Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10 | Следующая страница реферата

«Хотя тот, кто послан за границу с каким-нибудь поручением или получил разрешение путешествовать, остается подданным, но не в силу своего соглашения о подданстве, а в силу договора между суверенами. Ибо всякий вступающий на территорию другого владения обязан подчиняться всем его законам, за исключением того случая, когда он пользуется особой привилегией благодаря дружбе между его сувереном и сувереном той страны, где он временно пребывает, или когда он имеет специальное разрешение сохранить старое подданство» (II, 173).

В приведенном авторском пояснении к третьему случаю выхода подданного из-под власти своего суверена ярко проявляется ключевая доктрина абсолютного и в то же время территориально ограниченного характера государственной власти. Последняя не имеет никакого соперника в пределах своей территории – всякое иное образование получает свою власть только от него, либо посредством ясно выраженного согласия (которое может быть в любой момент отменено), либо посредством умолчания (которое может быть отменено всяким выражением государственной воли). Но аналогично и всякое иное государство представляет собой такое же «абсолютное в своих пределах» образование.

Четвертым и последним случаем выхода подданных из-под власти суверена, рассмотренным Гоббсом, выступает ситуация, «когда суверен сам становится подданным другого» (II, 173). В данном случае преимущественно исторический интерес имеет рассмотрение Гоббсом следующего казуса, а именно ситуации, когда суверен «содержится в тюрьме или не пользуется физической свободой». Здесь явным образом преимущественно обсуждается ситуация, создавшаяся в Англии после пленения Карла I в 1646 г. Гоббс указывает, что данная ситуация не означает отречения суверена от прав верховной власти и, следовательно, не освобождает подданных от обязанности повиновения. Посему «подданные обязаны повиноваться всем ранее установленным властям, правящим не от своего имени, а от имени попавшего в плен монарха» (II, 173). Если же монарх в этих условиях не может назначить должностных лиц и чиновников, «то предполагается, что он одобряет тех, кого назначил ранее» (II, 173).

8. Обязанности суверена. Суверен обладает не только правами, но и корреспондирующими им обязанностями, однако это обязанности не перед конкретным субъектом – ибо единственными противостоящими ему лицами являются, с одной стороны, Бог, которому он даст отчет на Небесах, с другой стороны – только подданные, обязанные ему абсолютным повиновением, за исключением случаев, оговоренных выше и вытекающих из самого существа естественного закона – сохранения своей жизни. Таким образом, обязанности суверена есть обязанности его статуса, обязанности перед государством, person’ой которого он является. Здесь существенно то, обычно затемняющееся в изложении у Гоббса, разграничение между сувереном как лицом государства и собственно государством – его обязанности есть по существу своему функциональные, вытекающие не из той или иной нормативной заданности, но из самого факта существования государства и необходимости обеспечения его функционирования и самосохранения.

Основной обязанностью суверена будет обеспечение безопасности народа. Однако под последней «подразумевается не одно лишь обеспечение безопасности голого существования, но также обеспечение за всяким человеком всех благ жизни, приобретенных законным трудом, безопасным и безвредным для государства» (II, 260).

Обязанностью суверена является удерживать за собой все существенные права суверена в полном объеме, поскольку их упразднение или умаление «повлекло бы за собой распад государства и возвращение каждого человека к состоянию бедствия войны всех против всех (что было бы величайшим из всех несчастий, могущих произойти в его жизни)» (II, 261). Еще раз подчеркнем, что данные обязанности суверена не являются обязанностями перед народом в смысле совокупности подданных, но вытекают из существа его статуса, являясь, по словам Аласадера Макинтаира, внутренней нормативной заданностью, вытекающей не извне, но из самого существа понятия суверена [13].

К указанному выше в качестве конечной цели широкому пониманию обеспечения безопасности народа ведут две меры: во-первых, просвещение народа «посредством учения и примера» (II, 260); во-вторых, издание и применение «хороших законов, которые отдельные лица могли бы применять к обстоятельствам своей жизни» (II, 261).

Просвещение народа. Согласно Гоббсу, суверен «поступает против долга, если он оставляет народ в неведении или в полузнании об основах и смысле… его [т.е. суверена – А.Т.] существенных прав, так как вследствие этого люди могут поддаться соблазну и подстрекательству и оказать противодействие суверену именно тогда, когда интересы государства требовали бы использования и осуществлениях этих прав» (II, 261). Это тем более необходимо, что основные права суверена «не могут быть поддержаны ни гражданским законом, ни страхом законного наказания» (II, 261), поскольку и первое и второе в свою очередь основываются только на основных правах суверена.

Доктрину абсолютной власти суверена, на взгляд Гоббса, трудно навязать «сильным людям», поскольку те «с трудом переваривают что-либо, клонящееся к установлению власти, которая обуздывала бы их страсти» (II, 263), равно как «ученые люди» также будут сопротивляться государственному учению, поскольку они с трудом мирятся «с тем, что обнаруживает их ошибки и эти умаляет их авторитет» (II, 263).

Напротив, убедить простой народ не сложно, если только они «не зависят от сильных и не запутаны мнениями ученых», ведь в этом случае их умы «представляют собой чистую бумагу, способную воспринимать все, что государственная власть запечат-леет на ней» (II, 263).

«Если целым народам можно было внушить убеждение в истинности великих таинств христианской религии, которые выше человеческого разума, а миллионам людей внушить веру в то, что одно и то же тело может находиться одновременно в бесчисленных местах, что противоречит разуму, то разве не могут люди учением и проповедью, покровительствуемыми государством, заставить признать учение» о государственной власти (II, 263).

Посему, утверждает Гоббс, до тех пор, пока «суверен удерживает за собой всю полноту власти, трудности просвещения народа относительно существенных прав верховной власти, которые являются естественными и основными законами, создаются лишь ошибками самого суверена или тех, кому он доверил управление государством» (II, 263). Таким образом, просвещение народа относительно прав суверена есть не только право, но и прямая обязанность суверена, поскольку только такое знание может прочно обеспечить блага и безопасность государства и предотвратить угрозу восстаний. Помимо сообщения «истинного учения о суверене» надлежит также научить народ, «сколь большим преступлением является дурной отзыв о верховном правителе – будь то один человек или собрание людей – или рассуждать и спорить о его власти, или так или иначе непочтительно употреблять его имя, так как всем этим суверен может быть унижен в глазах народа и может быть поколеблено повиновение народа, в котором заключается спасение государства» (II, 264 – 265). А дабы государственное учение прочнее усваивалось народом, «необходимо, чтобы было установлено время, когда народ мог бы собираться и по вознесении молитв и хвалы Богу – царю царей слушать поучение о своих обязанностях, а также чтение и толкование положительных законов, поскольку они касаются всех подданных, и напоминание о той власти, благодаря авторитету которых они стали законами» (II, 265).

Однако такие меры сами по себе недостаточны, поскольку важно не только проповедовать народу, но и обучать тех, кто будет проповедовать, контролировать тех, кто формирует умы государства. Из этого вытекает примечательное рассуждение Гоббса, которое есть смысл привести в достаточно обширном извлечении:

«…Просвещение людей зависит от правильной постановки обучения юношества в университетах. Но разве, могут спросить некоторые, университеты Англии не научились еще делать этого? Или ты задумал учить университеты? […] …Противоречивые взгляды, господствующие среди воспитанников университетов, доказывают, что они недостаточно обучены, и не приходится удивляться тому, что они сохранили вкус того тонкого напитка, которым напоили их против гражданской власти. Что же касается второго вопроса, то мне не приличествует, да и нет необходимости отвечать да или нет. Ибо всякий, видящий то, что я делаю, легко может понять, что я думаю» (II, 267, 268).

В трактате «О гражданине» Гоббс прямо подводит своего рода формальный итог своей теории обучения народа:

«…Если кто-то хочет утвердить здравомыслие в государстве, тому следует начинать с университетов. […] Таким образом, я считаю долгом правителей кодификацию основных положений истинного гражданского учения и введение обязательного преподавания их во всех университетах государства» (I, 405).

Хорошие законы. Прежде чем приступать к изложению учения Гоббса о «хороших законах», которые надлежит иметь в государстве, следует остановиться на общей концепции закона. Во-первых, согласно Гоббсу суверен обладает монополией на законотворчество (II, 205), а сам закон есть правило, определяющее «что справедливо и что несправедливо, ибо несправедливым считается лишь то, что противоречит какому-либо закону» (II, 205).

Соответственно, обычай и обыкновение не могут создать закона, поскольку его «сила обусловлена не продолжительностью времени, а волей суверена, сказывающейся в его молчании (ибо молчание есть иногда знак согласия), и эта практика является законом лишь до тех пор, пока суверен молчит» (II, 206). Равным образом, не соответствует правильному государству и практика, сложившаяся еще со времен усиления королевского влияния в рамках средневековой правовой системы, подразделять обычаи на разумные и дурные («злые») и, соответственно, только первые признавать имеющими силу. Формально против данной точки зрения Гоббс не возражает, однако уточняет, что юристы не имеют права сами судить о том, разумен или нет данный обычай – подобное определение «есть дело составителя законов, т.е. верховного собрания или монарха» (II, 206).

Особо Гоббс отмечает, что «естественные и гражданские законы совпадают по содержанию и имеют одинаковый объем» (II, 207). Данная точка зрения на первый взгляд вызывает удивление, однако Гоббс проясняет ее следующими соображениями. Естественный закон повелевает нам быть беспристрастными, справедливыми, признательными, однако в естественном состоянии все это не является законом в собственном смысле, т.е. повелением, имеющим принудительную силу, но только качествами, принадлежащими лицу и располагающими его достижению мира и к готовности повиноваться установленному государству. Конкретное наполнение этим велениям естественного закона может дать только государство. Естественный закон воспрещает кражу, однако только гражданский закон устанавливает, что есть свое, а что есть чужое (ведь в естественном состоянии каждый имеет право на все) и тем самым только гражданский закон может определить, что будет кражей, а что будет законным обладанием имущества. Равным образом, естественный закон воспрещает убийство, однако что есть убийство, а что есть законное лишение жизни другого человека (например, в случае смертной казни или причинения смерти без вины и без наказуемой неосторожности) может только государство, установив соответствующее определение в гражданском законе (I, 417 – 418):

«Поэтому во всех государствах мира естественный закон есть часть гражданского закона. В свою очередь гражданский закон также является частью предписаний природы, ибо справедливость, т.е. соблюдение договоров и воздаяние каждому того, что принадлежит ему, есть предписание естественного закона. Но каждый подданный государства обязался договором повиноваться гражданскому закону… и поэтому повиновение гражданскому закону является также частью естественного закона. Гражданский и естественный законы не различные виды, а различные части закона, из которых одна (писаная часть) называется гражданским, другая (неписаная) – естественным. Впрочем, естественное право, т.е. естественная свобода человека, может быть урезано и ограничено гражданским законом; более того, такое ограничение является естественной целью издания законов, так как иначе не может быть никакого мира. И закон был принесен в мир только для того, чтобы ограничить естественную свободу отдельных людей, дабы они могли не вредить, а помогать друг другу и объединяться против общего врага» (II, 207).

Однако недостаточно для установления должного порядка просто издать законы, поскольку «все законы, писаные и неписаные, нуждаются в толковании» (II, 213), или, следуя английской юридической поговорке, «закон молчит, пока он не истолкован». В силу общих прав суверена ясно, что «толкование всех законов зависит от верховной власти, и толковать закон могут только те, кого назначит для этого суверен» (II, 213). Это не означает, конечно, лишения сторон и юристов-профессионалов права толковать закон – последнее немыслимо в силу самой потребности закона в истолковании и в том, что всякое толкование в свою очередь требует быть истолкованным. Положение, утверждаемое Гоббсом, заключается в том, что верховным правом разрешить спор при разномыслии в толковании текста закона обладает только сам законодатель и для него ничье иное мнение не является обязательным.

Поскольку всякий закон обращен к гражданам и есть поведение, которое надлежит исполнить под страхом наказания, то, соответственно, дабы достигнуть своей цели, закон должен быть понятен:

«Понятность закона зависит не столько от изложения самого закона, сколько от объявления причин и мотивов его издания. Именно это показывает нам намерение законодателя, а когда намерение известно, тогда легче понять закон, изложенный кратко, а не многословно. Ибо все слова двусмысленны, поэтому умножение слов есть также умножение двусмысленности. […] Поэтому обязанность законодателя… сделать очевидной цель закона, а сам закон сформулировать кратко, по возможности более точно и выразительно» (II, 271).

Прецедент как источник права Гоббсом отвергается – «хотя приговор судьи есть закон для тяжущейся стороны, он не является законом для судьи, который сменит его в этой должности» (II, 217):

«…Все решения предыдущих судей, какие когда-либо были, не могут стать законом, если они противоречат естественному праву, и никакие судебные прецеденты не могут делать законным неразумное решение или освободить данного судью от заботы найти то, что справедливо (в подлежащем его решению случае), исходя из принципов собственного естественного разума» (II, 215).

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: содержание реферата курсовые работы, quality assurance design patterns системный анализ.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10 | Следующая страница реферата