Концепция "племенизма" К.Н. Леонтьева в цивилизационной историософии XIX-XX веков
| Категория реферата: Рефераты по философии
| Теги реферата: bestreferat ru, реферат катастрофы
| Добавил(а) на сайт: Огарков.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 | Следующая страница реферата
Константин Николаевич не ставил под сомнение искренность большинства тех людей, что встали под это знамя, однако от этого вопрос об опасности этого явления для него не становился менее острым. Ибо племенизм оказался для него не только кровавой идеей псевдонационального строительства, но и обернулся, как двуликий Янус, очередным воплощением гипертрофированного чувства свободы. Однако творцы племенного идеала сами не заметили, как поклонившись идолу собственной нации, попали в тенета всеразлагающей глобализации. Так как, пишет Леонтьев, продолжая аналогию с живым организмом, тот, кто теряет собственный цивилизационный иммунитет от одной болезни, подвержен и другим хворям. Поэтому, переступившие через свободы других народов племенисты, в очередном своём увлечении — вестернизации, распространили свою свободу на попрание уже собственной самобытности. Заразившись западной болезнью племенизма, они закономерно обратились к западной же болезни глобализации.
"Племенная политика — это одно из самых странных самообольщений … — писал Леонтьев, — везде интригуют, борются, восстают, ведут войны, льют кровь" (45) думая, что строят национальные государства, а в итоге оказывается, что и победители и побежденные (в лице Австрийской и Османской империй, легших костьми в фундамент новых "национальных государств"), одинаково поспособствовали космополитизму духа, почве для государственной глобализации и культурного универсализма.
"Племенное единство принимает неизбежно нивелирующий, всеуравнивающий ... характер; сводит … всех и всё на путь чего-то среднего — сперва на путь большего против прежнего сходства составных частей между собою, а потом и на путь большего сходства" друг с другом" (46). То есть предпочтение единения на основе крови объединению на основе культуры, влечёт за собой осуществление ещё более "возвышенной" идеи объединения только что созданных племенистских государств в единую псевдоцивилизацию. И в этом нет противоречия между национальными движениями и движениями мондиалистическими. Ибо то, что здесь подразумевается под "нацией" давно уже стало кровным союзом, уничтожившим те скрепляющие культурные идеалы нации, которые создавали его форму, отличную от других наций. А если нет самобытной формы, то прямой путь — к единению со сходными несамобытными племенистскими образованиями.
Это собственно и является практическим осуществлением того явления антиразвития, что в теории Леонтьев описал в своей концепции цивилизационного развития (в знаменитой статье 1871 года "Византизм и славянство ").
"Все идут к одному — к какому-то среднеевропейскому типу общества и к господству, какого-то среднего человека… пока не сольются все в одну — всеевропейскую, республиканскую цивилизацию" (47).
Можно по-разному относится к современному процессу европейского объединения, но несомненно одно — Леонтьев в своём предвидении оказался прав.
Леонтьев, как известно, предвидел и социализм и фашизм (при том, что ни он, ни автор этой работы ни склонны полагать их явлениями одного порядка), а также мондиализм — все те явления, по поводу которых его современники, погруженные в предвкушение великого будущего мира (либерального, социалистического или племенистского) говорили лишь: "опять сумасшедший Леонтьев фантазирует".
Константин Николаевич, будучи человеком религиозным, успокаивал себя правотой перед вечностью, да, пожалуй, русской пословицей: "смеётся тот, кто смеётся последний". Научное распознавание черт будущего, при изучении наследия таких историков и мыслителей как Леонтьев, оказывается, может быть не только неосуществимой задачей исторической науки, не выходящей за пределы теории, но и достижимым на практике результатом применения цивилизационного подхода к истории. Это становится возможным благодаря тому, что он позволяет охватить более широкую и устойчивую категорию исторического процесса, чем та же социально-экономическая формация, позволяет уйти от абсолютизации отдельных составляющих цивилизационного процесса (48), таких как религия, государство или культура, тем более рабочий вопрос.
О глубине проникновения Константином Николаевичем в "кухню истории" писали многие авторы и начала XX века и его конца, но лучше всех это, на наш взгляд, удалось А. Королькову с его "Пророчествами Константина Леонтьева". В этой работе автор показал как неординарную научную точность и актуальность предвидений Леонтьева, так и всю несправедливость к нему современников, как и некоторых современных ангажированных исследователей (49).
Вместе с тем ясно, что несправедливая оценка его наследия, которое даже в наш период "леонтьевского ренессанса" (50) остаётся многим не известным, часто связано либо с элементарным непониманием его зачастую непростых идей, либо с обманутостью исследователей яркими обёртками неверно понятых, гиперболизированных понятий "свободы", "прогресса" и "цивилизации". Племенное движение, — писал Леонтьев, "обмануло самых опытных и даровитых людей.… Это одно из самых искусных и лживых превращений того Протея…всеобщего опошления, который с конца прошлого века (то есть со времен Великой Французской революции — Е.-Л.М.А.) неустанно и столь разнообразными приёмами трудится над разрушением великого здания романо-германской" цивилизации (51).
Похожий метафорический образ применил Тютчев: "употребление во зло понятия национальности — маскарадный костюм для революции", как движения сметающего на своём пути всё традиционное (52).
Однако история показала, что не только вновь испечённые национальные государства вскоре начинали растворяться в глобализирующем смешении. Государства исторические, давно проявившие себя на арене истории, также прошли путь от традиционных цивилизаций, посредством грубого племенизма, к началу осуществления на практике мондиалистического идеала.
И этот процесс не явился одномоментным или единожды имевшим место, но повторялся в разных формах и с разными народами, будучи явлением, которое быстро овладевает всё новыми и новыми государствами и народами. Впечатляющие картины этого "разлития" даёт не только Константин Николаевич, но и такие современные исследователи как А. Тойнби, Н. А. Нарочницкая и С. Хангтингтон. Последний, например, перечисляя политические идеологии XX века, пишет, что все они, включая неверно понятый национализм — "порождения западной цивилизации" (53). Тойнби также констатирует, что элита незападных обществ "увы, заразилась западной идеологической болезнью национализма" (54).
В качестве примера авторы приводят Индию с её физическим истреблением христиан, о котором по соображениям политкорректности принято не распространяться по сию пору, а также племенизм пакистанский, ханьский, сингальский, японский, "бурский", и многие — многие другие. Как и европейские учителя, талантливые ученики не постеснялись облечь интересы крови в оболочку борьбы за религиозные ценности, культурную самобытность и национальную самоидентификацию. Но самое прискорбное, — отмечают исследователи, это то, что современная западная цивилизация действительно поставила эти миры на порог выживания, предлагая эфемерную альтернативу: вхождение в западное "мировое сообщество" или борьба с ним западными же средствами…
Вместе с тем единственным способом противостояния этому движению Константин Николаевич видит не столько отрицающее действие борьбы, сколько положительное действие развития собственных цивилизаций, в том числе традиционной европейской. Ибо поглощение в Европе и по всему миру здорового национального чувства болезнью племенизма стало возможно в первую очередь в силу ослабления цивилизационных организмов мира. Обращение же всецелого внимания на собственное религиозное, государственное и культурное строительство будет способствовать наращивания иммунитета против примитивного племенизма. И такая позиция Леонтьева становится всё более актуальной, ибо в XX веке племенизм стал ещё жестче, проявив себя во всевозможных, по Тойнби, "эвокациях" призраков Рима и других, канувших в Лету государственных образований.
Недавнее явление "международного терроризма", справляясь у рассматриваемых авторов-цивилизациощиков, однозначно характеризуется как реакция незападных обществ на очередную волну вестернизации. Тойнби предвидел что-то похожее, когда писал о пагубных последствиях проникновения в незападные миры, наряду с позитивным наследием европейской цивилизации "заразы национализма". "Вторжение этого узколобого западного политического идеала в мир ислама, где традиционно поддерживается древняя традиция, считающая, что все мусульмане — братья по религии" может привести к ужасным последствиям (55). Мы видим, что это уже случилось. Правда реакция оказалась в западном же стиле, но она дала довольно новый вид сопротивления, заключающийся в слиянии буйного "зилотства" и льстивого "иродианства" (опять же в терминологии Тойнби). Мир быстро учится у Запада искусству современной войны.
И везде, как не удивительно, эти столкновения приводят к одному результату — универсализации религиозных, государственных и культурных ценностей. Примерами тому могут служить и объединение шиитов и суннитов Ирака против США и осознание Европой того, что конкурирование с США возможно лишь при объединении, и тот факт, что неанглоговорящие страны объединяются на основе этого языка, дабы не потерять экономических дивидендов в борьбе за мировой рынок.
Становится ясно, почему был прав Л. А. Тихомиров, говоривший о том, что "проникаясь идеей всечеловеческого блага — люди всё-таки осуществляют его силами своих отдельных государств", абсолютизируя национальный вопрос (56). В качестве примера Лев Александрович приводит всё тех же "французских патриотов XVIII века, которые по направлению идей были вполне всечеловеками" (57).
"Не подлежит сомнению, — писал другой русский историософ, князь Н.С. Трубецкой, о явлениях разбираемых нами под именами племенизма и глобализма, — что европейцу шовинизм и космополитизм, представляются именно …противоположностями, принципиально, в корне отличными одна от другой точками зрения" (58). Однако, пишет он, европейцы вкладывают в понятие "цивилизация" под именем общечеловеческих ценностей, не что-то общее для всех культур (ибо само существование этого общего ещё ни кем и не где ни доказано), но то, что они — современные европейцы — считают традиционными западными ценностями. Но то, что они считают продуктом европейской цивилизации, вызвало бы отторжение у давно ушедших представителей Европы старой и действительно великой, так как эти ценности являются всего-навсего произведением последних 400 лет европейского либерализма (не как политического явления, а как стиля культуры и мышления).
Поэтому, — продолжает князь Трубецкой, — под цивилизованными народами подразумевают только "германцев и романцев, а за тем и те другие народы, которые приняли европейскую культуру".
Получается, делает он вывод, что та культура, которая по мнению сторонников мондиализма, "должна господствовать в мире, упразднив все прочие культуры, есть культура такой же определенной этнографически — антропологической единицы, как и та единица, о господстве которой мечтает шовинист" (59).
Это очень удачная характеристика леонтьевского племенизма Трубецким демонстрирует нам глубокую связь племенизма с глобализацией, что и является ответом на все недоумения Дора и Хантингтона по поводу "феномена индигенизации".
В таком обществе, — пишет князь Трубецкой, — космополит, в сущности, ни чем "не отличается от шовиниста… Как шовинист отвлекается от частных особенностей отдельных этнических групп, входящих в состав его народа, так и космополит отбрасывает особенности культур отдельных … народов" (60)
В общем, по Ильину, от "больного национализма" до "всеразлагающего интернационализма " — один шаг(61).
Таким образом, мы рассмотрели основополагающие положения историософской концепции Константина Николаевича Леонтьева, касающиеся третьей составной части цивилизации — культурной и её носителя в лице народа. Эти положения входят составной частью в его представления о нации, как носителе цивилизации в целом и органично вписывается в теорию цивилизационного развития Леонтьева. В ней в качестве носителя цивилизации периода "цветущей сложности" выступает полноценная нация, движущаяся от национальности к национальному идеалу, и осуществляющая не только государственную, но и собственно национальную политику.
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат предприятие, реферат по русскому.
Категории:
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 6 | Следующая страница реферата