Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата

Весной 1921 года ДВР переживала серьезный кризис, вызванный, в том числе, и действиями Азиатской конной дивизии в Монголии. В свете всего вышеизложенного замысел Р.Ф.Унгерна имел вполне реальные очертания. Именно так его и оценивал РВС пятой армии в своем письме В.И.Ленину: «В случае успеха Унгерна, высшие монгольские круги, изменив ориентацию, сформируют с помощью Унгерна правительство автономной Монголии под фактическим протекторатом Японии. Мы будем поставлены перед фактом организации новой белогвардейской базы, открывающей фронт от Маньчжурии до Туркестана, отрезывающей нас от всего Востока». Еще пессимистичнее выглядело сообщение И.Н.Смирнова в ЦК РКП (б) 27 мая 1921 года. Он заявлял, что внутреннее положение ДВР хорошо известно противнику. Положение армии ДВР И.Н.Смирнов расценивал как безнадежное и предсказывал катастрофические последствия.

Р.Ф.Унгерна судили дважды. Первый суд над бароном был совершен его соратниками. Офицеры Азиатской дивизии, составив заговор, решили убить своего командира. Еще многие годы после этих событий в своих мемуарах они продолжали осуждать барона за безжалостность и жестокость. Второй суд состоялся в Новониколаевске 15 сентября 1821 года. На этот раз Унгерна судили его враги коммунисты.

Защитник Унгерна на суде в Новониколаевске говорил: «Человек, во время долгой своей военной карьеры подвергавший себя возможности постоянно быть убитым, фаталист, который на свое пленение смотрит, как на судьбу, конечно лично не нуждается в защите. Но в защите нуждается, в сущности говоря, та историческая правда вокруг имени барона Унгерна,… которая создалась». Вот ради этой исторической правды исследователь часто должен принимать на себя функции следователя, что в деле Унгерна просто необходимо, так как его враги как в белом, так и в красном лагере были заинтересованы в искажении исторической действительности. Офицерам Азиатской конной дивизии нужно было оправдать свое восстание против командира во время боевых действий, а красные желали использовать «кровавого барона» в своей пропаганде.

На суде Р.Ф.Унгерна обвиняли в том, что при наступлении его войсками в отношении населения Советской России (в качестве системы покорения) применялись методы поголовного вырезания (вплоть до детей, которые, по заявлению Р.Ф.Унгерна, вырезались на тот случай, чтобы не оставлять «хвостов»). В отношении большевиков и «красных» Унгерном применялись все виды пыток: разламывание в мельницах, битье палками по монгольскому способу (мясо отставало от костей и в таком виде человек продолжал жить), сажание на лед, на раскаленную крышу и т.д.

Из этого делался вывод в том, что Унгерн виновен: «в зверских массовых убийствах и пытках а) крестьян и рабочих, б) коммунистов, в) советских работников, г) евреев, которые вырезались поголовно, д) вырезании детей, е) революционных китайцев и т.д.

Посмотрим, насколько доказаны были эти обвинения.

На допросе по поводу применявшихся им мер наказания Унгерн говорил, что применял смертную казнь. На вопрос по поводу видов казни он отвечал: «вешали и расстреливали». На вопрос «А применяли ли Вы монгольский способ бить до тех пор, пока не отлетят куски мяса ?» – Унгерн, по-видимому, с удивлением, отвечал: «Нет, тогда он помрет…». Унгерн признавал, что сажал людей на лед и крышу. В допросе на суде Унгерна спрашивали о том, сколько палок он приказывал давать в виде наказания. Унгерн отвечал, что палками наказывали только солдат, били по телу и давали до 100 ударов. В литературе можно встретить указание на то, что 200 ударов ставят человека на грани смерти. Такое высказывание вызывает серьезные сомнения. Например, распространенное в России в XVIII – первой половине XIX веков наказание шпицрутенами (те же палки) приводило к смерти в районе 4000 ударов, известны случаи, когда выживали и получившие 12000 ударов. Сведений о том, чтобы от наказания палками в Азиатской конной дивизии кто-то умирал, не имеется.

По-видимому, следователи так и не смогли понять смысл наказаний, накладываемых бароном. Они считали, что посажение на лед и на крышу было разновидностью пытки, поэтому иногда добавлялось «на горячую крышу».

Во время допроса обвиняемого судьи интересовались, за что Р.Ф.Унгерн избил адъютанта во время Первой мировой войны. Его спрашивали: «Вы часто избивали людей?». «Мало, но бывало», — отвечал барон.

Неоднократно Р.Ф.Унгерна спрашивали, приказывал ли он сжигать деревни. Он отвечал утвердительно, но при этом разъяснял, что «красные деревни» сжигались пустые, так как жители из них разбегались. На вопрос о том, известно ли ему, что трупы людей перемалывались в колесах, бросались в колодцы и вообще чинились всякие зверства, Р.Ф.Унгерн отвечал: «Это неправда».

В протоколе допроса фигурируют ссылки на неопубликованные показания свидетелей расстрелов. В нем же Р.Ф.Унгерн признает, что сжег Ургу.

Единственный конкретный вопрос о расстрелах семей был задан Р.Ф.Унгерну на допросе 27 августа в Троицкосавске. Барон признал, что 2 семьи (9 человек) в Новодмитровке он приказал расстрелять вместе с детьми. При этом он добавил, что в Капчарайской была расстреляна еще одна семья, о чем у следователей сведений не было.

Были расстреляны комсостав и политработники 232 полка и помначштаба 104 полка Каннабих. В Гусиноозерском дацане за грабеж обоза Р.Ф.Унгерн приказал выпороть всех лам. За присвоение денег им был повешен сотник Архипов, отдан приказ расстрелять Казаградни за то, что тот служит и ему, и красным.

На допросах упоминалась лишь одна фамилия гражданского лица, казненного по приказу Р.Ф.Унгерна, это ветеринарный врач В.Г.Гей, старый член кооператива Центросоюз. Из ответа Р.Ф.Унгерна можно заключить, что его спрашивали о том, было ли вызвано убийство Гея меркантильными интересами. Он ответил, что металлических денег у Гея почти совсем не оказалось. Вопросы о судьбе семьи Гея не задавались.

В сводке, составленной следователями по допросам Р.Ф.Унгерна 1 и 2 сентября 1921 года, шла речь о том, что он сначала отрицал «избиение всего мужского населения поселка Мандал», а затем сознался, что это было сделано с его ведома. В этом случае барон, видимо, пошел навстречу следователям и взял на себя обвинение. М.Г.Торновский упоминает поселок Мандал, но без всяких комментариев. По-другому обстояло дело с захватом населенного пункта Маймачэн. Командир чахар Найден-ван провел этот рейд самостоятельно, без разрешения барона. Захват Маймачэна сопровождался грабежом и возможно убийствами мирного населения. После этого инцидента чахары были отправлены бароном обратно в Ургу.

Лишь однажды Р.Ф.Унгерну задали вопрос о том, знал ли он о насилиях над женщинами, творимыми Л.Сипайловым. Р.Ф.Унгерн отвечал, что такого не знает и считает эти слухи вздорными. Во время допроса Р.Ф.Унгерн вспоминал, что была одна женщина, которую он приказал посадить на лед (провела ночь на льду замерзшей реки).

На вопросы о побуждениях его жестокости со своими подчиненными Р.Ф.Унгерн отвечал, что он бывал жесток только с плохими офицерами и солдатами и что такое обращение вызывалось требованиями дисциплины: «Я сторонник палочной дисциплины (Фридрих Великий, Павел I, Николай I)». Этой дисциплиной и держалось все войско.

Как это ни странно, но следователи и судьи вовсе не приложили усилий, чтобы выяснить масштаб преступлений Р.Ф.Унгерна. В опубликованных материалах следствия и суда отсутствуют показания свидетелей, лишь несколько раз упоминается о том, что они были. То, что барон отрицал вменяемые ему в вину грабежи и казни мирных жителей, а также сожжение сел вместе с женщинами и детьми, суд во внимание не принял. Конкретными преступлениями, в которых барон признал себя виновным, были расстрел трех семей (2 семьи из 9-ти человек, численность третьей неизвестна), своих соратников Архипова, Казагранди и кооператора Гея. Число расстрелянных по приказу Р.Ф.Унгерна евреев, членов Центросоюза и пленных красноармейцев не устанавливалось. В материалах следствия указывалось, что пленных красноармейцев барон или отпускал, или принимал в ряды дивизии. Были случаи, когда он принимал на командные должности пленных коммунистов.

Представляется, что коммунисты-следователи были поражены скромностью «жестокостей» барона. Все выявленные преступления волне укладывались в повседневную практику самих большевиков. Но Р.Ф.Унгерн на суде должен был соответствовать образу «кровавого барона» и служить пугалом для населения России. Отсюда и попытки придать дисциплинарным наказаниям, практиковавшимся бароном, вид пыток (сажание на раскаленную крышу, битье палками до отделения мяса), и явное, ни на чем не основанное многократное преувеличение жертв деятельности Р.Ф.Унгерна.

Смертный приговор Р.Ф.Унгерну был вынесен в Кремле. 26 августа 1921 года В.И.Ленин передал по телефону Политбюро свое заключение по делу барона, заканчивающееся словами: «…устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять». На следующий день заключение В.И.Ленина в той же редакции было утверждено Политбюро. Партийные вожди совершенно не приняли во внимание, что 17 января 1920 года Совет народных комиссаров принял постановление об отмене смертной казни в отношении врагов Советской власти. В этом отношении суд над Р.Ф.Унгерном находился в сильном контрасте с похожим делом, слушавшимся в начале марта 1921 года. В советских газетах тот процесс освещался под заглавием «Кровавый пир Семеновщины». К суду были привлечены четырнадцать участников расправы над заключенными в Красных казармах города Троицкосавска 8 и 9 января 1920 года. В те дни было убито до 1000 человек. Городская дума для того, чтобы остановить казни, была вынуждена просить о вводе в город китайских частей. Хотя в руки советских властей попали далеко не главные виновники событий в Красных казармах, но и некоторым из них вменялось в вину участие в убийствах: заключенных рубили шашками, кололи штыками, били прикладами и пытались травить ядом. Итогом этого шумного процесса стал приговор: семерых подсудимых — к двадцати годам общественных работ, одного — к десяти годам, одного — к десяти годам условно, трое были оправданы, а один выслан из ДВР.

Суд соратников барона был строг, но можно предположить, что столь же мало объективен, как и большевистский. Многими исследователями замечено, что офицеры и чины Азиатской конной дивизии, оставившие свои воспоминания, имели непосредственное отношение к восстанию против Р.Ф.Унгерна. Они были заинтересованы в чернении барона, чтобы снять с себя ответственность за провал похода и убийство командира. Одновременно они пытались переложить на барона ответственность за все плохое, что было сделано дивизией во время похода в Монголию. Отсюда попытки представить Р.Ф.Унгерна прирожденно жестоким человеком, проявлявшим это качество во все периоды своей жизни.

Что же смогли предъявить Р.Ф.Унгерну его судьи из белого лагеря? Выясняется, что весьма немного (в том случае, если мы это примем на веру). Действительно, по приказу барона людей не только вешали и расстреливали, но даже сжигали заживо. Оправдать эти действия невозможно, даже ссылаясь на чрезвычайную обстановку того времени. Но можно попытаться понять, почему Р.Ф.Унгерн поступал так или иначе, чем он руководствовался в вынесении приговоров, какие цели ставил перед собой. Были ли правы современники барона, во главе с поэтом Арсением Несмеловым (А.И.Митропольским) утверждавшие, что Р.Ф.Унгерн своими жестокими поступками просто удовлетворял свою садистскую страсть?

Главным обвинителем Р.Ф.Унгерна суждено было стать М.Г.Торновскому. Он в течение многих лет собирал материал, чтобы написать «беспристрастную» картину деятельности Азиатской конной дивизии. Из десяти конкретных лиц, убитых по приказу Р.Ф.Унгерна и перечисленных М.Г.Торновским (Чернов, Гей, Архипов, Ли, Дроздов, Гордеев, Парняков, Энгельгарт, Ружанский, Лауренц), у других мемуаристов встречаются: у А.С.Макеева – 6; у Н.Н.Князева – 3; у М.Н.Рибо– 2; у Голубева – 1.

М.Г.Торновский (1882 — после 1955) — выпускник Иркутского военного училища. В Первую мировую войну был командиром батальона на Русско-германском фронте. Получил чин полковника и был откомандирован для работы в Иркутском военном училище. После революции уехал в Харбин, где вступил в антибольшевистскую организацию «Комитет защиты Родины и Учредительного собрания». Позднее в армии А.В.Колчака командовал 1–м Егерским полком. В 1919 году был командирован в ставку А.В.Колчака, но по дороге получил известие, что адмирал расстрелян, и остался в Урге.

Во время осады города Р.Ф.Унгерном М.Г.Торновский был заключен китайцами в тюрьму, где провел около двух месяцев. 10 или 11 января 1921 года он был освобожден по приказу военного министра из Пекина. После объявления в Урге о приеме добровольцев в Азиатскую конную дивизию М.Г.Торновский явился в штаб Р.Ф.Унгерна и представился генералу Б.П.Резухину. Он был определен на должность начальника штаба. М.Г.Торновский вспоминал, что у него «не лежало сердце к семеновцам», так как их деятельность была ему хорошо известна. Сослуживец М.Г.Торновского поручик А.И.Орлов и сотник Патрин, перешедшие в 1919 году от Г.М.Семенова к А.В.Колчаку, вообще бежали из Урги, чтобы не служить у Р.Ф.Унгерна. Вызывает удивление, что барон назначил на пост начальника штаба незнакомого ему офицера. В глазах Р.Ф.Унгерна М.Г.Торновского компрометировало даже то, что он был членом «Комитета защиты Родины и Учредительного собрания». Не говоря уже о том, что по не совсем понятным причинам командир полка покинул театр боевых действий и в течение года занимался предпринимательством в Урге, в то время, как Азиатская дивизия вела непрерывные бои. Р.Ф.Унгерн вообще очень подозрительно относился к колчаковским обер-офицерам, предпочитая не принимать их на службу. Скорее всего, М.Г.Торновский был определен в штаб для более тщательной проверки. Через две недели работы, видимо, получив благоприятный отзыв Б.П.Резухина, Р.Ф.Унгерн назначил его в свой личный штаб. Сам М.Г.Торновский признавал, что в его распоряжении не было ни одного человека и он не получал заданий (кроме допроса полковника Лауренца).

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сочинения по картинам, диплом о высшем образовании.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата