Табл. 2. Процесс запустения Деревской пятины (в процентах к общему числу обеж по переписи 1500 года)[23]. При «обыске» в 1573 году писцы указывали причины запустения обеж, ухода или гибели хозяев: голод, мор, бегство от податей, от насилия войск, двигавшихся в Ливонию по проходившим по пятине дорогам. Часть обеж запустела от вывоза крестьян в поместья опричников. Общее впечатление от этой картины – это постоянные бедствия, голод и мор. Увеличение податей вызвало повальное бегство, и судьба бежавших остается неизвестной – многие, вероятно, погибли от голода на дорогах. График говорит о том, что голод и мор, разразившиеся по всей России в 1568-71 годах, были подготовлены протекавшими ранее процессами. В Деревской пятине они означали лишь некоторое усиление голода и мора, которые свирепствовали здесь все 60-е годы. В конце 60-х годов тревожные сообщения приходят и из других районов. Увеличение налогов должно было привести к сокращению крестьянских запасов, что в случае неурожая было чревато большим голодом. Большой неурожай случался на Руси в среднем каждые 6-7 лет[24], так что катастрофа была неизбежна, дело было только во времени. В 1567/68 годах летописи отмечают неурожай и голод в центральных областях: «Глад был на Руси велик, купили в Москве четверть ржи в полтора рубля»[25]. Обычная цена ржи была 30-40 денег - стало быть, цены возросли в 8-10 раз! Следующий год снова был неурожайным: «Была меженина велика добре, на Москве, и в Твери и на Волоце ржи четверть купили по полутора рубля по шьтидесят алтын и людей много умерло с голоду»[26]. В 1569 году в вотчинах старицкого Успенского монастыря пустовала треть деревень, в имениях Иосифо-Волоколамского монастыря в Рузском уезде не обрабатывалась пятая часть пашни, в имениях Троице-Сергиева монастыря – седьмая часть. В 1570 году следом за голодом пришла чума. В современной историографии считается, что большие эпидемии не приходят сами по себе, что они являются следствием хронического недоедания и падения сопротивляемости организма[27]. «Это была одна из тех страшных эпидемий средневековья, которые возникали примерно один раз в сто лет и оставляли после себя почти полностью обезлюдевшие города и деревни», - писала Е. И. Колычева[28]. «Великий голод» продолжался и во время эпидемии. «Был тогда великий голод, - свидетельствует Г. Штаден, - из-за кусочка хлеба человек убивал человека…»[29] «Даже матери ели своих детей, трупы выкапывали из могил и съедали», - писали Таубе и Крузе[30]. Весной 1571 года монахи Тройце-Сегиевой обители жаловались, что в монастырских вотчинах «крестьяне от глада и от поветрия вымерли», «крестьян... у них во всей троецкой вотчине не осталось ни тридцатого жеребья»[31]. В условиях жестоких войн ослабление одного из противников сразу же влечет военную катастрофу. Перебежчики поспешили донести крымскому хану о трагедии Руси. «На Москве и во всех городах по два года была меженина великая и мор великой», - говорил татарам галицкий сын боярский Сумароков[32]. Хан Девлет-Гирей решил воспользоваться ситуацией, собрал огромное войско и пошел походом на Москву. В мае 1571 года крымцы окружили в Москве русскую армию и сожгли осажденный город, в огне погибли сотни тысяч людей. Татары подвергли страшному опустошению весь Московский уезд и уезды, лежавшие южнее столицы[33]. Каковы были масштабы катастрофы? Наиболее подробные данные по этому вопросу предоставляют новгородские материалы. В Деревской пятине 1/3 обеж была заброшена из-за голода и мора – то есть хозяева погибли; остальные бежали от царевых податей и правежей. В Водской пятине запустело 3/5 всех обеж, но неизвестно, сколько крестьян погибло, а сколько ушло в другие места. В одной из волостей Бежецкой пятины от мора и голода погибло 40% населения. Для центральных областей статистических данных гораздо меньше; имеется, в частности, информация о запустении в расположенных в различных уездах вотчинах Троице-Сергиева и Иосифо-Волоколамского монастырей. В опустошенном татарами Московском уезде в этих вотчинах было заброшено 90% пашни, в Суздальском уезде – 60%, в Муромском уезде – 36%, в Юрьев-Польском уезде – 18%. Масштабы запустения были велики, часть крестьян погибла, некоторые переселились в другие места. Однако массовое переселение во время эпидемии было невозможно: во избежание распространения болезни дороги были перекрыты заставами. Бежать на окраины не имело смысла: 1570-е годы были временем больших восстаний в Поволжье, а южные области в этот период трижды подвергались опустошению кочевниками. Таким образом, крестьянам было некуда уходить, и приведенные выше цифры говорят об огромных масштабах гибели населения[34]. В рамках демографической теории анализ экономических процессов, следующих за катастрофой, был дан в известной статье Майкла Постана, включенной в впоследствии в его классическую монографию «Очерки средневекового сельского хозяйства и общие проблемы средневековой экономики»[35]. Анализируя последствия «Черной Смерти» XIV века, М. Постан подчеркивал следующие основные моменты. Убыль населения приводит к тому, что на смену прежней нехватке земли приходит ее избыток, появляется нехватка рабочей силы. Первым следствием недостатка рабочей силы является резкое возрастание реальной заработной платы (то есть платы, исчисленной в зерне). Вторым следствием является понижение ценности земли, то есть уменьшение земельной ренты, оброков и барщины. Эти выводы М. Постана сделаны на основе анализа положения в различных странах Западной Европы; они приводятся в современных учебниках экономики как пример действия общего закона труда и заработной платы[36]. По расчетам М. Постана, после Великой Чумы реальная заработная плата возросла в 1,7 раза[37]. Такой же, даже более резкий рост мы видим в 1570-х годах в России: в 1576 году работники на вологодчине получали по 3 деньги в день, а четверть ржи стоила 23 деньги[38], таким образом дневная плата составляла 9,3 кг хлеба, она возросла в 2,5 раза. Резкий рост оплаты монастырских работников в 1570-х годах отмечался многими исследователями - причем Б. Д. Греков еще в 20-х годах предполагал, что оплата выросла вследствие нехватки рабочей силы[39]. Данные об оброках «детенышей» Иосифо-Волоколамского монастыря свидетельствуют, что реальная (и номинальная) заработная плата после катастрофы 1570-71 годов возросла примерно в 2,5 раза[40]. Оплата квалифицированных работников, например, плотников, портных возросла в 2 раза. Подобное увеличение оплаты имело место и в других церковных учреждениях. В Новгородском Софийском Доме оплата дворовых работников увеличилась в 1547-1577 годах с 60 до 120 денег; в Кирило-Белозерском монастыре оборок дворовых слуг возрос в 1568-1581 годах с 42 до 126 денег, а оброк портных – с 90 до 200 денег[41]. М. Постан особо отмечает, что после Великой Чумы оплата чернорабочих увеличилась в большей степени, чем оплата квалифицированных рабочих[42] - это явление мы отмечаем и в России. По М. Постану, вторым признаком резкого сокращения численности населения является значительное уменьшение земельной ренты. В Англии нехватка рабочей силы привела к тому, что крестьяне и батраки стали передвигаться по стране в поисках лучших условий. Они отказывались занимать освободившиеся после чумы обремененные барщиной тяглые «вилланские» наделы, землевладельцы были вынуждены сдавать эти земли в аренду по пониженным расценкам, и арендная плата упала на 20-30%[43]. Мы наблюдаем аналогичный процесс и в России, здесь наблюдается резкое сокращение величины тяглого надела и распространение аренды по пониженным оброчным ставкам. В первой половине XVI века размеры тяглого надела крестьянина приближались к 1 выти, а аренды за оброк практически не существовало. Теперь же крестьяне отказываются брать полные тяглые наделы, эти наделы сокращаются до 1/3- 1/6 выти; появилось множество безнадельных крестьян, «бобылей». Остальную необходимую им землю крестьяне арендовали у своего или у соседнего землевладельца; с этой не платили казенные налоги, а плата, полагавшаяся землевладельцу, была намного ниже, чем на тяглых землях[44]. Имеющиеся в литературе сведения о размерах оброков и налогов приведены в таблице 1.
|
Главная