Предыдущая страница реферата | 1  2

"Отбрасывая" историософию, позитивистская наука сосредоточивала усилия на тщательной отработке конкретной историко-географической картины стран и регионов, на тематических исследованиях, на историко-географической эрудиции и, в конечном счете, ставила историко-географическое наблюдение на службу историческому наблюдению. Историко-географический факт так же предшествовал историческому факту или движению исторических фактов, как исторический источник - непосредственному выводу, из него следующему; связь мыслилась в одном направлении.Образцы подобной работы в России представляют лекции II - IV "Курса русской истории" В.О. Ключевского, обзоры русских земель на рубеже XVI - XVII вв. в "Очерках по истории Смуты в Московском государстве" С.Ф. Платонова, первая глава "Феодализма в удельной Руси" Н.П. Павлова-Сильванского и др.

Позитивистской наукой были созданы университетские курсы исторической географии. Огромную роль в сближении на позитивистской основе истории и географии в европейской и американской науке сыграли на рубеже XIX - XX вв. труды профессора Сорбонны Видаля де ла Блаша, в особенности его знаменитый "Атлас истории и географии" (Histoire et Geographie. Atlas general Vidal de la Blache. Paris, 1894, 1909, 1918, 1922, 1938, 1951). В России университетские курсы исторической географии были в этот же период опубликованы Н.П. Барсовым, С.М. Середониным, А.А. Спицыным, М.К. Любавским, хотя они оказались, как правило, посвящены лишь части уже поднятых проблем - главным образом, местам и границам расселения племен Восточной Европы, территориям средневековых княжеств. В присущем позитивистской историографии стиле мышления российская наука разделяла проблему пространства как условия исторической жизни - и эта проблема существовала вне исторической географии как предпосылка собственно истории, и проблему названных источником этнических, политических и административных границ и образований - и это становилось предметом исторической географии. Время, пространство, событие, исторический источник как бы распались и каждую из этих категорий позитивистская методология стремилась интерпретировать с некоей естественнонаучной, механистической точки зрения. В одной и той же степени и человек прошлого, и общество, и историческая территория, и историческое явление в позитивистской парадигме являлись пассивными объектами, к которым прилагается труд историка. Обладавший великолепным аналитическим аппаратом, позитивистский стиль мышления в большей мере разделял, нежели связывал, что, несомненно, стало одной из причин его кризиса.

III

Дальнейшие пути западноевропейской и американской, с одной стороны, и российской исторической географии, с другой стороны, несколько разошлись и в силу научных традиций, но, главным образом, их разводила реальная историческая практика, ментальность и направление развития обществ. В западноевропейской и американской науке историко-географические представления развивались, с одной стороны, в русле возникавших после Первой мировой войны исторических школ, все более выдвигавших на передний план изучения проблему истории человека, его внешнего и внутреннего мира. Историки все более обращались к проблеме пространства как одной из важнейших составляющих человеческого существования - Л. Февр (Febvre L. La terre et l'evolution humaine. Paris, 1922; translated 3rd ed. Febvre L. A Geographical Introduction to History. London, 1950), М. Блок (Bloch M. Les caracteres originaux de l'histoire rural francaise. Paris, 1931), Ф. Бродель (Braudel F. La Mediterranee et le monde mediterraneen a l'epoque de Philippe II. Paris, 1949), В.Кирк (Kirk W. Historical geography and the concept of behavioural environment / IGJ, Silver Jub. Vol., 1951) и др. С другой стороны, общая география все более проникалась гуманистическими тенденциями и порождала такие отрасли, как историческое ландшафтоведение, историческая география народонаселения, историко-экономическая география, география урбанистики и др. Результаты историко-географических исследований несли не только фундаментальное знание, но играли значительную роль в прогнозировании экономического развития, реструктуризации старых и освоении новых территорий, в экономическом планировании, как, напр., труды учеников и последователей В. де ла Блаша, или историко-географические исследования Промышленного пояса США американского географа 20-х гг. С де Геера (De Geer S. The American Manufacturing Belt. N.-Y.,1927), или докторская диссертация шведского географа В. Вильяма-Уллсона "Географическое развитие Стокгольма с 1850 по 1930 г." (William-Olsson W. Huvuddragen av Stockholms geografiska utveckling 1850-1930. Stockholm, 1937) и др. Определенная часть географов полностью переходила к работам в области исторической географии, как, напр., английские географы Г. Дерби (Darby H.C. An Historical Geography of England before A.D. 1800. Cambridge, 1936), В. Р. Мид (Mead W.R. An Historical Geography of Scandinavia. London, 1981) и др.

В нашей стране после Октябрьской революции историческая география как дисциплина историческая сразу же более чем на 20 лет оказалась отброшенной внедрением в школу и науку "обществоведения", а затем теории общественно-экономических формаций; в меньшей мере пострадали историко-географические исследования, связанные с археологией (Готье Ю.В. Железный век в Восточной Европе. М., 1930; и др.). Исследования же географов и краеведов продолжали первое время намеченную Семеновым-Тян-Шанским программу (в истории географической мысли в России и СССР в отличие от истории социальной мысли не было резкого идеологического рубежа; заявления же о том, что советские географы "решительно отбрасывают попытки буржуазных ученых создать какую-то общую систематическую географию" появились и стали доминировать позднее, в начале 30-х гг. - см.: Забелин И.М. Очерки истории географической мысли в СССР. 1917-1945 гг. М., 1989. С. 35, 234). Возникали соответствующие отрасли географической науки (экономическая география и др.), однако с историко-географическими исследованиями, с одной стороны, и с практикой, которой нужна была география ресурсов (физическая география), с другой, они в такой степени, как в Европе и США, не сращивались. Тем более, практике оказывались ненужными исследования историков об эволюции размещения в России сельского хозяйства, промышленности и ремесел, путей сообщения, об историко-географическом развитии городов. Восстанавливаемые с середины 30-х гг. в рамках социально-экономической истории историко-географические исследования (Веселовский С.Б. Село и деревня в Северо-Восточной Руси XIV - XVI вв. М.; Л., 1936; и др.) "замкнулись" на историческую науку. Но эта замкнутость получила специфический характер и "поле" исторической географии на некоторое время стало даже уже, чем в классической позитивистской науке. Гипертрофия теории социально-экономических формаций практически уничтожила в области методологии истории проблему географического фактора. На три с лишним десятилетия исчез курс исторической географии в высшей школе; его восстановление в Историко-архивном институте в 50-е гг. состоялось исключительно из-за огромной энергии В.К. Яцунского - и почти сразу же здесь складывается круг его учеников, ставших вскоре вровень с учителем. Традиция остановленной быть не могла. Но историко-географические труды М.Н. Тихомирова, А.И. Андреева, В.К. Яцунского, А.Н. Насонова, Л.В. Черепнина и др. поневоле все более уходили в эрудиционную область, сохраняя научное наследие и противодействуя вульгаризации исторического мышления. Попытки же в этих условиях определить предмет исторической географии, - исключая глубину взгляда на нее В.К. Яцунского, - сводились к приведенной выше квазипозитивистской формуле, по которой историческая география изучает все то же, что и наука география - но только в прошлом, - или к перечислению деталей ее объекта - историческая география природы, историческая география народонаселения, хозяйства, политических и административных границ, исторических событий (см.: Дробижев В.З., Ковальченко И.Д., Муравьев А.В. Историческая география СССР. М., 1973). Сущность кризисной ситуации, сложившейся в отечественной исторической географии, выразилась довольно ординарным образом - в существенном отрыве друг от друга развивающихся реальных исследований и отстающих методологических представлений.

IV

Еще в недрах кризиса и позитивистской, и марксистской формационной методологии назревал выход, отразившийся в трудах ряда представителей естественных и гуманитарных наук.

Современную парадигму историко-географического мышления удивительно точно выразил американский географ и историко-географ из университета Беркли Дж.Б. Лейли. Он писал: "Основная потребность в получении средств к существованию из того, что предоставляет Земля, очевидна как для человека, так и для остальных живых существ. Но пути их извлечения определяются культурой, а не самой Землей. Я предпочитал оценивать различные культуры и их проявления с гуманитарной точки зрения, в широком смысле этого слова, а не с позиции общественных наук, лелеющих надежду найти механические объяснения деятельности людей. Под гуманитарным взглядом я понимаю признание человека и интерес к его неограниченным возможностям варьировать и усложнять элементарные процессы жизни и мышления за пределами непосредственной необходимости (выделено мною - В.М.) посредством случайных открытий, диффузии нововведений и постепенных неосознанных преобразований. Эти изменения, подобно всем процессам в истории человечества носят случайный характер..." (Лейли Дж.Б. В зеркале памяти / В кн.: Баттимер А. Путь в географию. С. 131).

В этом высказывании американского ученого важен не нарочито подчеркнутый акцент "случайности". Важно иное - в нем сошлись воедино три принципа современной методологической парадигмы. Один из них идет от естественных, а затем и гуманитарных наук в их попытке преодолеть разрывы между природой, обществом, человеком и сознанием. Другой связан со стремлением исторических наук преодолеть субъективное конструирование прошлого историком (когда это прошлое ставилось в зависимость от методологии и эта зависимость "не замечалась" или скрывалась исследователем) и установить равноправные отношения между ним и исследуемым объектом - то, что впоследствии назовут "диалог культур". Третий принцип выработан опытом гуманитарных наук ХХ столетия - признанием всеобщности человеческой культуры как явления. Именно случайность как всеобщее проявление культуры и имел в виду Дж.Б.Лейли.

Основы этой методологической парадигмы во многом восходят к творчеству российских ученых - естествоиспытателя и философа В.И. Вернадского, историка А.С. Лаппо-Данилевского, в области же географии - географа и биолога Л.С. Берга. Во всяком случае, они либо опережали своих оппонентов по времени, либо сводили воедино то, что накапливалось в крупицах, гипотезах, частных суждениях.

Поиск единства между миром природы и миром человека, постоянно занимавший науку, в начале ХХ в. выходил на новую ступень. В 1925 г. в изданной во Франции статье "Автотрофность человечества" (в СССР впервые вышла в 1940 г.) В.И. Вернадский, продолжая поиски выражения взаимоотношений между миром природы и миром человека, которые вели А. Гумбольдт (сфера сознания, "сфера-интеллигент" в отличие от "лебенсферы", сферы жизни), Дж.Меррей (психосфера, возникающая у человека в пределах биосферы), Э.Леруа и П.Тейяр де Шарден (сфера разума, "ноосфера"), поставил рядом, на равных биосферу и человечество. В 1931 г. этот вывод был продвинут далее: "С появлением на нашей планете одаренного разумом живого существа планета переходит в новую стадию своей истории. Биосфера переходит в ноосферу" (Вернадский В.И. Биогеохимические очерки. М.; Л., 1940. С. 260). Оставляя в стороне многочисленные перспективные последствия этого вывода для философии, для наук о Земле (об этом см.: Круть И.В., Забелин И.М. Очерки истории представлений о взаимоотношении природы и общества. М., 1988), подчеркнем его значимость в том, что он, во-первых, реально объединяет историю природы и историю общества, во-вторых, наполняет понятие планетарного пространства не просто изучаемыми объектами, как в позитивистских, неопозитивистских, марксистских представлениях, а ставит проблему единства природы этих объектов (и, соответственно, их связей), в-третьих, ведет к иному пути познания этих объектов - через действующего в истории Земли человека.

Несколько ранее, в 1910-1913 гг. с выходом "Методологии истории" А.С. Лаппо-Данилевского был выдвинут и обоснован принцип признания одушевленности создателя исторического источника как такой основы, на которой возможен диалог эпох, проникновение историка в замыслы и историческую реальность изучаемого времени. Не останавливаясь на этом принципе (ему посвящен доклад О.М. Медушевской), заметим, что он, в соединении с принципом ноосферы В.И.Вернадского и обеспечивает то, что Дж.Б. Лейли назвал гуманитарным взглядом, заключающимся в признании человека и его возможностей.

Почти одновременно - в 1915 г. - Л.С. Берг, рассуждая о предмете географии в том же направлении, в котором двигались мысли А.С.Лаппо-Данилевского и В.И. Вернадского, заметил,что "за отправную точку географа...следует считать не взаимоотношения между предметами и явлениями, а географическое распространение предметов и явлений" (Берг Л.С. Предмет и задачи географии /Известия РГО. 1915. Вып. 9. С. 4).

Конечно, истоки современной парадигмы в более широком плане уходят значительно дальше, в научную революцию, волнами идущую от рубежа XIX - XX вв., но в проблеме гуманизации знания роль В.И.Вернадского и А.С.Лаппо-Данилевского, в известной мере - роль Л.С. Берга, несомненна. Любопытно и другое - независимо ли друг от друга, или в атмосфере интеллектуального общения (есть свидетельства личного знакомства ученых) - каждый из них в своей научной сфере противопоставил дискретности позитивистских представлений новую идею единства мира и его научного познания, всеобщности явления, пространства и времени. Новая идея "волны" последовала за исчерпанностью корпускулярных представлений прежнего уровня.

V

Независимо или, скорее, опосредованно зависимо от этих представлений в последние пять - шесть десятилетий изменялись и кругозор, и точка зрения исторических наук, в том числе исторической географии. Наряду с традиционными наблюдениями территориально-этнографического и демографического, территориально-политического, территориально-хозяйственного и т.п. характера, во все большей мере накапливались наблюдения нетрадиционные, мало- или трудносовместимые с обычным для позитивизма следованием за историческим источником, наблюдения, которые подсказывались гуманитаризацией познания, поворотом интереса к человеку.

Было бы неверно считать, что они возникают именно в эти пять - шесть десятилетий - некоторые уходят в XVII - XVIII вв. Так, известный историк XVIII в. Г.Ф. Миллер мог задаться вопросом, почему России с ее пространствами неизвестна более крупная единица измерения расстояния, чем верста (такие, как лье или миля в странах значительно меньших), или почему на глазах растет протяженность дорог - и ответить, что "приумножение верст учинено новыми землемерами не столько из любви к точности, которая не везде наблюдена, сколько для пользы ямщиков, коим чрез то прибавилось прогонных денег"(Академик Г.Ф. Миллер - первый исследователь Москвы и Московской провинции. М., 1996. С. 117).

Пространство связывает своим обязательным наличием воедино время и событие.

Эти связи носят нередко далеко не простой, причудливый, труднодоступный для наблюдения и интерпретации характер.Конечно, простейший случай - определенное, доступное источниковедческому наблюдению единичное событие (явление) с точно фиксированными временной и пространственной (территориальной) координатой. В какой-то степени - подчеркнем, очень небольшой, - историк имеет дело с подобным случаем. В большинстве же случаев исследователь имеет дело со значительно более сложным выражением временных, пространственных и событийных координат. Вопросы, с которыми обращается в прошлое современный историк, касаясь пространственных, территориальных проблем, как правило, не могут быть решены только на уровне переноса в современное сознание формальных сведений, содержащихся в исторических источниках или методом суммирования их данных. Взаимозависимость между поставленной проблемой, парадигмой и методом науки, способностью прошлого (через метод) отозваться на вопрос, поставленный исследователем, выступают здесь достаточно отчетливо.

Запрос о пространстве истории, формируемый современной наукой, всеобъемлющ и нередко внешне парадоксален. Отношения между глобальным положением цивилизации, вектором ее движения и местом, занимаемым ею в мировом политическом и культурном пространстве (А.Дж.Тойнби); географическая значимость иудейских и христианских ценностных предпочтений (он же); пространственные "пучки связей" торговых домов, пространство влияния города, или такой вопрос - на деньги, собранные с каких европейских территорий и предоставленные в заем Екатерине II, была выиграна русско-турецкая война 1787 - 1791 гг. и произошли территориальные изменения глобальной значимости (Ф.Бродель); в какой степени географические особенности России ответственны за тенденцию к самодержавному или авторитарному режиму и неудачи революций и реформ (от В.Н. Татищева до третьеразрядных публицистов нашего времени) - вот лишь некоторые примеры запросов к исторической географии.

Современная историческая география оперирует огромной собственной и междисциплинарной системой понятий, в том числе территориальной номенклатурой (континент, субконтинент, регион, область, подобласть и т.д.), физико-географической номенклатурой (платформа, рельеф, ландшафт, топографические характеристики, гидрология, почвы, климат, естественные ресурсы и полезные ископаемые, растительный и животный мир, природная зональность, антропогенный фактор и т.д.), этнической и демографической номенклатурой (этнос, племя, народность, нация, население, его численность, состав, структура, размещение, естественный прирост, миграции и т.д.), хозяйственно-экономической номенклатурой (территории потребляющего и производящего хозяйства, размещение видов хозяйственной деятельности, хозяйственно-культурные комплексы, стадиальные регионы, экономические регионы, пути сообщения, рынки и т.д.), политико-административной номенклатурой (государства и государственные территории и границы, административно-территориальное деление и т.д.), историко-культурной номенклатурой (территории цивилизаций, ареалы культур и религий, сферы колонизации, воздействия и влияния и т.д.). Наряду с историей и географией, историческая география связана или частично совмещена с десятками наук, дисциплин, отраслей научного знания. Среди них - демография и историческая демография, экономическая история, статистика, картография и историческая картография, компаративная лингвистика и историческая диалектология, топонимика и ее подотрасли, экология и многие другие.

Так что же такое - историческая география? наука в системе исторических наук? наука в системе географических наук? дочерняя дисциплина исторического и географического знания? продукт научного синтеза, порожденного движением от любознательности средневекового ученого-первооткрывателя к современному запросу, не имеющему, как и пространство, незыблемых и хорошо ощутимых границ?

Вряд ли возможно в рамках современной эпистемологии дать во всех отношениях удовлетворительное определение. Это было невозможно уже в начале ХХ века, когда заканчивалась пора неоспоримых позитивистских определений. Конечно, от подобного подхода к определению необходимо отличать определение первоначальное, пригодное для "запуска" учебного курса исторической географии. Но любое современное определение исторической географии, исходя из изложенного выше, так или иначе конструируется как исследование взаимоотношений, какие существовали между человеческим обществом и отдельными его частями с пространством планеты во временных координатах и событийном потоке.

VI

И, все-таки, главной чертой такого определения должна стать его целостность. "Нам очень важно создать целостную картину мира, причем желательно до того, как мы разрушим все из-за собственного невежества..." - писал три десятилетия тому назад замечательный шведский географ 30-х - 70-х гг. В. Вильям-Улссон (W. William-Olsson; цит. по: Баттимер А. Путь в географию. С. 245). Быть может, осознание этой целостности - целостности природы, общества и человека, целостности пространства, времени и истории мира - единственный путь, сберегающий от разрушения.

Скачали данный реферат: Agafonika, Витольд, Яковленко, Mitrofanov, Севостьянов, Marfa, Досаев.
Последние просмотренные рефераты на тему: диплом купить, курсовая работа по менеджменту, банк рефератов 5 баллов, quality assurance design patterns системный анализ.





Предыдущая страница реферата | 1  2