Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата

5). То обстоятельство, что новая фундаментальная теория соответствует множеству фактов, описываемых предыдущей теорией (плюс не описываемые предыдущей) приводит нас к следующему феномену. А именно: существующий набор экспериментальных фактов в области, которую претендует описывать некоторая теория, потенциально бесконечный (с учетом возможных опытов), но актуально всегда конечный, может быть накрыт выводами, полученными из разных теорий, базирующихся на разных системах аксиом и с разными понятиями.

Отсюда Куайном, Лакатосом и прочими делается вывод, что понятия, вводимые наукой, это "нередуцируемые сущности, эпистемологически сопоставимые с богами Гомера", а аксиомы – "удобные конструкты познания", предназначенные для того, чтобы "на основании опытов прошлого предсказывать результаты опытов будущего". Т.е. мы каждый раз придумываем себе некую конструкцию, логически стройно объясняющую нам наблюдаемые на данный момент вещи. Конструкцию, которая к истине, к действительности имеет такое же отношение, как утверждение: "Море волнуется, потому что Нептун сердится" и обоснованную не более, чем греческие мифы. А когда эта условная модель свое отработает – столкнется с опровергающим экспериментом, мы сочиняем очередную такую же, имеющую точно такое же отношение к действительности, но покрывающую большее количество фактов. (Немаловажным является и то, что эту позицию разделяют некоторые ученые-естественники, а в реальной науке все еще встречаются теории, созданные по этому принципу). Оторвав науку полностью от действительности, было уже не трудно социальным постпозитивистам дойти и до вывода о зависимости заключений науки от социального фактора (по Куну Эйнштейн сделал пространство и время относительными, начитавшись Маха).

Ниже я излагаю свой взгляд на рассматриваемую проблему. Свою позицию в этом вопросе я характеризую как неорационализм, противопоставляя ее как классическому рационализму вышеупомянутых абсолютизаторов науки, начиная от Декарта и кончая Расселом, так и, главным образом, господствующей сегодня волне релятивизаторов. От классического рационализма мой неорационализм отличается тем, что я признаю все вышеупомянутые феномены развития науки и не пытаюсь их исправить или устранить. Но моя позиция является тем не менее рационалистической в том смысле, что я признаю за наукой особый эпистемологический статус и показываю, что наука обладает единым методом обоснования своих теорий, неизменяемым при всех сменах фундаментальных теорий-парадигм, "обосновательных слоев", систем аксиом, понятий и выводов и являющимся основанием этого самого особого эпистемологического статуса науки. Этот единый метод позволяет ученым-естественникам, представителям разных парадигм, вопреки утверждению Куна, иметь общий язык и договариваться между собой, рано или поздно принимая или отвергая те или иные теории. (Это в отличие от большинства современных философов, которые, приняв тезис релятивизаторов об отсутствии у науки единого метода обоснования, не имеют таки между собой общего языка и не в состоянии договариваться, т.е. всем философским сообществам принимать или отвергать какие-либо теории). Кроме того, я показываю, что понятия и аксиомы научных теорий, обоснованных по единому методу, привязаны к опыту и несмотря на их бесконечный регресс (по Лакатосу), т.е. изменяемость от теории к теории, никоим образом не являются ни "нередуцируемыми сущностями", ни "удобными конструктами".

Наконец, я показываю, что научные теории не являются "погрешимыми", как это утверждает Поппер, и что теории, обоснованные по единому методу обоснования остаются истинными и после обнаружения опровергающего эксперимента. Последний указывает лишь границы истинности теории. При этом я уточняю также смысл истинности в науке.

Мой взгляд на проблему базируется на моей теории познания [8] и вытекающем из нее едином методе обоснования [9, 10, 11]. В реальной науке этот метод существует на уровне стереотипа естественнонаучного сознания, подобно тому как грамматика языка существует в нем до того, как она написана. Он возник в процессе развития естественных наук постепенно и более-менее окончательно сложился в классической механике, трудами прежде всего Ньютона и Лагранжа. Поскольку он до сих пор еще не выражен эксплицитно и существует, как сказано, на уровне стереотипа естественнонаучного мышления, то и сегодня его требования иногда нарушаются на практике, что, как будет ниже показано, ведет непременно в дальнейшем к противоречиям и парадоксам. Кроме того, подобно тому, как любая научная теория является идеализацией описываемой ею действительности, так данный метод обоснования является идеализацией реальной практики обоснования. И поэтому абсолютно строго он и не может реализовываться на практике. Тем не менее, этот метод является единым для всей рациональной науки и всех ее теорий и не изменяется при смене парадигм, обосновательных слоев и т.п. К этому следует добавить, что единый метод обоснования применяется при обосновании фундаментальных теорий. Теории, являющиеся ответвлением, развитием фундаментальных (теория твердого тела или гидродинамика для классической механики и т.п.), строятся и обосновываются через привязку к своей фундаментальной теории, в то время как последняя ни к каким другим теориям (не считая самого единого метода обоснования) не привязана.

Суть метода сводится к 3-м моментам:

1. Введение, построение по правилам метода базовых понятий. При этом одновременно вводятся фундаментальные постулаты – аксиомы относительно этих понятий.

2. Получение на базе постулатов выводов теории относительно исходных (и производных от них) понятий.

3. Верификация выводов.

Начну с понятий. Прежде всего, вопреки представлениям как аналитиков, добивавшихся однозначности слов, так и релятивизаторов, доказывающих неосуществимость этой задачи и извлекающих отсюда разных мастей релятивизм, базовым элементом познания являются не слова, а понятия. Понятия же хоть и выражаются в науке, как правило, словами (но не обязательно), как я покажу, вполне могут быть однозначными. Поэтому напрасны были труды аналитиков (в этом смысле, хотя побочно они получили исключительной важности результаты, развив семантику и формальную логику) и ошибочны, базирующиеся на неоднозначности слов, выводы релятивизаторов.

Почему понятия, а не слова, являются базисным элементом познания?

Потому что исторически, эволюционно понятия появились раньше языка. Причем не только предки человека, но и ныне живущие высшие животные обладают понятиями, вырабатывая их на основе чувственного опыта, правда, в отличие от человека, только индивидуального, без коммуникации (по крайней мере языковой). И современный человек, в том числе и ученный, вырабатывает понятия (если он сам их вырабатывает, а не заимствует его у других в языковом общении) сначала не только без языка, но и вообще не в сознании, а в подсознании. Даже ученный сначала подсознательно ощущает общность свойств каких-то явлений в изучаемой им области, затем эта общность выплывает в его сознании и лишь затем он ее словесно оформляет. Ребенок (и детеныш высшего животного) родившись и открыв глаза еще не различает окружающих его предметов, а воспринимает его мир, как переливающуюся цветами мозаику. Он не осознает и того, что это цвета. Он лишь получает разные зрительные ощущения от разных цветов и одинаковые от одинаковых. На основе этих общностей и различий своих зрительных ощущений, подкрепленных затем ощущениями других органов, например, тактильных, в сочетании с двигательной деятельностью, у него вырабатывается в мозгу сначала бессознательно, потом на сознательном, но еще дословесном уровне первичные понятия предметов, которые Пиаже [12] именует образ-эталонами и которыми ребенок тут же начинает пользоваться, сравнивая с ними новые предметы для их идентификации. Таким образом, не зная слов, он через некоторое время уже будет различать яблоко от такого же размера и цвета шарика. Т.е. он будет иметь понятие яблока, выделяющее множество яблок из среды других предметов на основе общих свойств.

Слова же – лишь средство передачи информации вообще и о понятиях в частности. Средство высокоэффективное и универсальное, но тем не менее не единственно возможное и даже не всегда самое эффективное: чертежи, схемы, формулы и алгоритмы, каждый в своей области, намного более эффективны в этом отношении, чем слова. Но поскольку язык сыграл исключительную роль в эволюции человека и его познания (причем одно неотделимо от другого) и языковый, словесный поток в наш век масс-медиа просто захлестывает индивидуума, то произошла фетишизация языка в философии не только рассматриваемых постпозитивистов, но и в таких направлениях как герменевтика, коммуникативная философия, теория дискурса и т.д. Наука же, естественная прежде всего, в силу своей природы никогда не фетишизировала язык, и с большей или меньшей степенью осознания оперировала именно понятиями, а не словами. Мало того, преодолевая неоднозначность слов, через которые она и поныне формулирует определения своих понятий, она стремилась к однозначности их (понятий, а не слов), чего и достигла практически с выработкой единого метода обоснования. Что я имею ввиду под "практически" станет ясно из дальнейшего.

Сначала рассмотрим эволюцию понятий в науке, а точнее в познании как на научном, так и на донаучном этапах. Ибо и на донаучном этапе эволюция шла таким образом, что понятия устрожались, т.е. становились более однозначными. Это и естественно, если учесть, что как сказано, эволюция познания есть часть эволюции вообще. Познание есть форма приспособления к окружающей среде. Чем она богаче и качественнее, как у вида, так и у индивида, тем лучше они приспособлены. Но индивид, тем более именуемый homo sapiens, накапливает знания в значительной степени через посредство обучения в общении. Чем более высокоточной (однозначной) будет передача информации в таком общении, тем эффективнее будет накопление знания индивидом и видом. Это и создавало естественный отбор, действующий в направлении устрожения понятий, как на донаучном, так и научном этапах.

Конкретно эта эволюция происходила таким образом. На языковом этапе развития на существовавшие уже понятия в виде образ-эталонов были повешены соответствующие словесные ярлыки: "огонь", "вода", "дерево" и т.д. При этом за счет притирки слов в коммуникации произошло устрожение понятий: разные люди под одним наименованием стали понимать более-менее одно и то же. Но далеко не совсем одно и то же, т.к., например, в понятие "дерево" одни люди включали и кусты, другие не включали и т.п. На раннем научном этапе (классификационном) происходит дальнейшее устрожение понятий за счет того, что к словам-наименованиям добавляются определения в виде перечисления свойств объектов, подпадающих под понятия. Скажем, олень – это животное травоядное, млекопитающее, парнокопытное и т.д. Но и это еще не обеспечило однозначности понятий. Она достигается лишь с выработкой единого метода обоснования, в котором определить понятие значит указать его свойства, ввести меру на каждое из этих свойств и указать точное количественное значение этой меры. Например, идеальную жидкость мы определяем, как абсолютно несжимаемую и абсолютно текучую. Это значит, что мы приписываем понятию "идеальная жидкость" свойства сжимаемости и текучести (или вязкости), устанавливаем меры этих свойств с единицами измерения и устанавливаем точное значение этих мер, а именно: 0 – сжимаемость и 0 – вязкость.

Такой способ однозначного определения я назвал "номинал-определением". Он не единственно возможный. Например, аксиоматический метод определения также является однозначным и, кстати, они сводимы один к другому. Например, фраза из номинал-определения "идеальная жидкость это несжимаемая жидкость" эквивалентна аксиоме "идеальная жидкость не изменяет своего объема под давлением". Однозначность номинал-определения или аксиоматического, однако, не означает однозначности привязки этого определения ко множеству объектов действительности, к которому мы относим его. Еще точнее однозначному определению (номинал, аксиоматическому или любому другому) в действительности не соответствуют никакие объекты, поскольку в действительности нет ничего абсолютного. Скажем, если мы прямую определяем как кривую с нулевой кривизной, то под это определение в точности не подпадут никакие реальные объекты. Например, лучи света искривляются в поле тяготения больших масс, но поскольку поле тяготения принципиально не равномерно в окрестностях никакой точки пространства, то не существует идеально прямых лучей. Для того, чтобы сделать референцию определений понятий не пустой и для того, чтобы однозначно определить множества объектов действительности, к которым мы отнесли наши понятия, вводятся допускаемые отклонения объектов действительности от номинал-определения по мере свойства, лежащего в основе этого определения. Скажем, прямыми мы будем считать все те кривые, максимальная кривизна которых отличается от нуля не более чем на ...

Подобно тому, как единый метод обоснования является идеализацией практики обоснования, так и рассмотренный метод определения понятий является идеализацией определения понятий (базовых) в реальной науке. На практике не всегда имеет место номинал или аксиоматическое определение понятий, но очевиден императив науки – требование однозначности определений понятий, там, где она достижима. И либо однозначность достигается иными средствами (скажем, прямую в декартовых координатах можно однозначно определить уравнением у = ах + b, эквивалентным вышеупомянутым номинал и аксиоматическому), либо, как это имеет место в гуманитарных науках, где требование однозначности недостижимо на практике, его заменяет требование максимально возможного приближения к однозначности ("Не выражайтесь с точностью до наоборот"). Что касается допускаемых отклонений, то они тоже далеко не всегда вводятся на практике, но делается это (там, где делается, где они не вводятся) по сугубо прагматическим соображениям, в силу пренебрежимо малых отклонений объектов действительности от номинал-определений. (Например, отклонение лучей света от идеальной прямой в геометрической оптике). Но там, где отклонения не пренебрежимо малы, они всегда могут быть учтены с помощью допускаемых отклонений.

Следующим пунктом единого метода является получение выводов. Однозначности понятий и их референций еще недостаточно для однозначности в целом научных теорий и, следовательно, для существования "договариваемости", общего языка между ученными – представителями различных парадигм. Для этого необходимы также однозначность выводов теории и сохранение однозначности и первоначального смысла понятий по ходу вывода. Последнее отнюдь не является бесплатным приложением к однозначности введения понятий и, как я покажу, гарантируется только применением единого метода обоснования. При нарушении же его требований смысл понятий может изменяться, "плыть" по ходу вывода, что особенно часто наблюдается в гуманитарной сфере. Так легко видеть, что свобода у Маркса при капитализме и социализме это не одно и то же, хотя он и употребляет, ничтоже сумняшеся, одно и то же слово "свобода", ничего при этом не оговаривая. Что касается однозначности выводов, то легко видеть на уровне феномена разницу в этом отношении, скажем, между физикой, являющейся эталоном рациональной науки, и астрологией, претендующей на научность, но наукой не являющейся. Все инженеры, применяя формулы физики к решению конкретной задачи, придут к одному и тому же результату, в то время как прогнозы астрологов по одному и тому же поводу расходятся по всему мыслимому спектру возможностей. Однозначность выводов науки также обеспечивается применением единого метода обоснования.

Получение выводов, согласно единому методу обоснования, должно быть с помощью аксиоматического построения теории, поскольку, как известно, система аксиом определяет однозначно все потенциально возможные выводы из нее, независимо от того, в какой последовательности они делаются. Кроме того, аксиоматическое построение теории обеспечивает и сохранение однозначности понятий по ходу развертывания теории. Это следует из того, что, как известно из аксиоматики, аксиомы можно менять местами с выводами из них. Так, например, пятую аксиому планиметрии Евклида (о параллельных прямых) можно поменять местами с теоремой, гласящей что сумма углов треугольника равна 1800 и все прочие выводы теории останутся без изменений (изменится только процедура выведения их). Аналогично второй закон Ньютона и закон о количестве движения – любой из них можно принимать за постулат, получая другой как вывод при сохранении всего остального здания теории. Если при этом учесть, что аксиомы полностью определяют базовые понятия с их онтосмыслами, то станет ясно, почему аксиоматический метод сохраняет эти онтосмыслы. Этим свойством не обладают ни генетический, ни какие либо другие способы получения выводов.

Тут следует заметить, что, несмотря на очевидные достоинства аксиоматического метода построения теории, на практике он далеко не всегда применяется, тем более в чистом виде. И во-вторых, есть философы, утверждающие принципиальную невозможность аксиоматической перестройки произвольной, достаточно богатой научной теории. Что касается первого, то прежде всего следует заметить, что аксиоматическое построение, как часть метода обоснования, обязательно именно в фазе обоснования теории. Но обоснованию предшествует генезис теории, в котором допустимо и даже полезно много того, что запрещено в обосновании, как то интуиция, фантазия и прочие вещи, которые роднят науку с искусством и другими видами творчества. Обоснование же (единый метод обоснования) это то, что отличает науку от всех прочих видов творчества. Но на практике генезис и обоснование не разделены четко. Кроме того напоминаю, что единый метод обоснования является идеализацией реальной практики обоснования в науке. Строго аксиоматическое построение далеко не всегда осуществляется на практике даже в фазе обоснования, но в таких случаях имеет место неформально аксиоматическое, сиречь, дедуктивное развертывание теории.

Что же касается возражений против принципиальной возможности аксиоматической перестройки произвольной теории, то они либо основаны на не четком различении фаз генезиса и обоснования в науке, либо относятся к формально логическим теориям, которые в отличии от научных в употребляемом здесь смысле (например, естественно-научным) не претендуют на описание какой-либо действительности и выводы которых касаются переменных предикатов, которые могут иметь область определения в действительности, придающую им истинное значение, а могут и не иметь. Т.е. они не являются наукой, претендующей описывать конкретную область действительности. Поэтому на них единый метод не распространяется. Но и рассматриваемая проблематика абсолютности-относительности науки их не касается.

В качестве примера работ, где утверждается невозможность аксиоматической перестройки можно привести книгу В.С. Степина [13]. Он рассматривает конкретные теории, в которых разделение фаз генезиса и обоснования не завершено как доказательство невозможности чисто аксиоматического развертывания теории, например геометрию Евклида. При этом он не учитывает, что Гильберт достроил аксиоматически геометрию Евклида, а все прочие его примеры также из области генезиса (которому и посвящена его книга) и потому аксиоматический и генетический (конструктивный) метод там чередуются вполне законно и не опровергая необходимость чисто аксиоматической развертки теории обоснования.

Не мешает отметить, в чем разница между аксиоматическим и генетическим (он же конструктивный) методами. Базисным элементом аксиоматического метода является понятие. Базисным элементом генетического является описанный Степиным "абстрактный объект". Понятие фиксирует только те свойства объектов, которые определяются аксиомами. По самой сути аксиоматического метода запрещено вводить в рассмотрение свойства изучаемых объектов, не зафиксированные в аксиомах и, следовательно, в понятиях. В то время как суть генетического метода состоит в том, что мы как раз вводим в "мысленном эксперименте" свойства объектов, не зафиксированные в начальном определении абстрактного объекта. Это очень ценное эвристическое средство, ценное в фазе генезиса. Но оно разрушает дедуктивность развертки (что Степин признает) и нарушает однозначность того, о чем мы говорим, и потому должно быть элиминировано в фазе обоснования. В силу имплицитности существования единого метода обоснования в науке это требование иногда нарушается, что ведет рано или поздно к противоречиям и парадоксам. Это я покажу в дальнейшем на примерах.

Введение понятий по правилам единого метода и аксиоматичность (дедуктивность) развертки обеспечивают однозначность теорий и договариваемость, опровергая тем самым утверждения релятивизаторов, базирующиеся на неоднозначности слов языка. Но однозначность выводов отнюдь не означает их истинности, а из однозначности понятий отнюдь не следует их соответствие действительности, привязанность к опыту, отражение подлинной онтологической сущности. Теорию, гласящую, что "море волнуется, потому что Нептун сердится" тоже можно достроить, определив однозначно понятие "Нептун" и указанием причин, вызывающих его гнев, обеспечить однозначность выводов. Какое все это будет иметь отношение к истине и к действительной онтологии, не требует пояснений. Таким образом утверждения онтологического релятивизма остаются пока в силе.

Вопреки онтологическому релятивизму я говорю, что базисные понятия теории и ее аксиомы-постулаты могут быть привязаны к опыту и это является требованием единого метода обоснования. Как и в случае с определением понятий и аксиоматичностью построения в реальной практике науки (в силу имплицитности применения в ней метода) это требование тоже иногда нарушается и тогда в теорию проникают "нептуны" и "флогистоны".

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: экзамен, курсовые.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата