Валентин Александрович Серов

(1865 – 1911)

Серов стремился вперед, сохраняя лучшее наследие прошлых эпох нашей школы.

С.
Маковский

Существует поговорка: «Дети, будьте осторожны в выборе своих родителей!». Серову в «выборе» повезло. Его отец – Александр Николаевич
Серов был известным композитором и выдающимся музыкальным критиком, мать, пережившая сына, - пианисткой и композитором. Отец умел к тому же рисовать, даже мечтал когда-то стать живописцем. В их доме часто собирались
«петербургские знаменитости». После смерти отца в 1871 году мальчик стал чувствовать себя одиноким: увлеченная музыкой, мать не очень баловала его своими заботами. Зато о будущем сына она позаботилась очень хорошо. Заметив его страсть к рисованию, она из Мюнхена, где они тогда жили, поехала в
Париж, к знакомому ей Репину и всю зиму 1874/75 года Валентин брал уроки у автора «Бурлаков».

«Он с таким самозабвением впивался в свою работу, - вспоминал Репин,
- что я заставлял его иногда оставить её и освежиться на балконе перед моим большим окном. Были две совершенно разные фигуры того же мальчика. Когда он выскакивал на воздух и начинал прыгать на ветерке – там был ребенок; в мастерской он казался старше лет на десять, глядел серьёзно и взмахивал карандашом решительно и смело. Особенно не по-детски он взялся за схватывание характера энергичными чертами, когда я указал ему их на гипсовой маске. Его беспощадность в ломке не совсем верных, законченных уже им деталей приводила меня в восхищение: я любовался зарождающимся
Геркулесом в искусстве».

Занятия Репина с Серовым продолжались потом и в Москве, приобретая всё более систематический и серьёзный характер. В конце концов, Валентин даже поселился у Репина, став членом семьи. Они вместе рисовали и писали натурщиков, вместе ходили на этюды в Абрамцеве летом 1879 года, вместе совершили и поездку в Запорожье. Это была великолепная школа для юного
Серова. Когда же Серов выполнил мастерский этюд с горбуна – того самого, который позировал Репину для картины «Крестный ход в Курской губернии» -
Репин сказал ему: «Ну, Антон (близкие звали Валентина Антоном), пора поступать в Академию». И с рекомендательным письмом Репина к Чистякову
Серов едет осенью 1880 года в Петербург, блестяще выдерживает экзамен, становится учеником Академии художеств. С присущим ему неторопливым упорством он осваивает «чистяковскую систему» строго построенного, как бы математически выверенного рисунка, очаровывает своего учителя разносторонними способностями. «Чистяков повторял часто, - пишет Репин, - что он ещё не встречал в другом человеке такой меры всестороннего художественного постижения в искусстве, какая отпущена была природой
Серову. И рисунок, и колорит, и светотень и характерность, и чувство цельности своей задачи, и композиция – все было у Серова, и было в превосходной степени».

В 1885 году Серов уходит из Академии. Ему уже нечему было в ней учиться, а к академическим наградам и диплому он был равнодушен. Его влечет свободная творческая работа. Он уже почувствовал себя вполне самостоятельным художником. Написанная им осенью того же года этюдного характера картина «Волы», находящаяся сейчас в Третьяковской галерее, подтверждает это. Простая по сюжетному мотиву и по композиции, она отличается свежестью живописи и благородством общего тона. В гармонию золотистых и серебристо-серых тонов он привел и скотный двор с его постройками, и кусочек осеннего пейзажа, и первопланные фигуры белого и черного волов, неторопливо жующих сено. А брошенная на телегу розоватая тряпка, разработанная Серовым с тем же богатством цветовых и световых рефлексов, как и всё остальное, как и все остальное, как бы держит всю цветовую композицию картины.

«В нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу отрадного, и буду писать только отрадное», - говорит Серов два года спустя.
И он создает такие два шедевра русской школы живописи, как девочка с персиками» (1887, Третьяковская галерея) и «Девушка, освещенная солнцем»
(1888, Третьяковская галерея).

В «Девочке с персиками» изображена дочь С.И. Мамонтова Веруша. Он подсмотрел в жизни естественно-непринужденную позу присевшей на мгновение за стол с персиками девочки, о чем-то вдруг неожиданно задумавшейся.
Картина вся овеяна безмятежной радостью весенней поры в жизни человека. В ореоле струящегося света мягко вырисовывается «девочка в розовом» с приколотой к черному банту красной гвоздикой. Еле уловимая полуулыбка делает особенно привлекательным её смуглое и нежное лицо с быстрым взглядом живых карих глаз. Поэзия юности, выраженная поэзией света и цвета, - вот, в сущности, тема картины. И никто ещё из русских художников, даже самых прославленных, не передавал этой поэзии юности с такой пленительной свежестью, с таким изящным, тонким мастерством. «Девочка с персиками» - лирическая поэма о светлой юности, созданная талантом и молодостью двадцатидвухлетнего художника, безмерно влюбленного в жизнь и лучшее её порождение – человека.

В «Девушке, освещенной солнцем» нет уже такой непосредственной поэтичности, хотя она также проникнута тихой радостью бытия. Вместо скрытно- порывистой позы «Девочки с персиками», и живого блеска брошенного в сторону взгляда, перед нами спокойно сидящая, прислонившись к стволу дерева, девушка со спокойно положенными на колени руками. Доверчиво смотрит она на нас широко открытыми светло-серыми глазами; невозмутим её душевный мир, ясный как этот солнечный день под липами старого парка.

«Все, чего я добивался, - говорит Серов о своих работах этих лет, - это – свежести, той особенной свежести, которую всегда чувствуешь в натуре и не видишь в картинах». Упорно добиваясь «свежести живописи при полной законченности», Серов замучил многодневными сеансами и Верушу Мамонтову и свою двоюродную сестру М.Я. Симонович, позировавшую ему в Домотканове для
«Девушки, освещенной солнцем». Но цели своей он добился: оба его шедевра кажутся написанными по первому впечатлению, без труда и творческих мучений.
Это как бы два прекрасных мгновения, остановленных и выхваченных из быстротекущего потока жизни.

Красоту утонченно-нервного облика Левитана, его высокую интеллигентность, утомленно-печальный взгляд затененных на бледном лице глаз запечатлел Серов в портрете И.И. Левитана 1893 года. Изящно проста его поза, портретно выразительна рука, устало положенная на спинку соломенного кресла. Прост и красив колорит портрета, решенный в мягком созвучии темно- серых тонов фона, темно-синего костюма, золотисто-охристого кресла и смугло- бледного лица и руки, оттененных белоснежной полоской воротника и пятном манжет. Самому Левитану портрет очень понравился, а Серову – не очень.

Больше Серов был удовлетворен портретом писателя Н.С. Лескова, написанного в 1894 году, предельно простым по композиции и сильным по колориту. На редкость впечатляющ смятенно-тревожный взгляд Лескова, точно предчувствующего свою скорую смерть.

Работает Серов в 90-е годы и над пейзажем, придя и в нем к новым стилевым особенностям и скупой гамме серебристо-серых тонов, появившихся после его поездки летом 1894 года на север с Константином Коровиным, оказавшим на него сильное воздействие своим выдающимся дарованием колориста. Однако Серов сохраняет своеобразие своей творческой индивидуальности и уже в 1895 году пишет чудесную картину «Октябрь».

Тишиной и покоем веет от этого типично русского пейзажа с бедной деревенькой на заднем плане и мирно пасущимися лошадьми и овцами на скошенном поле. Крошечная фигурка мальчика-пастушка в отцовском картузе как бы «держит» композицию картины. И эта на первый взгляд точно вылинявшая картина вдруг захватывает нас красотой живописи, поэтичностью настроения, острой характерностью пейзажного жанрового изображения русской деревни.

Так же проста и поэтична пастель «В деревне. Баба с лошадью»
(1898г.), в которой Серов объединил свои дарования портретиста, анималиста, и пейзажиста в живой сценке, выхваченной из деревенской жизни. Когда он, прямо на улице, на морозе, рисовал цветными мелками смеющуюся краснощекую бабу с кудлатой лошадью – его обступили мужики, ахавшие от восхищения.
Больше всего их восхищала простота выполнения: «взял бы вот эти цветные палочки и сам сейчас все так и написал». И, рассказав Грабарю про этот запомнившийся ему эпизод, Серов стал горячо доказывать, что надо писать без фокусов – так прост как это только возможно. «Надо чтоб мужик понимал, а не барин, а мы все для бар пишем и ужасно падки на всякую затейливость и пышность. Вот они – немцы, французы – пускай будут пышны, им это к лицу, а уж какая там пышность на Руси».

В двадцатый век Серов вступает в расцвете своего таланта, это своеобразный художник-артист, нетерпимый к банальности общих мест, ищущий непроторенные пути в искусстве.

Многообразны его искания. На рубеже нового века он создает в рисунке кистью необыкновенно правдивый и поэтический образ Пушкина, одиноко сидящего среди шороха осенних листьев. И в том же, 1899, году он пишет прелестный натурный этюд своих детей на побережье моря, а два года спустя – портрет Мики Морозова, очаровательного в своей детской непосредственности и пылкости темперамента. В 1900-1901 годах в тонко стилизованной манере Серов изображает «Выезд императора Петра II и цесаревны Елизаветы Петровны на охоту» и тогда же броской кистью запечатлевает стирку белья деревенскими бабами. В 1907 году он завершает превосходную историческую картину
«Петр I» и в том же году создает блистательный портрет красавицы Генриетты
Гиршман в ее изысканно-модном будуаре.

Велики не только сюжетно-тематические, но и стилевые различия в произведениях Серова последних лет его жизни.

В «Похищении Европы» (1910г.) античный миф о похищении Европы - дочери финикийского царя – богом Зевсом, превратившимся для этого в быка.
Женственно изящен образ кокетливой изысканно хрупкой Европы. Царственно красив могучий бык с лирообразно изогнутыми рогами и человеческим взглядом.
Стремительны прыжки взлетающих над волной дельфинов, очерченных с виртуозной простотой, как бы одним взмахом кисти. И за этой картиной, покоряющей своим совершенным мастерством, встает образ умного, добродушно иронического Серова, воссоздающего древний миф с тонкой улыбкой человека двадцатого столетия. Он отдыхает душой от «российских кошмаров» в работе над поэтичными образами античной мифологии, выражая в них свою мечту о светлом будущем человечества.

Заканчивая книгу о творчестве Валентина Александровича Серова, изданную ещё в дореволюционное время, И.Э. Грабарь писал: «В лице Серова ушел последний великий портретист старого типа…» И это верно. Причем не только по отношению к русскому, но и к западноевропейскому искусству конца
XIX – начала XX века.

Серов остается остро современным художником во всех видах и жанрах своего творчества, в приемах своего нестареющего мастерства. «Я художник девятнадцатого века, - говорил о себе Васнецов. – В новом веке – новые песни, и я едва ли сумею их спеть». Серов же сумел спеть новые песни, найдя для них новые изобразительные средства. Он стремился вперед, опираясь на прошлое, продолжая и развивая традиции великих художников. В этом один из уроков блистательного серовского мастерства.

Автор – RомаN (ogps2@atnet.ru)