Образ государства как алгоритм политического поведения

Образ государства был и остается значимым феноменом как в индивидуальном, так и в массовом политическом сознании. Этот феномен должен рассматриваться в разумных измерениях и пространственно-временных координатах.

Как особая единица сознания он принадлежит миру психического и складывается из трех компонентов: дескрипции (описания действительности), оценки (выражения отношения к действительности), прескрипции (предписания поступка). При выяснении социально-предметного содержания образа государства надо избегать подмены такого выяснения разбором его психической структуры. Опасность подобной подмены есть, поскольку указанное социально-предметное (в нашем случае "государственническое") содержание накладывается на эту структуру, срастается с ней, через нее проявляется. В такой ситуации из поля зрения нередко ускользает то, что психическое и собственно "государственническое" - вещи разносу щностные, которые строятся и выражаются по своим канонам. Если их принципиальные отличия не распознаются, то исследование образа государства превращается в малопродуктивное занятие.

Описание и оценка государства

Надежный ответ на вопрос о том, каким отражением, каким рисунком "отпечатывается" на психической "ткани" образа само государство, дает поучительная история науки о государстве. Она свидетельствует, что наблюдаемая людьми государственность запечатлевается в их представлении одной из двух ипостасей: либо в виде некоей ассоциации (общности) индивидов, либо в виде отдельного лица (группы лиц). Вот факты, на которых базируется такой вывод.

Восприятие государства в качестве определенной коллективности, общности индивидов обнаруживается уже в древнекитайской идеологии. На рубеже второго и первого тысячелетий до н.э. возникает картина Поднебесной - целостной политической структуры, единой страны, направляемой и контролируемой Небом. В сознание древних китайцев глубоко проник образ государства как одной разросшейся семьи. Он, кстати, закрепился в их языке словом "гоцзя" - "государство-семья", которое применялось наряду с другими для обозначения государства [I]. Этим образом позднее активно пользовался Конфуций. Согласно его схеме, пишет исследователь конфуцианства Л. Переломов, правитель государства "возвышался лишь на несколько ступенек над главой семьи. Это должно было оказать реальное воздействие на общинников, ибо Учитель как бы вводил правителя в круг их обычных представлений, подчеркивая, что государство - та же семья, только большая" [2]. Конфуций не приравнивал правителя к "большой семье": последний помещался внутри такой общности и вовсе не являл собой государство в целом. Можно по-разному расценивать уподобление государства "большой семье", но в любом случае эта метафора сохраняет портрет специфической (по родственному организоранной) коллективности.

В другом очаге мировой цивилизации - древней Греции - Аристотель положил начало традиции изображать государство как совокупность людей, объединяемых политическим общением. Всегда, когда Аристотель описывал государство как наглядно данный объект, свои впечатления о конфигурации последнего он резюмировал в формуле: государство есть круг, союз составляющих его граждан [З]. И это при том, что он прекрасно (гораздо лучше, чем его современники) знал о наличии в государстве разных общественных групп, институтов публичной власти, дифференциации политических ролей (властвующие и подвластные), норм и процедур политической жизни и т.д. Однако аристотелевский взгляд на общий облик государства выделяет именно признак целостности, "союзности", объемлющей всех без исключения членов независимо от политической роли, которую они играют.

Восприятие общего облика (композиции) государства как единого сообщества прочно закрепилось в европейском политическом менталитете. У Аристотеля здесь оказалось много последователей. В сознании каждого, кто размышлял о государстве, следуя аристотелевской традиции, облик государства приобретал индивидуальные очертания. Но вместе с тем они видели в нем контур "союза людей", скрепляемого определенными зависимостями человеческой общности, интегрируемой публично-властными отношениями и институтами.

Охватывал ли умственный взор теоретиков необходимые атрибуты такой политической коллективности: аппарат публичной власти, служащих в данном аппарате лиц, отношения властвующих и подвластных, публично-властные нормы и процедуры, принципы территориального устройства "союза людей" и т.д.? Вопрос риторический. Они все это прекрасно видели. Однако твердо полагали, что это - элементы, черты, свойства государства, а не само оно целиком. В их представлении различные атрибуты государства не образовывали какую-то иную реальность, обособившуюся и удалившуюся от реальности целостного политического коллектива, существующую в изоляции от общности людей, организованной посредством публично-властных зависимостей. Фикции "раздвоения" или "удвоения" государственности не возникало. Тем более она не мнилась бюрократически-полицейской корпорацией, оторвавшейся от "союза людей", вознесшейся над ними и ему противостоящей.

Бегло набросанный выше общий облик государства и поныне воспроизводится в го-сударствоведении. Так, немецкие авторы пишут: "Судьба граждан неразрывно связана с судьбой и жизнью государства, которое они образуют и на которых оно опирается, таким образом, государство - это политическое сообщество людей, связанных единой судьбой" [4]. На взгляд отечественного исследователя В. Чиркина, государство - уникальная организация общества в целом. Такая организация универсальна, всеобъемлюща: в нее входят "все находящиеся на данной территории лица"; она обладает публичной властью и специализированным аппаратом управления обществом [5]. Некоторые авторы изображают государство как "государственную общину". По их мнению, "государство можно рассматривать как организационную форму, как союз людей, объединившихся для совместного проживания" [б].

Однако мировая политическая мысль продуцирует и иного рода "снимки" государства, где оно уже не выглядит равномасштабной всему обществу ассоциацией особого типа, политической целостностью, а репрезентировано определенным человеком (либо группой определенных индивидов). Историки отмечают, в частности, что для древних египтян государство персонифицировалось в царе [7]. В древнеиндийских представлениях имелось нечто похожее: царство, политическое целое фиксировалось сознанием в виде материальной, вещественно осязаемой структуры, соотносящейся с телесным образом царя [8]. Во времена империи в античном Риме чертами и свойствами государственности, стали наделяться императоры: они олицетворяли римский народ, их благо отождествлялось с его благом, правитель стал выразителем всеобъемлющего, все соединяющего и всем владеющего высшего принципа [9].

В аристотелевской традиции государство как целое ("политическое сообщество людей") вбирает в себя также правителей (а заодно бюрократию, полицию, армию и пр.); в противоположном, персоноцентристском мысленном облике государства, напротив, правители (и иже с ними) поглощают политическое целое, обретая многие его основные параметры.

Западноевропейская наука о государстве XVI-XVIII веков (но не только она) немало потрудилась над тем, чтобы теоретически санкционировать такой взгляд на государственность, который позволял монархам заявлять: "Государство - это я". Благодаря усилиям Ж. Бодена, Т. Гоббса и других государство все больше представало в облике корпоративного объединения (учреждения), обособившегося от всей социальной коллективности, поднявшегося над ней и управляющего ею. Утверждению подобного взгляда в европейском политическом сознании весьма способствовала боде-новско-гоббсовская разработка идеи суверенитета государства и соответствующих представлений о носителях и реализаторах этой суверенности.

Рассматриваемый в данном случае "снимок" общего облика государства по-своему достоверен: он содержит некоторую объективную информацию об одном из составных элементов государственности. Известная познавательная ценность такой информации бесспорна. Другое дело - оперировать ею в качестве знания, достаточного для воспроизведения полномасштабной (а не урезанной, однобокой) картины организации государства. В новоевропейском прошлом за облик всей государственности выдавали портрет аппарата (машины) публичной власти (пожалуй, охотнее остальных ранние либералы, анархисты, социалисты, коммунисты).

Среди современников, пишущих о государстве, немало таких, которым государство представляется органом, орудием (класса, нации, общества), системой учреждений, осуществляющих публично-властные функции. Р. Пинто и М. Гравитц склонны разделить точку зрения Б. де Жувенеля, согласно которой термин "государство" ныне используется уже для обозначения не организованного общества, имеющего автономное правительство, а аппарата, руководящего этим обществом [10]. По мысли В. Халипова, издавшего книгу по общей кратологии, "государство представляет собой совокупность взаимосвязанных, наделенных властью лиц, а также учреждений и организаций, осуществляющих управление обществом" [II].

Кроме двух выделенных выше ипостасей государства в политическом сознании обнаруживаются и другие. Скажем, в памятниках древнерусской письменности ("Повесть временных лет", "Слово о полку Игореве" и др.) государство изображается "землей", выступает на определенный лад интегрированной и обустроенной территорией. Словосочетание "Русская земля" — самый важный из всех употреблявшихся на Руси в XII веке политических тропов [12]. Короче, в истории знаний о государственности внешний облик ее рисуется по-разному.

Все отмеченные ипостаси касаются первой - когнитивной составляющей образа государства. Вторая - оценочная составляющая выражает отношение субъектов (индивидов, групп) к государству. Существует широкий спектр таких оценок. В основном это суждения, касающиеся устройства (функционирования) каких-либо отдельных институтов, норм, процедур государственности, поведения отдельных должностных лиц (чиновников), политических деятелей или относящиеся к каким-то конкретно-историческим формам государства. Эти оценочные суждения, необходимые для ориентации в мире политики, в рамках настоящей статьи особого интереса не представляют. Такой интерес вызывает класс общеоценочных суждений (абсолютных оценок).

Принято считать абсолютными те оценки, посредством которых субъект определяет для себя значение оцениваемого объекта по шкале "добро (благо)" - "зло": "хорошо-плохо", "положительное-отрицательное", "полезное-вредное" и т.п. [13]. По преимуществу через этот класс оценок субъекты изъявляют свое отношение к государственности вообще, к абстрактной государственности. "Добро" и "зло" - не химеры, не иллюзии. Их корни - в имманентных свойствах объекта. Но получение им статуса "добра" или "зла" зависит и от соответствующей квалификации определенных вещей, событий, процессов, состояний, даваемой самим оценивающим субъектом.

Абсолютные оценки в ходу не только тогда, когда с их помощью выражают отношение к государственности вообще. К ним прибегают и в суждениях об отдельных элементах, деталях или каких-либо конкретных разновидностях государства. В подобных случаях полагание субъектом того, что данное конкретное государство (государственное установление, действие) есть зло, еще совсем не означает, будто ему всякое государство неизбежно представляется злом. Тут возможны варианты. Когда субъект хотя бы одно из конкретных государств признает за благо, для него логически исключается возможность усматривать зло в государстве как таковом.

Были и есть мыслители с диаметрально противоположным подходом к государству вообще. Одни оценивали (и оценивают) эту публично-властную организацию социально стратифицированного общества со всеми присущими ей особенностями в качестве блага, добра. Для других - государственность в принципе зло. Отложу поиск подлинных прародителей этих диаметрально противоположных подходов. Линия на признание в государственности позитивного (благого) установления ясно прослеживается от Гераклита и Сократа до нынешних сторонников идей "минимального государства", "постмодернистского государства" и т.д. От древнегреческих киников до современных анархистов разных мастей (включая наших доморощенных политических нигилистов, абсентеистов и т.п.) тянется цепь осуждений государственности вообще как зла, как глубоко порочного явления.

Оценивание государства происходит всегда и всенепременно, ибо оно практически никому не безразлично. Для всех буквально оно так или иначе функционально значимо. Но чем объяснить разброс оценочных суждений, полярность оценок, на протяжении тысячелетий выставляемых одному и тому же объекту — государству? Публично-властная организация социально стратифицированного общества в действительности выполняет одновременно несколько различных, не одинаковых по своему смыслу ролей. Есть среди них главные и побочные, константные и временные, преходящие. Отсюда у субъекта возникает объективный шанс выбирать в качестве предмета своей собственной оценки ту или иную из этих ролей и по ней судить о функциональной значимости государства в целом.

Однако наличие этого шанса само по себе почти ничего не говорит о том, почему субъекта "достает" какая-то определенная роль государства и именно на нее он реагирует. "Достает" потому, пожалуй, что ею чувствительней всего затрагивается его личный интерес. Движимый им и на свой лад оценивая государство в категориях "добра" и "зла", субъект сознательно либо неосознанно опирается также на критерии абсолютной оценки, которые циркулируют в идеологии. Есть, наконец, гамма сугубо индивидуальных мотиваций награждать государство той абсолютной оценкой, которую оно в глазах субъекта заслуживает.

От образа государства к политическому поведению

Итак, оценка государства инспирируется его функциональной значимостью, выполняемой им соответствующей социальной ролью. Однако оценка - лишь вторая составляющая единого образа государства. Вместе с когнитивной составляющей они не просто присутствуют в образе государственности, но сложно сопрягаются друг с другом внутри политического сознания. Основной вопрос сводится к следующему: влияют ли представления о внешнем облике государственности на отношение субъекта к ней? Если влияют, то какова комбинаторика "портретов" внешнего облика государства и даваемых ему абсолютных оценок?

Прошлое и настоящее политической мысли показывают, что представления субъекта о "наружности" государственности заметно влияют на его отношение к ней. Сразу оворюсь. При негативизации государства, т.е. при оценке публично-властной органи-ции социально стратифицированного общества как воплощения зла, то или иное сприятие ее внешних очертаний уже ничего не значит. Зато на формирование пози-вного отношения к государству, на его оценку как блага, добра восприятие субъ-том внешнего облика государственности воздействие оказывает. Справедливости ради нужно констатировать, что оба отмеченных типа представ-яий о композиции государства делают возможной его оценку в качестве явления цюжительного. Тем не менее (особенно в новой и новейшей истории) квалификация сударства в благоприятном свете ("хорошее", "полезное", "желательное" и т.д.) ча-Е встречается в тех случаях, когда оно видится и воспринимается интегральной по-ггической коллективностью, публично-властным "союзом", объемлющим собой всех [енов общества.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сочинение на тему зима, текст для изложения.





1  2  3 | Следующая страница реферата