к этой же среде, и ему не было нужды оставлять свой отчий дом, чтобы увидеть собственными глазами эти призраки сановников в отставке, прикрывающие орденами и звездами целые бездны неспособности, невежества, тщеславия, угодливости, надменности, низости и даже легкомыслия; и вокруг этих покойников, которых позабыли похоронить, целый мир клиентов, интриганов, тунеядцев, влачащих существование, исполненное формализма, этикета и лишенное всякого общественного интереса.

Не велик промежуток между 1810 и 1820 годами, но между ними находится 1812 год. Нравы те же, тени те же; помещики, возвращающиеся из своих деревень в сожженную столицу, те же. Но что-то изменилось. Пронеслась мысль, и то, чего она коснулась своим дыханием, стало уже не тем, чем было. И прежде всего, в фокусе, в котором мир этот отражается, есть что-то новое, о чем не думал Фонвизин. У автора есть задняя мысль, и герой комедии представляет лишь воплощение этой задней мысли. Образ Чацкого, меланхолический, ушедший в свою иронию, трепещущий от негодования и полный мечтательных идеалов, появляется в последний момент царствования Александра I, накануне восстания на Исакиевской площади; это — декабрист, это — человек, который завершает эпоху Петра I и силится разглядеть, по крайней мере на горизонте, обетованную землю... которой он не увидит.

Его выслушивают среди молчания, так как общество, к которому он обращается, принимает его за сумасшедшего — за буйного сумасшедшего — и за его спиной насмехается над ним ( «Новая фаза русской литературы». Отрывок).

Комедия «Горе от ума» держится каким-то особняком в литературе и отличается моложавостью, свежестью и более крепкой живучестью от других произведений слова. Она как столетний старик, около которого все, отжив по очереди свою пору, умирают и валятся, а он ходит, бодрый и свежий, между могилами старых и колыбелями новых людей. И никому в голову не приходит, что настанет когда-нибудь и его черед.

Соль, эпиграмма, сатира, этот разговорный стих, кажется, никогда не умрут, как и сам рассыпанный в них острый и едкий, живой русский ум, который Грибоедов заключил, как волшебник духа какого-нибудь, в свой замок, и он рассыпается там злобным смехом. Нельзя представить себе, чтоб могла явиться когда-нибудь другая, более естественная, простая, более взятая из жизни речь. Проза и стих слились здесь во что-то нераздельное, затем, кажется, чтобы их легче было удержать в памяти и пустить опять в оборот весь собранный автором ум, юмор, шутку и злость русского ума и языка. Этот язык так же дался автору, как далась группа этих лиц, как дался главный смысл комедии, как далось все вместе, будто вылилось разом, и все образовало необыкновенную комедию — и в тесном смысле, как сценическую пьесу, — и в обширном, как комедию жизни. Другим ничем, как комедией, она и не могла бы быть.

Оставя две капитальные стороны пьесы, которые так явно говорят за себя и потому имеют большинство почитателей, — то есть картину эпохи, с группой живых портретов, и соль языка, — обратимся сначала к комедии как к сценической пьесе, потом как к комедии вообще, к ее общему смыслу, к главному разуму ее в общественном и литературном значении, наконец, скажем и об исполнении ее на сцене.

Давно привыкли говорить, что нет движения, то есть нет действия в пьесе. Как нет движения? Есть — живое, непрерывное, от первого появления Чацкого на сцене до последнего его слова: «Карету мне, карету!»

Это— тонкая, умная, изящная и страстная комедия, в тесном, техническом смысле, — верная в мелких психологических деталях,— но для зрителя почти неуловимая, потому что она замаскирована типичными лицами героев, гениальной рисовкой, колоритом места, эпохи, прелестью языка, всеми поэтическими силами, так обильно разлитыми в пьесе. Действие, то есть собственно интрига в ней, перед этими капитальными сторонами кажется бледным, лишним, почти ненужным.

Только при разъезде в сенях зритель точно пробуждается при неожиданной катастрофе, разразившейся между главными лицами, и вдруг припоминает комедию-интригу. Но и то ненадолго. Перед ним уже вырастает громадный, настоящий смысл комедии.

Главная роль, конечно, — роль Чацкого, без которой не было бы комедии, а была бы, пожалуй, картина нравов. Сам Грибоедов приписал горе Чацкого его уму, а Пушкин отказал ему вовсе в уме.

Можно бы было подумать, что Грибоедов, из отеческой любви к своему герою, польстил ему в заглавии, как будто предупредив читателя, что герой его умен, а все прочие около него не умны.

Но Чацкий не только умнее всех прочих лиц, но и положительно умен. Речь его кипит умом, остроумием. У него есть и сердце, и притом он безукоризненно честен. Словом — это человек не только умный, но и развитой, с чувством, или, как рекомендует его горничная Лиза, он «чувствителен, и весел, и остер». Только личное его горе произошло не от одного ума, а более от других причин, где ум его играл страдательную роль, и это подало Пушкину повод отказать ему в уме. Между тем Чацкий как личность несравненно выше и умнее Онегина и лермонтовского Печорина. Он искренний и горячий деятель, а те — паразиты, изумительно начертанные великими талантами, как болезненные порождения отжившего века. Ими заканчивается их время, а Чацкий начинает новый век — и в этом все его значение и весь «ум».  И Онегин и Печорин оказались неспособны к делу, к активной роли, хотя оба смутно понимали, что около них все истлело. Они были даже «озлоблены», носили в себе и «недовольство» и бродили, как тени, с «тоскующей ленью». Но, презирая пустоту жизни, праздное барство, они поддавались ему и не подумали ни бороться с ним, ни бежать окончательно. Недовольство и озлобление не мешали Онегину франтить, «блестеть» и в театре, и на бале, и в модном ресторане, кокетничать с девицами и серьезно ухаживать за ними в замужестве, а Печорину блестеть интересной скукой и мыкать свою лень и озлобление между княжной Мери и Бэлой, а потом рисоваться равнодушием к ним перед тупым Максимом Максимычем: это равнодушие считалось квинтэссенцией донжуанства. Оба томились, задыхались в своей среде и не знали, чего хотеть. Онегин пробовал читать, но зевнул и бросил, потому что ему и Печорину была знакома одна наука «страсти нежной», а прочему всему они учились «чему-нибудь и как-нибудь» — и им нечего было делать.

Чацкий, как видно, напротив, готовился серьезно к деятельности. «Он славно пишет, переводит», — говорит о нем Фамусов, и все твердят о его высоком уме. Он, конечно, путешествовал недаром, учился, читал, принимался, как видно, за труд, был в сношениях с министрами и разошелся — не трудно догадаться почему.

Служить бы рад, — прислуживаться тошно, — намекает он сам. О «тоскующей лени, о праздной скуке» и помину нет, а еще менее о «страсти нежной» , как о науке и о занятии. Он любит серьезно, видя в Софье будущую жену.

Между тем Чацкому досталось выпить до дна горькую чашу — не найдя ни в ком «сочувствия живого», и уехать, увозя с собой только «мильон терзаний».

Ни Онегин, ни Печорин не поступили бы так неумно вообще, в деле любви и сватовства особенно. Но зато они уже побледнели и обратились для нас в каменные статуи, а Чацкий остается и останется всегда в живых за эту свою «глупость».

Чацкий неизбежен при каждой смене одного века другим. Положение Чацких на общественной лестнице разнообразно, но роль и участь все одна, от крупных государственных и политических личностей, управляющих судьбами масс, до скромной доли в тесном кругу.

Всеми ими управляет одно: раздражение при различных мотивах. У кого, как у грибоедов-ского Чацкого, любовь, у других самолюбие или славолюбие, — но всем им достается в удел свой «мильон терзаний», и никакая высота положения не спасает от него. Очень немногим, просветленным Чацким, дается утешительное сознание, что они недаром бились — хотя и бескорыстно, не для себя и не за себя, а для будущего и за всех, и успели.

Кроме крупных и видных личностей, при резких переходах из одного века в другой,— Чацкие живут и не переводятся в обществе, повторяясь на каждом шагу, в каждом доме, где под одной кровлей уживается старое с молодым, где два века сходятся лицом к лицу в тесноте семейств, — все длится борьба свежего с отжившим, больного с здоровым, и все бьются в поединках, как Горации и Куриации, — миниатюрные Фамусовы и Чацкие.

Каждое дело, требующее обновления, вызывает тень Чацкого — и кто бы ни были деятели, около какого бы человеческого дела — будет ли то новая идея, шаг в науке, в политике, в войне — ни группировались люди, им никуда не уйти от двух главных мотивов борьбы: от совета «учиться, на старших глядя», с одной стороны, и от жажды стремиться от рутины к «свободной жизни» вперед и вперед — с другой.

Вот отчего не состарился до сих пор и едва ли состарится когда-нибудь грибоедовский Чацкий, а с ним и вся комедия. И литература не выбьется из магического круга, начертанного Грибоедовым, как только художник коснется борьбы понятий, смены поколений. Он или даст тип крайних, несозревших передовых личностей, едва намекающих на будущее и потому недолговечных, каких мы уже пережили немало в жизни и в искусстве, или создаст видоизмененный образ Чацкого, как после сервантесовского Дон-Кихота и шекспировского Гамлета являлись и являются бесконечные их подобия.

В честных, горячих речах этих позднейших Чацких будут вечно слышаться грибоедовские мотивы и слова — и если не слова, то смысл и тон раздражительных монологов его Чацкого. От этой музыки здоровые герои в борьбе со старым не уйдут никогда.

1. Бал в доме Фамусова.

2. Памятные сцены в комедии «Горе от ума».

3. Читая комедию «Горе от ума»...

4. Конфликт в комедии «Горе от ума».

5. Чацкий и Молчалин.

6. Фамусов и его окружение.

7. Молчалин вчера, сегодня, завтра.

8. Софья и другие.

9. Что делает Чацкого яркой личностью.

10. «Прошедшего житья подлейшие черты» в комедии «Горе от ума».

При виде богатого дома, радушного хозяина, нарядных гостей невольно любуешься ими. Хочется знать, каковы эти люди, о чем говорят, чем увлекаются, что им близко, что — чуждо. Затем чувствуешь, как первое впечатление сменяется недоумением, потом— презрением как к хозяину дома, одному из московских «тузов» Фамусову, так и к его окружению. Есть другие дворянские семьи, из них вышли герои войны 1812 года, декабристы, великие мастера культуры (а если великие люди вышли из таких домов, какой мы видим в комедии, то не благодаря, а вопреки). Грибоедов же изобразил общество тех московских дворян 20-х годов прошлого века, которое отлично знал. «Уж коли зло пресечь, забрать все книги бы да сжечь» — этой фразы Фамусова достаточно для определения его сущности. В его окружении «не видят» тупости Скалозуба, улыбаются угодничеству Молчалина, Репетилову прощают болтовню, а Загорецкому — мошенничество, не замечают злоязычия графини-внучки и беспардонности Хлёстовой. Они рады посплетничать друг о друге, но это свои люди. Единодушно ополчаются против того, кто независимо держится и свободно мыслит. Обычная, казалось бы, фраза Чацкого: «Служить бы рад, прислуживаться тошно» — настораживает: на кого намек? Тем более другие высказывания, например: «Да и кому в Москве не зажимали рты обеды, ужины и танцы?» Грибоедов смеется над теми, кто в новый, XIX век стремится перенести нравы и обычаи века минувшего, страшится перемен и потому обрушивается на тех, кто думает и чувствует по-другому. Он выражает горечь и боль, что защитники и проповедники былого — хозяева жизни.

Предугадать судьбу человека ищущего сложно, поэтому о будущем Чацкого можно строить разные предположения. Определить прошлое такого человека — тоже. Тот, кто раз и навсегда посвятил себя сотворению карьеры и богатства, не гнушаясь при этом средствами, понятен, и его, казалось бы, легко поставить на место. Но такого намерения почти никогда не возникало. Тем, кто распоряжается судьбами людей, молчалины нужны как воздух. «Молчалины блаженствуют на свете» по нынешний день. Даже не зная завещания папаши Молчалина, можно безошибочно определить, как продвигался он по службе. В своей правоте не сомневается, потому не стыдится сказать Чацкому: «В мои лета не должно сметь свое суждение иметь». Таким он и останется. Пока хитростью и лестью не добьется повышения — вот тогда покажет себя иначе. Вряд ли расстроился, что покинет дом Фамусова: его завтра же с радостью возьмет к себе другой управляющий, работу которого смиренно и услужливо он будет выполнять. В наше время пообтесались скалозубы, не кичатся нелюбовью к книгам Фамусовы, даже загорецкие не столь откровенны в своем плутовстве, а молчалины все те же. Их «умеренность и аккуратность» служат им надежно, как и раньше.

Горе от ума,— это слова не только о Чацком, но и о Софье. Она воспитана в фамусовской среде, в критический момент оказывается, к сожалению, такой же, как остальные: ее не хватает на то, чтобы не опуститься до распространения гнусной клеветы, более того — пусть невольно, но она оказывается ее сочинителем. Когда стремится защитить от язвительного языка Чацкого того, кого любит, ее понять можно, а здесь за нее обидно. Это недостойно ее, потому что она умнее, честнее, ярче тех, кто ее окружает. Она начитанна, интересно мыслит, искренне любит. Умом и характером под стать Чацкому. Любовь к другому помешала ей понять Чацкого, независимо от отношения порадоваться встрече с другом детства и остановиться перед возможностью осквернить дружбу. Когда Софья узнает истинное лицо Молчалина, она ведет себя достойно и вызывает уважение. В этой сцене она выше и значительнее всех тех, кто находится рядом, она лучше их свойствами души, тонкостью ума, благородством натуры — это опасно в ее среде, и нелегкой окажется, по-видимому, ее дальнейшая жизнь.

Яркость человеческой натуры — это сила и смелость душевных помыслов, наличие собственных взглядов и умение отстаивать их, проницательный ум, способность любить, а также способность при всех жизненных обстоятельствах оставаться самим собой. И эти качества есть в Чацком — главном герое комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума».

Любой человек, возвратясь домой, спешит найти что-то новое для себя и хочет увидеть и узнать черточки того, что было дорого. Что же находит Чацкий, вернувшись туда, где прошли его детство и юность? Он видит, хотя сначала всячески старается не поверить увиденному, что стало иным — холодным, безразличным, а порой и враждебным, раздраженным — отношение Софьи, девушки, которую он любил. Зато ничуть не изменились взгляды на жизнь, вкусы, привычки обитателей фамусовского дома и их гостей, «дряхлеющих над выдумками, вздором». Чацкий всем существом своим протестует против праздности, невежества, низкопоклонства перед чинами и заграницей, сразу же вызывая этим, как мне кажется, уважение читателя.

Чацкому помогает его способность говорить только то, что он думает, умение защитить и подтвердить свои слова. Благодаря острому уму, он может удачно подшутить и даже обидеть порой того, кто не понравился ему. Остроты его уместны, но направлены против тех, кто составляет цвет московского барства. За это его не любят. Но еще больше за то, что он смело высказывает свои убеждения: «...верится с трудом, как тот и славился, чья чаще гнулась шея», . «Где, укажите нам, отечества отцы, которых мы должны принять за образцы? не эти ли, грабительством богаты?»

Он отстаивает свои взгляды перед людьми с абсолютно противоположным мышлением. Грибоедовский герой горячо любит свою страну, поэтому с таким возмущением говорит он о пренебрежительном отношении дворян к русской культуре, обычаям, языку. С каким сарказмом сказано о раболепии перед «французиком из Бордо», чувствующим себя в Москве как в своей провинции! И как тепло звучат слова Чацкого: «И дым Отечества нам сладок и приятен!»

Чацкий несовместим с «веком минувшим», он призывает служить делу, а не лицам, и для Фамусова он уже поэтому опасный человек. Чацкий уходит из этого дома, здесь ему делать нечего. Его никогда не поймут, его объявили сумасшедшим за то, что он попытался показать всем, до чего же жалко и ничтожно они выглядят. Он уходит побежденным? Нет. Хотя и победителем его не назовешь. Главное в том, что сам Чацкий не свернет со своего пути, не изменит своим суждениям, не покорится тем, от кого ушел с чувством горечи. Он одержал моральную победу, он остался самим собой — настоящей яркой личностью.

1. Кто сказал о Грибоедове:

(Сказал о себе сам Грибоедов.)

2. Сколько лет отделяет полное издание комедии «Горе от ума» от ее написания? (38 — написана в 1824 г., полностью издана в 1862 г.)

3. Кто сказал о комедии «Горе от ума»: «О стихах не говорю: половина должна войти в пословицу»; «Чацкий Грибоедова есть единственное истинно, героическое лицо нашей литературы»? (Александр Пушкин, Аполлон Григорьев.)

4. Привести не менее шести высказываний Чацкого, ставших афоризмами. («Блажен, кто верует, тепло ему на свете»; «И дым Отечества нам сладок и приятен»; «Хлопочут набирать учителей полки / Числом поболее, ценою подешевле»; «Господствует еще смешенье языков / Французского с нижегородским»; «Ведь нынче любят бессловесных»; «Служить бы рад, прислуживаться тошно»; «Свежо предание, а верится с трудом»; «А судьи кто?»; «Кричали женщины: ура! /И в воздух чепчики бросали»; «Чины людьми даются, / А люди могут обмануться».)

5. Какое произведение посвящено любви и трагической гибели Грибоедова? Кто его автор? (Роман «Смерть Вазир-Мухтара» Юрия Тынянова.)

6. Кто и о ком говорит в комедии «Горе от ума»: «И золотой мешок, и метит в генералы»; «Он слова умного не выговорил сроду»; «Созвездие маневров и мазурки»? (Лиза, Софья, Чацкий—о Скалозубе.)

7. Привести из комедии «Горе от ума» не менее трех высказываний, обращенных в разговоре к Фамусову. («У девушек сон утренний так тонок» — Лиза. «Шел в комнату, попал в другую» — Софья. «Хотел объехать целый свет и не объехал сотой доли» — Чацкий. «Не знаю-с, виноват, мы с нею вместе не служили» — Скалозуб. «Все врут календари» — Хлёстова.)

8. Какой великий русский режиссер поставил по комедии «Горе от ума» спектакль, использовав первоначальное название пьесы? (В. Э. Мейерхольд, «Горе уму».)

9. Кто и с кем в разговоре говорит о себе? —

(Чацкий в разговоре с Молчаливым.)

10. Кому в комедии «Горе от ума» принадлежат высказывания: «Где чудеса, там мало складу»; «Счастливые часов не наблюдают»; «Ах, злые языки страшнее пистолета»; «От скуки будешь ты свистеть одно и то же»; «Да умный человек не может быть не плутом»; «Ученостью меня не обморочишь»; «О! если б кто в людей проник: / Что хуже в них: душа или язык?»  (Фамусову, Софье, Молчалину, Горичу, Репе-тилову, Скалозубу, Чацкому.) 

11. Назвать не менее трех внесценических персонажей комедии «Горе от ума». (Двоюродный брат Скалозуба, племянник княгини Тугоуховской, князь Григорий, мадам Розье, Максим Петрович, Прасковья Федоровна, Кузьма Петрович.)

12. Кто в комедии «Горе от ума» дает такую характеристику Чацкому: «Он малый с головой; / И славно пишет, переводит»; «Он славно пересмеять умеет всех»; «Кто так чувствителен, и весел, и остер, / Как Александр Андреич Чацкий!»? (Фамусов, Софья, Лиза.)

А. С. Грибоедов в русской критике: Сб. статей / Сост., вступ. статья и примеч. А. М. Гордина. М., 1958.

А. С. Грибоедов. 1795—1829: Сб. статей / Под ред. И. Клабуновского и А. Слонимского. М., 1946.

А. С. Грибоедов. Творчество. Биография. Традиция: Сб. статей / Под ред. С. А. Фомичева. Л., 1977.

А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников. М., 1929.

А. С. Грибоедов. Материалы к биографии: Сб. статей / Под ред. С. А. Фомичева. Л., 1989.

Айхенвалъд Ю. И. Грибоедов // Силуэты русских писателей. М., 1994.

Безносое Э: «Приезд не в пору мой?»// Литература. 1995. № 12,

Вайлъ П., Генис Д. Родная речь. М., 1991.

Влащенко В. Чацкий и Софья // Литература. 1995. № 12. 

Гладыш. И., Динесман П. Горе от ума: Страницы истории. М., 1971.

Зорин А. «Горе от ума» и русская комедиография 10—20-х годов XIX века // Литература. 1993. № 3.

Еремин М. П. А. С. Грибоедов. Очерк творчества // Грибоедов А. С. Соч.: В 2 т. М., 1971.

Кожевников В. Горе... от ума? // Литература. 1993. № 3.

Литературное наследство. 1946. Т. 47—48.

Мезенцева Л. Летящий чепчик // Литература. 1995. № 5.

Нечкина М. В. Грибоедов и декабристы. М., 1977.

Орлов А. С, А. С. Грибоедов // Орлов А. С. Язык и стиль русских писателей. М.; Л., 1948.

Орлов В. Н. Грибоедов: Краткий очерк жизни и творчества. М., 1980.

Петров С. М. А. С. Грибоедов: Критико-биографический очерк. М., 1954.

Пиксанов Н. К. Творческая история «Горя от ума». М., 1971.

Пиксанов Н. К. Грибоедов. Исследования и характеристики, М., 1960.

Рассадин С. Загадка Чацкого // Литература. 1996. № 20.

Томашевский В. В. Стих «Горя от ума» // Томашевский Б. В. Стих и язык: Филологические очерки. М.; Л., 1959.

Филиппов В. А. «Горе от ума» А. С. Грибоедова на русской сцене. М., 1946.

Поделитесь этой записью или добавьте в закладки