Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата

Усиление полицейских репрессий, а особенно закрытие 22 февраля 1917 года на неопределенное время Путиловского завода, когда на улицу было выброшено сразу 30000 человек, вызвало резкий подъем революционного движения. Мощная волна протестов против расправы с путиловцами совпала по времени с Международным днем работниц (23 февраля по старому стилю) и дальнейшим ухудшением продовольственного положения (к началу февраля в
Петрограде оставался всего лишь десятидневный запас муки). И начавшиеся антиправительственные выступления на площади Нарвской заставы и других рабочих окраинах перешли в массовые митинги и демонстрации на Невском проспекте и в центральных районах столицы. 23 февраля, когда на улицы вышло свыше 120000 забастовавших рабочих, явилось первым днем революции.

С этого дня события нарастают подобно снежной лавине. Назавтра, 24 февраля, стачки охватили уже 224 предприятия Петрограда, в них участвовало более 200000 человек. В субботу, 25 февраля, эти выступления переросли во всеобщую политическую стачку, в ходе которой остановился транспорт, прекратили работу все заводы и фабрики, учебные заведения, перестали выходить газеты. Многотысячные демонстрации под лозунгами «Дайте хлеба!»,
«Долой войну!», «Долой самодержавие!» заполнили улицы и площади столицы.
Именно в этот день в Ставку к Николаю II поступили первые известия о развернувшихся в Петрограде событиях.

В воскресенье (26 февраля) улицы Петрограда вновь заполнили десятки тысяч людей, повсюду шли демонстрации и митинги. В ряде районов произошли столкновения с полицией и войсками, стрелявшими в народ (в частности, были расстреляны демонстрации на Знаменской площади и углу Невского и Садовой улицы),появились сотни убитых и раненых. Но продолжавшиеся подряд четыре дня массовая уличная борьба, почти непрерывные антиправительственные выступления и митинги, быстро увеличивавшееся число «братаний» с солдатами вконец расшатали главную и последнюю, пожалуй, опору царского самодержавия
– армию. Вечером 26 февраля взбунтовалась одна из рот гвардейского
Павловского полка, в ночь на 27 февраля восстал Волынский полк, затем –
Литовский, Московский, Преображенский и другие полки, солдаты которых отказывались выполнять приказы своих офицеров, открывали огонь по полицейским и казакам, разгонявшим и стрелявшим в народ. Это означало начало конца: армия стала переходить на сторону революции.

Между тем 27 февраля революционные выступления в Петрограде переросли в вооруженное восстание, охватившее весь город. Около 100000 солдат
Петроградского гарнизона, а также балтийские моряки вместе с восставшим народом практически полностью овладели столицей империи. В их руки перешли мосты, вокзалы, важнейшие правительственные и министерские учреждения, телеграф и главпочтамт, Петропавловская крепость и арсенал, где хранились десятки тысяч винтовок и боеприпасы. Повсюду появлялись автомобили и грузовики с вооруженными рабочими и солдатами. Громились полицейские участки, запылало здание окружного суда. Из захваченных тюрем были выпущены политические заключенные, начались аресты царских министров. Пытавшийся еще организовать сопротивление восставшим генерал Хабалов, засевший с небольшим отрядом войск в здании Адмиралтейства, был вынужден сложить оружие.

Во второй половине дня того же 27 февраля в Таврическом дворце, поделенном на две части, образовались и начали действовать два новых органа власти. Одним из них был рожденный на гребне революционной волны
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, председателем исполкома которого избирается лидер меньшевистской партии Н. С. Чхеидзе, а его заместителем – лидер фракции Трудовой группы в IV Государственной думе А.
Ф. Керенский. И уже утром 28 февраля вышел первый номер печатного органа
Петросовета – газеты «Известия», быстро разнесшей по всей стране сообщение о победе революции. Другим новым органом, фактически принявшим в эти напряженнейшие дни власть из рук царизма, стал Временный комитет
Государственной думы. Верноподданнически постановив подчиниться императорскому указу о роспуске Думы не разъезжаться и немедленно собраться на «частное заседание».

Увы, Николай II все еще не понимал реального смысла происходившего.
Упрямо не желая осознать, что в столице не какие-то «беспорядки» в отдельных «ротах выздоравливающих», а самая настоящая революция, царь, как и прежде, не помышлял о поисках разумного компромисса, а продолжал следовать совету августейшей супруги творить «свою волю». Упорно не соглашаясь с предложениями, изложенными в многочисленных телеграммах М. В.
Родзянко, генералов Хабалова и Беляева, с советами начальника штаба Ставки генерала М. В. Алексеева и даже своего брата – великого князя Михаила
Александровича – немедленно пойти на уступки восставшему народу и согласиться на создание парламентского правительства, император категорически отверг и последнее верноподданническое прошение вконец перепуганного Совета министров об отставке и образовании ответственного перед Думой кабинета, телеграфировав Голицыну: «Относительно перемен в личном составе (правительства) при данных обстоятельствах считаю их недопустимыми».

Глубокой ночью 1 марта в Таврический дворец, в Думу, приехал Гучков.
Он говорил о том, что надо на что-нибудь решиться, на что-то большое, что
«могло бы вывести из ужасного положения с наименьшими потерями», что «в этом хаосе, во всем, что делается, надо прежде всего думать о том, чтобы спасти монархию», что «без монархии Россия не может жить». Но Николаю продолжать царствовать нельзя – его повеления просто не исполнят.
Следовательно, выход один – отречение нынешнего государя. Иначе «весь этот революционный сброд начнет сам искать выхода… И сам расправится с монархией…» Выступивший вслед за тем Родзянко пояснил, что утром 1 марта он намеревался выехать для соответствующих переговоров с царем, но отказался ввиду требований Петроградского Совета, чтобы его сопровождал Чхеидзе и батальон революционных солдат. Тогда Гучков предложил иной план: «Надо действовать тайно и быстро, никого не спрашивая, ни с кем не советуясь…
Надо поставить их перед свершившимся фактом. Надо дать России нового государя» после общего одобрения было также решено, что вместе с Гучковым поедет Шульгин, который окончательно уточнил: «Комитет Государственной думы признает единственным выходом в данном положении отречение государя императора, поручает нам двоим доложить об этом его величеству и, в случае его согласия, поручает привезти акт отречения в Петроград. Отречение должно произойти в пользу наследника цесаревича Алексея Николаевича. Мы должны ехать вдвоем, в полной тайне.»

Решение царя отказаться от престола не только за себя, но и за цесаревича явилось для всех полной неожиданностью, к тому же оно не соответствовало закону о престолонаследии. Но в тот момент все это были
«частности». Гораздо важнее представлялось возможно скорее осуществить добровольное отречение Николая II, чтобы этим сбить революционную волну и вместе с тем попытаться сохранить монархическую династию в России. Для всех участников встречи именно это составляло то главное, ради чего можно было не тратить время на обсуждение юридических тонкостей, хотя царь и отклонил предложенный думскими посланцами проект манифеста об отречении и, заявив, что составит свой текст документа, удалился.

Гучков предложил, на всякий случай, подписать манифест об отречении не в одном экземпляре. Согласившись и с этой просьбой, Николай, кроме того, здесь же написал тексты двух указов Правительствующему Сенату: по предложению Рузского – о назначении верховным главнокомандующим великого князя Николая Николаевича, по просьбе Гучкова и Шульгина – о назначении председателем Совета министров князя Г. Е. Львова.

Хотя все эти документы (манифест об отречении и указы о назначении
Львова и Николая Николаевича)были подписаны Николаем почти одновременно – около полуночи 2 марта, однако датированы все они были 15 часами, что, понятно, должно было удостоверить самостоятельность принятия царем решения об отречении еще до приезда из Петрограда Гучкова и Шульгина.

Манифест об отречении Николая II был изготовлен в двух экземплярах: первый – напечатанный на телеграфных бланках – остался у генерала Рузского, второй – переписанный на машинке на отдельном большом листе – был выдан под расписку посланцам Государственной думы: «Высочайший манифест от 2-го марта
1917-го года получил Александр Гучков, Шульгин». (Прил. 2)

Тем временем дальнейшее развитие революционных событий поставило уже в повестку дня вопрос не только о персональном отречении Николая II, но и вообще о полной ликвидации в России монархии. Уже в течение дня 2 марта
«петербургские настроения», по словам П. Н. Милюкова, продолжали прогрессировать влево. Особенно остро лидер кадетов это почувствовал, когда, выступив днем перед собравшейся в Колонном зале Таврического дворца толпой, он высказался за отречение Николая II в пользу наследника Алексея при регентстве брата царя Михаила, а уже вечером к нему в присутствии М. В.
Родзянко обратилась группа взволнованных офицеров, заявивших, что они не могут вернурться к частям, если Милюков не откажется от своих слов. И последний вынужден был заявить, что он высказал только личное мнение, хотя в действительности сказанное им отражало позицию думского большинства. В условиях мощных антимонархистских выступлений масс руководящим деятелем
Государственной думы и только что сформированного Временного правительства стали очевидны бесполезность и даже вредность опубликования манифеста об отречении бывшего царя. Именно поэтому в начавшихся в 8 часов 45 минут утра
3 марта очередных переговорах по прямому поводу с командующим Северным фронтом генералом Рузским М. В. Родзянко прежде всего подчеркнул чрезвычайную важность того, чтобы манифест об отречении и передаче власти великому князю Михаилу Александровичу не был бы опубликован.

С утра этого же дня в квартире отставного генерала князя Путятина на
Миллионной улице, где с последних дней февраля находился великий князь
Михаил Александрович, начали тайно собираться ведущие деятели Временного думского комитета во главе с Родзянко и министры только что сформированного
Временного правительства (князь Львов, Милюков, Гучков, Терещенко,
Керенский и другие). Совещание проходило в тревожной атмосфере всеобщего опасения, что начавшие распространяться известия о псковских переговорах с
Николаем и о сохранении правления династии Романовых вызовут новый взрыв возмущения революционных масс. В обстановке когда для большинства собравшихся стало ясно, что судьба полностью дискредитировавшего себя царского самодержавия уже предрешена, и только Милюков и Гучков выступили против упразднения монархии (первый из них говорил, в частности, о необходимости срочно выехать в Москву, чтобы собрать военные силы в защиту нового императора), великий князь Михаил Александрович, взвесив все pro и contra, принял решение о своем отказе от верховной власти (мотивированном, правда, условно – в зависимости от решения будущего Учредительного собрания). (Прил. 3)

До самого последнего момента и Николай II, и Александра Федоровна, кажется, сопротивлялись самой судьбе. Ведь откажись еще за несколько месяцев, пусть даже недель, до февральско-мартовских событий 1917 года император от идеи самодержавия и объяви публично об ограничении прав монарха и передачи исполнительной власти ответственному перед народом правительству (то есть о введении конституционной монархии) – то дальнейшие судьбы дома Романовых и самой России были бы иные и, скорее всего, не столь трагичные. Но Николай упустил время, и никакие самые энергичные попытки даже такого авторитетнейшего человека, каким являлся тогда один из лидеров оппозиционной самодержавию кадетской партии – П. Милюков, уже не могли спасти монархию, даже в ограниченных конституцией правах, хотя это, видимо, было бы наиболее безболезненным эволюционным путем дальнейшего развития для
России.

Николай II надеялся передать сыну то, что получил из рук своего почитаемого родителя. И поскольку немыслимо предположить, что он не представлял степени серьезности болезни наследника, остается думать, что последний российский император просто недопонимал или не осознавал всего значения той роли и тяжести ответственности, которые должен принять на себя абсолютный самодержец.

Об этом достаточно выразительно написал спустя короткое время после русской революции Дж. Бьюкенен. «Его несчастье состояло в том, - размышлял о Николае II английский дипломат, - что он родился автократом, будучи по своему характеру столь неподходящим для этой роли. В действительности он никогда не правил Россией, и , позволив правящей аристократии пренебречь сделанными им в октябрьском манифесте 1905 года обещаниями свободы речи, собраний и т.д., он в значительной мере утратил доверие народа.
Наследственное бремя становилось для него все тяжелее по мере того, как он продолжал царствовать; то была огромная империя, в которой около 75% населения было безграмотно, в которой революционный дух 1905 года никогда не утихал, в которой церковь, сделавшаяся со времени уничтожения патриархата Петром Великим одним из государственных ведомств, быстро утрачивала обаяние в глазах народа вследствие скандальных назначений, произведенных благодаря влиянию Распутина, в которой суд был дурно организован, и почти каждая отрасль управления находилась в руках людей, столь же неспособных, как и развращенных; и вот вдобавок ко всему этому присоединилась мировая война! Вся система развинтилась, а он, бедный император, поистине не был рожден для того, чтобы привести ее в порядок».

К этим словам трудно что-либо добавить…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Николай II: «…я питаю твердую, абсолютную уверенность, что судьба

России, моя собственная судьба и судь- ба моей семьи находятся в руке Бога, поставившего меня на то место, где я нахожусь. Что бы ни случилось, я скло- няюсь перед его волей, с сознанием того, что у меня никогда не было иной мысли, чем служить стране, которую он мне вверил».

Из воспоминаний А. П. Изольского.

Более чем трехвековая историческая драма, главными действующими лицами которой были, с одной стороны, правящая династия Романовых и, с другой стороны, их подданные – многочисленные народы гигантской империи – завершилась.

Неразрывно связанное с личностью Николая II российское самодержавие не сумело ни преобразоваться в действительно конституционную монархию, подобно тому, как это произошло в ряде стран Западной Европы, ни успешно решить хотя бы одну из многочисленных проблем внутренней и внешней политики страны. Тем самым, как исторический феномен, оно оказалось обреченным, точнее сказать – само себя обрекло на гибель.

Русский бунт смел всю старую самодержавную Россию и, естественно, не мог не смести ее символа – династию Романовых. Как отмечал в связи с этим философ Н. А. Бердяев, «народ в прошлом чувствовал неправду социального строя, основанного на угнетении и эксплуатации трудящихся, но он кротко и смиренно нес свою страдальческую долю. Но наступил час, когда он не пожелал больше терпеть…»

ИСПОЛЬЗУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА:

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: bestreferat, доклад.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата