Гаэтано Доницетти (Donizetti)

(29. XI. 1797, Бергамо - 8. IV. 1848, там же)

Сын бедных родителей, он находит первого учителя и благодетеля в лице Майра, затем учится в Болонском музыкальном лицее под руководством падре Маттеи.

В 1818 году в Венеции была поставлена его первая опера "Энрико, граф Бургундский". В 1828 году женится на певице и пианистке Вирджинии Васселли. В 1830 году в миланском театре "Каркано" с триумфом поставлена опера "Анна Болейн". В Неаполе занимает пост директора театров и место преподавателя консерватории, весьма при этом уважаемого; тем не менее в 1838 году директором консерватории становится Меркаданте. Это было большим ударом для композитора. После смерти родителей, трёх сыновей и жены он (несмотря на многочисленные любовные истории) остаётся один, здоровье его расшатано, в том числе из-за невероятного, титанического труда. Став впоследствии автором и руководителем частных концертов при Венском дворе, ещё раз раскрывает свои большие возможности. В 1845 году тяжело заболевает.

Основные оперы: Гувернёр в затруднении (1824), Театральные удобства и неудобства (1827), Анна Болейн (1830), Любовный напиток (1832), Лукреция Борджа (1833), Мария Стюарт (1834), Лючия ди Ламмермур (1835), Велизарий (1836), Колокольчик (1836), Роберт Деверо (1837), Полиевкт (1838), Мария ди Руденц (1838), Дочь полка (1840), Мученики (по Полиевкту, 1840), Фаворитка (1840), Мария Падилла (1841), Линда ди Шамуни (1842), Дон Паскуале (1843), Мария ди Роган (1843), Дон Себастьян Португальский (1843).

"Я родился в Борго-Канале под землёй: в подвал, куда я спускался по лестнице, никогда не проникал луч света. И, словно филин, вылетев из гнезда, я всегда нёс в самом себе то дурные, то счастливые предчувствия". Эти слова принадлежат Доницетти, который таким образом хотел определить свои истоки, свою судьбу, отмеченную роковым стечением обстоятельств, что, однако, не помешало ему чередовать в оперном творчестве серьёзные, даже трагические и мрачные сюжеты с сюжетами весёлыми и прямо-таки фарсовыми. "Когда у меня в голове зарождается комическая музыка, я чувствую неотвязное сверление в её левой стороне, когда же серьёзная - я чувствую то же сверление справа", - утверждал композитор с беспечной эксцентричностью, словно желая показать, с какой лёгкостью возникали в его уме идеи. "Знаешь ли мой девиз? Быстро! Быть может, это и недостойно одобрения, но то, что я сделал хорошо, всегда было сделано быстро", - писал он Джакомо Саккеро, одному из своих либреттистов, и результаты, хотя и не всегда, подтверждали справедливость этого утверждения. Верно пишет Карло Парментола: "Неравноценность сочинений Доницетти - теперь общее место критики, как и его белезненная творческая активность, причины которой обычно ищут в том, что его всегда подгоняли неумолимые сроки. Однако остаётся фактом, что и будучи студентом в Болонье, когда ничто его не торопило, он лихорадочно работал и продолжал работать в таком же темпе и тогда, когда, наконец-то добившись достатка, он избавился от необходимости непрерывно сочинять. Вероятно, эта потребность непрерывно творить независимо от внешних обстоятельств ценой ослабления контроля со стороны вкуса была чертой его беспокойной личности музыканта-романтика". И, конечно, он был композитором из тех, что, выйдя из-под власти Россини , всё больше убеждались в необходимости следовать за изменениями вкуса.

Больше десятка лет, - пишет Пьеро Миоли, - многогранное дарование Доницетти свободно и разнообразно выражается в серьёзных, полусерьёзных и комических операх в согласии с более чем полувековой практикой итальянской оперы, олицетворённой в то время в образе безупречного Россини, тогда как начиная с 30-х годов продукция в серьёзном жанре получает количественный перевес, как, впрочем, того и требовала надвигавшаяся эпоха романтизма и пример такого современника, как чуждый комизму Беллини ... Если второе и третье десятилетие XIX века в Италии утвердился театр Россини, если в пятом выдвинулся театр Верди , то четвёртое принадлежит Доницетти".

Занимая эту ключевую позицию, Доницетти со свойственной ему свободой вдохновения устремился к воплощению правдивых переживаний, которым предоставил такой же простор, освобождая их в случае необходимости от объективных и практических требований драматической последовательности. Лихорадочность поисков композитора заставляла его предпочитать финалы опер-сериа как единственную правду, необходимую для постижения сюжета. Именно это стремление к правде питало одновременно и его комическое вдохновение, благодаря которому, создавая карикатуры и автокарикатуры, он стал крупнейшим после Россини автором музыкальных комедий, и обусловливало его обращение в зрелый период к комическим сюжетам, отмеченным не только горестной иронией, но мягкостью и человечностью. Как утверждает Франческо Аттарди, "опера-буффа явилась в романтический период противовесом, трезвой и реалистической проверкой идеальных устремлений мелодрамы XIX века. Опера-буффа - это как бы оборотная сторона медали, побуждающая нас больше размышлять об опере-сериа.. она показывает нам жизнь такой, какая она есть, с её социальной пестротой, цинизмом и логикой экономических интересов, но делает это не травмируя нас, как если бы это был отчёт о буржуазном общественном утройстве".

Обширное наследие Доницетти, до сих пор ждущее подобающего признания, с полным правом заслуживает той общей оценки, которую даёт ей такой авторитет в области изучения творчества композитора, как Гульельмо Барблан: "Когда же нам станет ясно художественное значение Доницетти? Предвзятое мнение, тяготевшее над ним более века, представляло его нам как художника хотя и гениального, но увлекаемого своей поразительной лёгкостью поверх всякой проблематики ради того, чтобы предаться во власть минутного пыла вдохновения. Быстрый взгляд на семь десятков опер Доницетти, успешные современные возобновления забытых опер доказывают, напротив, что если в некоторых случаях такое мнение, быть может, и не является предрассудком, то в значительных своих произведениях... Доницетти был художником, сознававшим ответственность возложенной на него задачи и пристально всматривавшимся в европейскую культуру, в которой он ясно различил единственный способ сдвинуть нашу мелодраму с придававших ей провинциальность упрощённых позиций, которые ложно именовались "традицией""".

Г. Маркези