Итак, мое сочинвние направлено против допускающих многое, возвращает им с избытком их нападки и старается показать, что при обстоятельном рассмотрении их положение \"существует многое\" влечет за собой еще бо- лее смешные последствия, чем признание существования единого. Пусть-ка кто докажет, что единое, взятое само по себе, есть многое и, с другой стороны, что многое [само по себе] есть единое, вот тогда я выкажу изумление. Но что удивительного, если кто будет доказывать, что я - единый и многий, и, желая показать множественность, скажет, что во мне различны правая и левая, передняя и задняя, а также верхняя и нижняя части, - ведь ко множественному, как мне ка- жется, я причастен, - желая же показать, что я един, скажет, что, бу- дучи причастен к единому, я как человек - один среди нас семерых: та- ким образом раскрывается истинность того и другого. Но как бы то ни было, скажи вот что: судя по твоим словам, ты полагаешь, что су- ществуют определенные идеи, названия которых получают приобщающиеся к ним другие вещи; например, приобщающиеся к подобию становятся подобны- ми, к великости - большими, к красоте - красивыми, к справедливости - справедливыми? - Именно так, - ответил Сократ. - Ведь оставаясь единою и тождественною, она в то же время будет вся целиком содержаться во множестве отдельных вещей и таким образом окажется отделенной от самой себя. - Ничуть, - ответил Сократ, - ведь вот, например, один и тот же день бывает одновременно во многих местах и при этом нисколько не от- деляется от самого себя, так и каждая идея, оставаясь единою и тож- дественною, может в то же время пребывать во всем. - Я думаю, что ты считаешь каждую идею единою по следующей причине: когда много каких-нибудь вещей кажутся тебе большими, то, окидывая взглядом их все, ты, пожалуй, видишь некую единую и тождественную идею и на этом основании само великое считаешь единым. - Ты прав, - сказал Сократ. - А если, - сказал Парменид, - все другие вещи, как ты утверждаешь, причастны идеям, то не должен ли ты думать, что либо каждая вещь со- стоит из мыслей и мыслит все, либо, хоть она и есть мысль, она лишена мышления? - Но это, - сказал Сократ, - лишено смысла. Мне кажется, Парменид, что дело скорее всего обстоит так: идеи пребывают в природе как бы в виде образцов, прочие же вещи сходны с ними и суть их подобия, самая же причастность вещей идеям заключается не в чем ином, как только в уподоблении им. - Следовательно, ничто не может быть подобно идее и идея не может быть подобна ничему другому, иначе рядом с этой идеей всегда будет яв- ляться другая, а если эта последняя подобна чему-либо, то - опять но- вая, и никогда не прекратится постоянное возникновение новых идей, ес- ли идея будет подобна причастному ей.