Абеляр Петр Этика или познай самого себя
| Категория реферата: Рефераты по философии
| Теги реферата: химическая реферат, сочинение
| Добавил(а) на сайт: Гусляков.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая страница реферата
Часто случается так, что, желая возлечь с той [особой ], о которой
известно, что она замужем, мы, хотя и .прельщены ее внешностью, никоим
образом не хотели бы вступить с нею в связь именно оттого, что она замужем.
Существует, напротив, множество людей, кто из самолюбия домогается жен
сильных мира сего, [притом ] гораздо сильнее, чем если бы то были девицы,
[именно ] оттого, что они жены таких людей. Они жаждут совершить
прелюбодеяние больше, нежели предаться разврату, то есть отклониться от
закона не меньше, а больше. Есть и такие, кому очень стыдно, что они
вовлеклись в соблазн вожделения, поддавшись злой воле, и из этого делают
вывод, что по телесной слабости возжелали того, чего никоим образом не
желали бы вожделеть. Как можно назвать добровольным согласие, которого мы
не хотим давать, хотя, как было сказано, по [утверждению ] некоторых, всякий грех мы можем назвать добровольным? Я совершенно не вижу на то
оснований, если только под «добровольным» мы не подразумеваем все, за
исключением неминуемого, когда, очевидно, никакого греха избежать нельзя.
Иначе пришлось бы назвать добровольным то, что происходит в результате
любого воления. В самом деле, тот, кто принужден был убить своего
господина, не имел желания убивать, однако это совершилось на основании
некоего воления, потому что, очевидно, он хотел избежать или отсрочить
собственную смерть7.
8 См.: Petri Abaelardi. Sic et Non, cap. 130; idem. Problemata Haeloissae,
42//MPL, t. 178, col. 1560—1563.
Некоторые испытывают огромное волнение, слыша, как мы говорим, что
греховный поступок ничего не добавляет ни к вине, ни к Божьему осуждению.
Они, естественно, возражают, что в греховном поступке преследовалось некое
наслаждение, которое увеличивает грех,— как, например, при соитии либо при
поедании [чужих плодов ], о чем мы говорили. То, что они утверждали, не
было бы абсурдным, если бы они нас убедили, что такого рода телесное
удовольствие есть грех, а не нечто такое, что можно совершать и безгрешно.
Конечно, если они так считают, то при всех обстоятельствах никому нельзя
заниматься телесной усладой. Тогда и супруги не свободны от греха, так как
соединяются друг с другом ради узаконенного физического наслаждения. Также
и тот, кто испытывает удовольствие, смакуя плоды. Равно повинны были бы и
те больные, которые для выздоровления поддерживают себя более вкусной
пищей, способствующей избавлению от недуга; эту [пищу ] они никоим образом
не принимают без удовольствия, а если бы принимали, то она не принесла бы
им ни малейшей пользы. Наконец, и Господь, Творец как пищи, так и плоти, не
остался бы за порогом вины, если отпустил им такие лакомства, что по
неведению они невольно принудили себя к греху, благодаря самонаслаждению.
Как же Он создал таковые [яства ] нам в пищу, или: как Он позволил ими
питаться, если нам было бы невозможно их есть безгрешно? Как можно
утверждать, что совершается грех, [когда речь идет ] о том, что дозволено?
Ведь и бывшее когда-то незаконным и запретным, а затем дозволенное и
ставшее законным, уже вовсе совершается безгрешно. Например, у нас ныне
дозволено употребление свинины и многого другого, некогда запрещенного
иудеям (см.: Ис. 65, 4; 66, 17). Когда, таким образом, мы видим, что даже
иудеи, обращенные ко Христу, свободно употребляют такого рода пищу, которую
запрещал [им ] Закон, разве мы в таком случае утверждали бы, что они
невинны, если бы не признали, что это им было предоставлено Богом 8? Итак, если прежде им был запрет на такую пищу, а теперь вышло дозволение, и само
дозволение освобождает от греха и устраняет обвинение в презрении Бога, то
кто будет утверждать, что некто в том согрешил, ибо Божье соизволение это
узаконивает? Если в первый день творения нам было дозволено сожительство с
женой либо пропитание вкусной пищей, благодаря которой безгрешно жилось в
раю, то кто может обвинить нас грешниками, если мы не преступали границ
дозволенного?
Но снова утверждают, что супружеские отношения и желание вкусно поесть
позволительны только при условии исключения всякого удовольствия и что то
же самое можно делать совершенно без услады. Но если это так, то людям
дозволено поступать так, как никоим образом поступать нельзя, и неразумным
было разрешение, предоставляющее действовать подобным образом, каковым оно
несомненно стать не может. Более того, на каком основании Закон некогда
понуждал к браку, чтобы каждый в Израиле оставил потомство? Или — на каком
основании апостол заставляет супругов согласно исполнять [супружеский ]
долг, если они никоим образом не могут сделать этого безгрешно? Каким же
образом говорит он о долге там, где грех неизбежен? Или — как можно
принуждать кого бы то ни было к такому поступку, которым будет [нанесено 1
оскорбление Богу? Отсюда ясно, как я полагаю, что никакую естественную
телесную усладу не стоит причислять к греху, признавая виной то, что
позволяет испытать радость по мере возможности. Если, например, какого-либо
благочестивого [человека ] некто принудил лечь среди женщин, связав
веревками, и у того от мягкой постели и женского окружения возбуждается
желание, но не согласие на него, то кто осмелится назвать грехом позыв, который природа с необходимостью налагает [на человека ]?
9Здесь дан перевод соответствующего места Септуагинты — Библии 70
толковников. В еврейском тексте, Вульгате и русском переводе так: «Кто
родится чистым от нечистого? ни один». Ср.: Sancti Hieronimi.
Cominentariorum Ionas liber//MPL, t. 25, col. 114; idem. Commentariorum in
Hiezechielem liber// Ibidem, col. 169; Petri Abaelardi. Sic et Non, col.
1502.
Ты можешь возразить, что, по мнению некоторых, даже в законном
сожительстве телесное вожделение считается грехом. Ведь и Давид говорит:
Вот, я в беззаконии зачат (Пс, 50, 7) и апостол, изрекший; Потом опять
будьте вместе и т. д. (1 Кор. 6,5),— затем добавил: Впрочем это сказано
мною как позволение, а не как повеление (1 Кор. 7, 6). Кажется, больше на
основании авторитета, чем разума, мы признаем, чтобы то самое телесное
развлечение почитали грехом. Известно, что Давид был зачат в браке, а не в
разврате, и об индульгенции, то есть прощении, не мог просить, как
заявляют, там, где вовсе нет вины. Мне же кажется, что, когда Давид
говорил, что он был зачат в беззаконии, то есть в грехах, не добавив, о
каких [грехах идет речь ], то он намекает на общее проклятие [идущее от ]
первородного греха, из-за которой каждый, очевидно, по вине прародителей, подвергается осуждению подобно тому, как о том написано в другом месте:
Никто не чист от грязи, даже дитя новорожденное (Иов XIV, 4) 9. Как
напоминает блаженный Иероним, сам разум уличает, что, пока душа в детстве
формируется, она не знает греха. Если же она равно чиста от греха и нечиста
от грязи греха, то нельзя ли понять это не как вину, а как кару? Ясно же, что [такая душа ] не имеет вины презрения к Богу, потому что разумом не
воспринимает того, что ей надобно делать; тем не менее она не избавлена от
грязи греха прародителей, начиная с которого она навлекает на себя хотя и
не вину, но кару, и претерпевает в наказание то, что те совершили, как
грех. Так, когда Давид сказал, что зачат он был в беззаконии, то есть в
грехах, то он [тем самым ] отметил, что по вине прародителей был подвержен
общему приговору к осуждению, и обращает эти преступления не столько к
ближайшим, сколько к далеким родичам.
Что же до слов апостола об индульгенции, то понимать это нужно не так, как обычно воспринимают, то есть: будто он сказал об индульгенции как об
отпущении, прощении греха. Вот что он утверждал: по позволению, а не по
повелению; как если бы говорил: по отпущении, а не по принуждению. Если же
супруги желают и единодушно решат, то они могут полностью отказаться от
телесных уз, и никаким принуждением их нельзя к тому побудить. Если же
таковое не является их решением, то они имеют и [на то ] индульгенцию, то
есть отпущение, ибо отклоняются от более совершенной жизни из-за привычки к
жизни не слишком стесненной. Потому апостол здесь трактует индульгенцию не
как прощение греха, но как допущение более широкой, хотя и менее
совершенной жизни во избежание блуда, упреждая людей от великого греха, и
лучше пусть меньшее пойдет в заслугу, нежели большее вменится в
прегрешение. Здесь мы подвели к тому, чтобы тот, кто, возможно, пожелает
всякое телесное удовольствие счесть грехом, не сказал бы, что грех
увеличивается от [такого ] поступка; тот, например, кто само согласие души
переносит на совершение деяния, так что душа загрязнилась бы не только
согласием на позорное деяние, но и самим позорным деянием, как если бы
можно загрязнить ее тем, что случилось вовне, в теле. На деле же совершение
поступков нимало не способствует увеличению любого рода греха, и ничто не
может загрязнить душу, кроме принадлежащего ей, то есть согласия, относительно которого мы утверждаем, что только оно одно и составляет грех, предшествуя воле и душе или следуя за исполнением поступков. Впрочем, хотим
мы или совершаем то, чего не нужно, однако по этой причине еще не грешим, ибо и воление, и его исполнение часто бывают безгрешны. Как и наоборот, согласия на грех можно добиться без того и другого. Отчасти мы уже показали
на примере, как воля, вызванная вожделением и сопровождаясь соблазном, при
виде женщины или чужого яблока, не ведет к согласию. Мы показали это также
на примере дурного согласия при отсутствии дурного желания, сославшись на
случай убийства [слугой ] своего господина, что не являлось пороком.
10См. также: Aurelii Augustini De sermone Domini in Monte, col. 1246.
Относительно того, что не должно случаться, я полагаю, никто не
скрывает, что часто это происходит безгрешно, ибо — очевидно — свершается
по принуждению или неведению. Некая, например, женщина, претерпев насилие, могла лечь в постель с мужем другой либо некий муж, каким-то образом
обманутый, спал с той, кого принял за жену, либо же кто-то по ошибке
убивает [человека ], полагая себя обязанным убить его в качестве его судьи.
Грех, таким образом, не в том, чтобы возжелать жену другого или войти с нею
в связь, но скорее в том, чтобы согласиться на это желание или на этот
поступок. Именно согласие с желанием Закон называет [просто ] желанием, когда гласит: Не возжелай (Втор. 5, 21). В самом деле, «не возжелай»
означает не предотвращение того, чего бы не можем избежать и в чем, как
сказано, не грешим, но предотвращение согласия на это. Именно так нужно
понимать то, что сказал Господь: Всякий, кто смотрит на женщину с
вожделением (5, 28), то есть: кто посмотрит [на нее ] так, что возникает
согласие с вожделением, уже прелюбодействовал [с нею ] в сердце своем (там
же), хотя бы на деле не предавался распутству; это значит, он уже несет на
себе вину за грех, хотя бы до сих пор воздерживался от [его ] осуществления
10.
И, как мы обстоятельно обсуждали, повсюду, где кажется, что действия
ограждаются правилом или запретом, это нужно относить либо на счет воли, либо на счет согласия на действие, нежели на счет самого действия; впрочем, ничто из относящегося к заслуге не подпадало под запрет; [поступки же ] чем
менее достойны наставления, тем менее находятся в нашей власти. Ибо много
такого, что запрещает нам действовать, но воля и согласие всегда в нашей
власти. Так, сказал Господь: Не убий. Не лжесвидетельствуй (Втор. 5, 17,
20). [В словах ] относительно деяния и речи нет ни о запрете вины, ни о ее
предостережении, если мы воспримем их буквально, а только о деянии [как
выражении ] вины. Ибо грех не в убийстве человека и не в том, чтобы возлечь
с чужой женой, потому что [эти поступки ] иногда могут совершаться
безгрешно. В самом деле, если запрет такого рода — относительно действия —
воспринимается буквально, то тот, кто хочет принести лжесвидетельство или
даже согласится [на него ] на словах, не станет обвиняемым на основании
закона, пока не станет известно, что по некоей причине он о чем-то
умалчивает. Ведь не сказано, чтобы мы не желали лжесвидетельствовать либо
не желали на словах соглашаться на это, но только чтобы мы действительно
так не говорили. Или же: Закон запрещает нам жениться на наших сестрах или
вступать с ними в кровосмесительную связь. Однако нет никого, кто мог бы
соблюдать этот завет, так как никто не может опознать в точности в той или
иной женщине свою сестру. Никто, утверждаю, если бы Он не установил завета
не столько на действия, сколько на согласие [на них]. Если же случается, что кто-либо по неведению женится на своей сестре, то разве он — преступник
завета, хотя и содеял то, что Закон запретил делать? Не преступник, ответишь ты, так как он не соглашался на нарушение, ибо не ведал, что
творил. Так что говорить как о преступнике нужно не о том, кто совершает
запретное, но [о том ], кто соглашается на то, что известно как запретное.
Запрет, следовательно, нужно понимать не на основании поступка, а на
основании согласия [на него ], что очевидно, когда повелевают: не делай
того-то или того-то, или, как говорится, не предвкушай сознательно того-то.
11Aurelii Augustini. De doctrina christiana//MPL, 1. 34, col. 71.
12 Aurelii Augustini. In Epistolam Iohannis Parthos Tractatus VII, cap.
IV//MPL, t. 35, col. 2932—2933.
13В русском тексте соответственно: «Тот, Который Сына Своего предал ...за всех нас» и «Сын Божий... предавший Себя за Меня».
14 См.: Aurelii Augustini, De sermone Domini in Monte, col. 1289;Petri
Abaelardi. Dialogus..., col. 1677.
И блаженный Августин, тщательно обдумав это [и поняв ], что всякий грех
влечется к благости либо к алчности скорее, нежели к [свершению ]
поступков, сказал: Никакой закон не предписывает ничего, кроме благодати, и
не запрещает ничего, кроме алчности 11. Отсюда и апостол: Все заповеди,—
говорит,— заключаются в сем слове: «люби ближнего твоего как самого себя»,—
и затем: Любовь есть исполнение закона (Рим. 13, 9—10). Конечно, заслуга не
уменьшится, если ты подашь готовую милостыню бедняку, а милосердие
побуждает тебя ее раздавать, но пусть будет готова твоя воля на это, когда
такой возможности нет и нет сил у тебя [что-либо сделать ], ибо нет
условий. Известно, конечно, что есть поступки, которые следует совершать
либо вовсе не исполнять в равной мере как добрым, так и дурным людям. И
одно [лишь ] намерение различает их. Как напоминает вышеназванный доктор, в
том же поступке, в котором нам явлены Бог Отец и Господь Иисус Христос, мы
обнаруживаем и [действия ] Иуды-предателя 12. То же самое, [что Богом и
Господом Иисусом ], содеяно и этим предателем, как напоминает апостол: Как
Отец предал Сына Своего, а Сын предал Сам Себя (Римл. 8, 32; Гал. 12,20)
13, так и Иуда предал своего Учителя. Изменник совершил тот же поступок, что и Бог 14. Но разве он поступил хорошо? Ведь даже если [в конечном счете
и ] благо, то при всех обстоятельствах не хорошо, или же: он не должен был
[совершать ] то, что было выгодно ему лично. В самом деле, Бог мерит не
тем, что люди делают, а тем, с какой душой они могут делать [нечто ]; и не
в поступке, а в намерении (intentio) поступающего состоит заслуга или
подвиг. Часто, однако, одно и то же совершается по-разному: благодаря
праведности одного и неправедности другого. Двое, к примеру, вешают некоего
преступника. Один движим ревностью к справедливости, а другой — застарелой
вражеской ненавистью, и хотя совершается одно и то же деяние — повешение —
и при всех обстоятельствах они совершают то, что сделать — благо, и то, чего требует справедливость, но из-за разницы намерения одно и то же
делается разно: одним — со злом, другим — с благом.
15Размышления над историей с Авраамом имели дальние следствия. Достаточно
вспомнить «Страх и трепет» С. Кьеркегора, где эта история — ось анализа.
Этика как всеобщее представлена С. Кьеркегором как искушение для индивида, который в качестве единичного устанавливает с Богом-Абсолютом абсолютные
отношения, то есть выступает как нравственный индивид. Абеляр рассматривает
иной парадокс: испытание Авраама представляется как внимательное
вслушивание в заповеди для опознания истинной воли Бога, имеющее своим
следствием осознанный поступок.
Кто, наконец, не знает, что сам дьявол не делает ничего, что не
позволил бы ему делать Бог? Ни когда он заслуженно наказывает неправедного, ни когда ему дозволяется унизить какого-либо праведника ради его очищения
или же ради того, чтобы тот [показал ] пример терпения? Но хотя он делает
то, что Бог позволяет ему делать, подстрекаемый своей подлостью, и хотя
воля его всегда неправедна, но могущество его называется благим или даже
праведным: могущество он получил от Бога, а воля — его собственная. Что до
трудов, то кого из избранных можно отождествить с лицемерами? Кто [как не
избранники ] из любви к Богу претерпевают или совершают столько, сколько те
— из жажды людской славы? Кто, наконец, не знает, что подчас праведно
совершается то, что Бог запрещает делать, как и наоборот: начинают иногда
[совершать ] то, что, однако, менее всего следует делать. Так, мы в самом
деле знаем, что Он запретил распространять слухи о некоторых чудесах, с
помощью которых исцеляются больные ради примера смирения, дабы никто
случайно не возжелал бы себе славы от подобного перешептывания. Но тем не
менее получившие эту милость не прекращали разглашать о ней из почтения к
Тому, Кто это делал и Кто запретил [это ] открывать, о чем написано: Но
сколько Он ни запрещал им, они еще более разглашали и т. д. (7, 36). Разве
осудишь за преступление таких виновников, которые совершили [его ] и притом
сознательно вопреки завету, ими полученному? Кто обвинит их в преступлении, разве что в том, что решались совершить [его ] из почтения к Нему, ибо не
совершили ничего из-за презрения Того, Кто повелел [молчать ]. Скажи, умоляю, повелел ли Христос то, чего не нужно было предписывать или же те
[люди ] распустили слух о том, относительно чего нужно было сдерживаться?
Благом было повелеть то, что не было благом выполнить. Обвинишь ли ты
Господа в том, что случилось с Авраамом, коему Он сначала повелел принести
в жертву своего сына, а затем Сам остановил предписанное? Разве не во благо
Бог повелел совершить то, что не стало бы благим по свершении? А если оно
стало бы благим, то почему впоследствии было предотвращено? Если же были
одинаково благими и повеление, и предотвращение [жертвоприношения ] — не
без разумного же повода Бог позволяет или заставляет делать нечто,— то, как
видишь, одно лишь намерение исполнить завет, а не совершение поступка
оправдывает перед Богом, так как Он повелевает во благо то, что не является
благим при исполнении. В самом деле, у Бога не было намерения и [в
действительности ] Он повелевал так поступить не для того, чтобы Авраам
принес в жертву сына, но чтобы испытать этим его повиновение, незыблемость
его веры либо любви к Нему и поставить нам в пример. Именно это сам Господь
затем открыто признал, когда сказал: Теперь я знаю, что боишься ты Бога
(Быт. 22, 12) и столь искренне сказал: Я повелел тебе это ради того, чтобы
узнать, что ты готов [повиноваться ] и чтобы другие узнали, что я сделал
то, что Сам Я знал о тебе до [начала ] времени. Намерение Бога было в
[испытании ] поступка, которое было праведным. И столь же праведным был
запрет его, касающийся тех вышеназванных [случаев ], которые, как мы
упоминали. Он запретил [разглашать ], но не ради того, чтобы соблюдали
запрет, а ради того, чтобы даровать нам, немощным, примеры воздержания от
тщеславия. Потому [Аврааму ] Бог повелел то, свершение чего не было бы
благим, как и, наоборот, [исцеленным ] запретил то, свершение чего было бы
благим. И как там намерение оправдывает Его, так и здесь оно оправдывает
тех, кто на деле не исполнил завета. Ибо они знали, что Он заповедал не для
того, чтобы сдержали заповеданное, а чтобы возвеличить вышеуказанный
пример. Таким образом, волею Повелителя они.не презрели того, Чьей воле, как понимали, они не противятся. Если бы мы даже судили более по делам, нежели по намерениям, то учли бы, что иногда нам не только можно
действовать против Божьего завета, но действовать основательно и
сознательно, не будучи обвиненными в каком-либо грехе 15; и не нужно
называть злыми ни волю, ни поступок под предлогом, что завет Бога
соблюдается ради деяния, хотя намерение [получившего завет ] волею
Повелителя не противоречит установившему сей завет. Так же умысел
Повелителя оправдывает Его Самого, повелевшего совершить то, что, однако, совершать следует менее всего; так и стремление к благодати оправдывает
того, кому был завет.
Чтобы кратко заключить вышесказанное, рассмотрим четыре [компонента
греха ], которые нужно различать последовательно и весьма тщательно, а
именно: изъян души, толкающий к прегрешению, затем самый грех, который мы
усмотрели в согласии на зло, то есть в презрении к Богу, далее волю, направленную на зло, и, наконец, злокозненный поступок. Так же как хотеть —
значит не то же, что исполнить волю свою, также и согрешить — не значит
совершить преступное деяние. Грех [проистекает ] из согласия души, благодаря которому мы грешим; преступное деяние нужно понимать на основании
совершения поступка, то есть когда мы на деле осуществили то, на что прежде
дали согласие.
16Aurelii Augustini. De sermone Domini in Monte, col. 1246— 1247; Sancti
Gregorii papae I. Homiliarum in Evangelia liber 1//MPL, t. 76, col. 1)35.
Грех, или искушение, как мы полагаем, выражается тремя способами:
внушением, удовольствием и согласием 16. Понимать это надо так, что
благодаря этой троице мы часто низводимся до преступного деяния, как то
случилось с прародителями. Ведь [всему ] предшествовало именно внушение
дьявола, обещавшего бессмертие, если [те ] отведают запретный [плод ] с
древа. Затем настал черед удовольствия, когда жена, увидев красоту древа и
поняв, что [плод ] его приятен на вкус, зажглась желанием [отведать ] его, предвкушая наслаждение едой. Она была втянута в преступление, согласившись
на него, тоща как должна была подавить [свое желание ], дабы повиноваться
запрету. Хотя она должна была искупать это прегрешение раскаянием, чтобы
заслужить прощение, она, напротив, закрепила его деянием; таким образом, она, совершая грех, прошла по трем ступеням. Так и мы часто теми же тремя
ступенями идем не к провинности, но к греховному деянию, то есть через
внушение, или поощрение со стороны другого, извне толкающего нас на
поступок, [совершать ] который не следует. Поскольку мы познали, сколь
приятно поступать подобным образом, то даже прежде содеянного наш дух
зачаровывается удовольствием от самого деяния и через удовольствие искушает
нас в [наших ] помыслах. Пока мы льстим этому удовольствию, соглашаясь [на
него ], мы грешим. Тогда этими тремя ступенями мы и доходим до греховного
деяния.
17В русском тексте Библии: «Грехов юности моей и преступлений моих не
вспоминай».
Кое-кто желал бы понимать под именем внушения внушение плоти,
[осуществляющееся ] даже в отсутствие внушающего, например, когда кто-либо
начинает испытывать вожделение при виде женщины. Но такое внушение на деле
нужно называть ничем иным, как удовольствием. Именно это удовольствие, полученное, так сказать, из необходимости, и прочие [удовольствия ] того же
рода, которые, как мы выше упоминали, не есть прегрешение, апостол называет
человеческим искушением, когда говорит: Вас постигло искушение не иное, как
человеческое; —и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх
сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1
Кор. 10, 13). Искушением же вообще называется любая склонность души к
какому-либо поступку, который не следует [совершать ], будь на то воля или
согласие. Человеческим же называют искушение, без которого едва ли [можно ]
или даже никогда нельзя совладать с человеческой слабостью, например, с
плотским вожделением или желанием вкусно поесть, от которых просил избавить
себя тот, кто говорил: От грехов юности освободи меня, Господи (Пс. 24, 7)
17, то есть от тех искушений, что естественно и необходимо [рождены ]
вожделением, дабы они не заманили к согласию. Или же: пусть я вовсе
освобожусь от них, завершив ту, полную искушений жизнь. Поэтому и говорит
апостол: Вас постигло искушение не иное, как человеческое; точно та же
мысль и когда он говорил: если склоняется дух ваш к удовольствию, которое, как мы назвали, есть человеческое искушение, то, распалившись, пусть дух
ваш не склонится к согласию, в коем и состоит грех. Ибо сказал он, как если
бы кто-либо спросил его, могли бы мы какой-нибудь нашей силой
сопротивляться этим вожделениям: И верен Бог, Который не попустит вам быть
искушаемыми, что значит: Ему нужно довериться скорее, чем надеяться на
себя, [Ему ], Который, обещав нам свою помощь, истинен во всех своих
обетах, потому что Он — Тот, Кто верен, так что всем, разумеется, нужно
оказывать ему доверие. В этом случае Он не допускает нас к искушению сверх
наших возможностей, так как через милосердие свое умеряет сей человеческий
соблазн так, чтобы не оказать давления на грех больше, чем мы могли бы
претерпеть, сопротивляясь ему. Тогда Он делает сверх того: само это
искушение обращает на пользу, и хотя через него Он нас испытывает, [но ]
так, чтобы затем, когда предупредит, Он мог бы нас не столь удручать, и мы
меньше стали бы бояться вражеского натиска, над которым уже одержали
победу, научившись выдерживать [его ]. Всякую битву, нами не испытанную, мы
переносим тяжелее и более странимся [ее ]. Когда же обыкновением станет
побеждать, то равно ослабеет и сила врага и страх [перед ним ].
О внушениях демонов
18См.: Isidori Etymologise, I; VIII; XI, 15—16 (ed. W. M. Lindtay). Oxford,
1911. Представления о демонических связях ученых сохранились до наших дней.
История Фауста — один из ярчайших примеров.— С. Н.
19См.: Вергилий. Георгики, IV, 281 и далее.
Внушения исходят не только от людей, но и от демонов, так как
случается, что они подстрекают нас на грех не столько словами, сколько
делами. Обладающие от природы как изворотливостью ума, так и долговременной
опытностью, отчего их и называют демонами, то есть учеными (scientes) 18, они познали природные силы и оттого могут легко возбуждать человеческую
слабость, толкая к чувственности или прочим [желаниям 1. Так, с Божьего
дозволения они иногда насылают недуги на некоторых [людей ], а затем
исцеляют тех, кто им молится, и часто считается, когда [болезни ]
прекращаются, что они-то и есть их целители. Даже в Египте им через
посредничество магов было дозволено творить чудеса против Моисея (Исх. VII,
11, 22), и воистину они действовали благодаря собственной силе, которую
познали; что же касается тех [чудес ], которые они совершали, то нужно
признать, что они — не столь их творцы, сколь устроители: если, например, кто-либо, следуя рецепту Вергилия, сокрушит тушу быка, дабы обеспечить
таким деянием появление роя пчел19, то называть его нужно создателем не
столько пчел, сколько их среды. Потому на основании познания природы вещей, которым обладают демоны, они возбуждают в нас плотское желание или другие
страсти души: неким, нам неизвестным, искусством они пробуждали их в нас
либо через вкусовые ощущения, либо через прикосновение на ложе, либо с
использованием какого-либо другого способа изнутри или извне. Ведь много
естественных сил в травах и семенах, в деревьях и в камнях, способных
возбудить или усмирить наш дух, благодаря чему тот, кто внимательно их
изучал, легко мог бы сделать то же самое.
Почему греховные деяния караются более, нежели сам грех?
20Aurelli Augustini In Epistolam Iohannis ad Parthos Tractatus VI, col.
2033.
Кое-кто гневается, когда слышит, что греховный поступок не называется
собственно грехом или же что он ничего не добавляет к греху; поэтому на
грешников возлагается более суровое наказание на основании совершенного
поступка, а не на основании состава вины. Им я прежде всего отвечаю на это:
почему же они не удивляются тому, главным образом, что подчас великая мука
наказания назначается там, где никакой виновности и не возникало, и мы
должны были карать тех, кого знаем как невинных? Вот, например, какая-то
бедолага вскармливает дитя, а у нее нет одежды, чтобы прикрыть и малыша в
колыбели, и самое себя. Движимая состраданием к ребенку, она прижимает его
к себе, чтобы согреть в собственных лохмотьях, и тогда, думается, покорившись природной слабости, она душит того, кого обнимает с бесконечной
любовью. Будь милостив,— говорит Августин,— и делай, что хочешь20. Когда же
она пришла к епископу для рассмотрения дела, то к этой женщине применяют
суровое наказание не за вину ее, которую она совершила, а ради того, чтобы
сама она или другие женщины впредь были осмотрительнее в таких ситуациях.
Иногда также случается, что кого-то его враги обвиняют перед судьей, да
так, чтобы судью ввести в заблуждение. Однако судья признает его невинным.
Но так как те настаивают, требуя судебного разбирательства, то в
назначенный день они начинают дело, приведя, вероятно, для убедительности, лжесвидетелей против обвиняемого. Поскольку судья никак не может возразить
против таких свидетелей, то законом ему вменяется в обязанность получить от
них [сведения ], а, получив их «доказательства», он должен покарать
невинного, не заслуживающего никакого наказания. Итак, он должен покарать, хотя [тот ] и не заслужил кары. Несмотря на это, судья осуждает его
справедливо, на основании закона. Из этого, следовательно, ясно, что иногда
кара резонно налагается на того, в ком прежде не было никакой вины. Что же
в таком случае удивительного, если там, где прежде была вина, последующее
деяние увеличивает ее в [глазах ] людей в этой жизни, хотя и не в будущей, в [глазах ] Бога? Ведь люди судят на основании очевидного, а не скрытого, и
они взвешивают не столько состояние вины, сколько последствия поступка.
Ведь один только Бог внимает не столько тому, что [люди ] совершают, сколько тому, с какими душевными [помыслами ] они [это ] делают. Он мерит
нашу виновность по умыслу, а суд исследует преступное деяние, отсюда и
говорится: Тот, Кто испытывает внутренность и сердце (Иер. XX, 12) и Кто
видит потаенное (Иез. VIII, 12). Там, где Он видит наисовершенно, там не
видит никто, ибо, карая, он вникает не в грешность, но в дух поступка. У
нас же наоборот: мы вникаем не в дух, который не видим, но в факт поступка, который знаем. Потому мы часто караем невинных — по заблуждению либо на
основании законов по иску, как мы уже сказали,— или оправдываем
преступников. Тот, Кто испытывает внутренность и сердце, называется Богом, т. е. Он испытывает любые помышления на основании душевной страсти, возникающей либо по слабости [природы ], либо от телесного вожделения.
О духовных и плотских прегрешениях
21 См.: Sancti Gregorii papae I Moralia XXXI, 45, п. 88.— MPL, t. 76, col.
621; Peter Abaelards. Philosophische Schriften. Zum ersten male
Herauigegeben von dr. Geyer. Muenster, 1919. S. 281—284.
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат на тему природа, автомобили реферат доход реферат.
Категории:
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая страница реферата