Бургундия в поисках самоидентификации (1363-1477 гг.)
| Категория реферата: Рефераты по истории
| Теги реферата: реферати українською, реферат по физике
| Добавил(а) на сайт: Миропия.
Предыдущая страница реферата | 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая страница реферата
Вне всякого сомнения, под чернотою траурных одеяний нередко таилась подлинно сильная и страстная боль. Острое отвращение к смерти, сильное чувство родства, внутренней причастности к государю превращали его смерть в событие, которое поистине потрясало душу. И если еще при этом - как в случае убийства герцога Бургундского в 1419 г. - оказывалась затронута честь гордого рода, взывавшая к мести как к священному долгу. Тогда пышное публичное выражение во всей своей чрезмерности вполне могло отвечать истинному душевному состоянию. И одежда через моду как ничто помогала выразить экспрессию чувств.
Наряду с трауром покои для пребывания после родов предоставляют
широкие возможности для демонстрации роскоши и иерархических различий а
убранстве. Прежде всего, это жестко установленный цвет. Зеленый цвет в XV
столетии был привилегией королев и принцесс. Тани, меха, цвет одеял и
постельных покрывал - относительно всего этого были соответствующие
предписания.[286] На столике в этих покоях постоянно горят две большие
свечи в серебряных подсвечниках, так как ставни могут быть открыты не
ранее, чем через четырнадцать дней. Но примечательнее всего пустующие
парадные ложа. Молодая мать возлежит на кушетке возле огня, младенец же,
Мария Бургундская, - в своей колыбели в детской; помимо этого, здесь же
стоят две большие кровати, искусно объединенные зелеными занавесями; в
детской тоже две большие кровати, цвета здесь - зеленый и фиолетовый; и, наконец, еще одна большая кровать в приемной, отделанная малиновым атласом.
Эта парадная комната в свое время была принесена в дар Иоанну Бесстрашному
городом Утрехтом. Во время празднований по случаю крестин все эти кровати
служили церемониальным целям.[287]
Эстетическое отношение к формам быта проявлялось в повседневной городской и сельской жизни: строгая иерархия тканей, мехов, цвета одежды создавала для различных сословий то внешнее обрамление, которое возвышало и поддерживало чувство собственного достоинства в соответствии с положением или саном. Эстетика душевных переживаний не ограничивалась формальным выражением радости или горя по случаю рождения, бракосочетания или смерти, где парадность была задана самим ходом установленных церемоний. Людям нравилось, когда все, что относилось к сфере этического, принимало прекрасные формы. Отношение к жизни возводится до уровня стиля; вместо склонности скрывать и затушевывать личные переживания и проявления сильного душевного волнения ценится стремление найти для них нужную форму и тем самым превратить в зрелище также для посторонних.
Все эти стилизованные прекрасные формы придворного поведения, которые призваны были вознести грубую действительность в сферу благородной гармонии, входили в великое искусство жизни, не снижаясь при этом до непосредственного выражения в искусстве в более узком смысле.[288] Формы повседневного обихода с их внешне альтруистической непринужденностью и предупредительностью, придворная пышность и придворный этикет с их иерархическим великолепием и серьезностью, праздничный обряд свадьбы и радостное убранство парадных покоев роженицы - красота всего этого ушла, не оставив непосредственных следов в искусстве и литературе. Средство выражения, которое объединяет их все, - не искусство, а мода. В XV в. область моды или, лучше сказать, нарядов гораздо ближе примыкает к сфере искусства, чем кажется на первый взгляд. Не только из-за того, что обязательные украшения, так же как и металлические предметы отделки одежды, вносят в костюм непосредственный элемент прикладного искусства. Моду связывает с искусством общность основных свойств: стиль и ритм для нее так же необходимы, как и для искусства. Позднее Средневековье неизменно выражало в одежде стиль жизни в такой мере, что современному человеку не возможно даже представить. В повседневной жизни различия в мехах, в фасоне шляп, чепцов, колпаков выявляли строгий распорядок сословий и титулов, подчеркивали нежные или трагические чувства.[289]
Из всех видов отношения к жизни эстетическая сторона была разработана с особой выразительностью. И чем больше было в таком отношении заложено красоты и нравственности, тем в большей степени формы, в которых оно выражалось, способны были стать чистым искусством. Траур ярко и выразительно претворяется в долговечных и величественных произведениях искусства – в надгробных памятниках. Учтивость и этикет обретают красоту исключительно в самой жизни, в одежде и в роскоши.
Говоря о культуре Бургундии, помимо придворной жизни, выраженной в форме рыцарского идеала, необходимо сказать еще об одном аспекте, а именно о художественной культуре.
Сфера искусства полностью смыкается с придворной культурой, которая была ее основным заказчиком и потребителем. Между тем в данный период искусство начинает проявлять себя более самостоятельно, проявляются новые тенденции, связанные, прежде всего, с расцветом французского и нидерландского Ренессанса.
Культурная жизнь начинает смещаться в Нидерланды еще при первых герцогах, и Филипп уже переносит свой двор в Брюссель,[290] поближе к центру экономического и культурного напряжения страны. Нидерландское искусство оказало существенное влияние на придворную этику, да и на мировоззрение герцогов, внеся в них ренессансные элементы, о чем было уже упомянуто.
Придворная жизнь, с ее великолепными турнирами, театрально пышными
празднествами, роскошно оформленной властной функцией требовала лучших
художников того времени, которые в большинстве своем выходцами из
Нидерландов. Женитьба Карла Смелого на Маргарите Йорк в 1468 г. потребовала
привлечение 300 художников для оформления праздника.[291] Великолепные
портреты герцогов дошли до нас именно в исполнении нидерландских
живописцев. Конечно, расцвет северного Возрождения еще впереди, но уже у
истоков бургундские герцоги поддерживали искусство и активно
покровительствовали ему.
Привлечение ко двору знаменитых художников было еще одним способом укрепить свой авторитет и поднять свой имидж, и бургундские герцоги широко использовали эту возможность.
Уже первый герцог Филипп Храбрый принадлежал к числу крупных меценатов
и коллекционеров того времени. Для упрочнения своего авторитета как
государя герцог начал строительство Шанмоль в Дижоне, он должен был стать
символом могущества герцогов, своего рода бургундским Сен Дени, Филипп
Храбрый задумал его родовой некрополь. Строительство велось с размахом: из
всех подвластных земель приглашали мастеров, материалы привозили из Италии,
Голландии, Франции. Руководил работами архитектор Друэ де Даммартен и
скульптор Жан де Морвиль.[292] Для оформления монастыря был приглашен
прославленный мастер Мельхиор Брудерлам, этот мастер, уроженец Ипра, с 1384
г. работал в Бургундии. Он украшал картинами пышный алтарь церкви
дижонского монастыря.[293]
В 1397 г. герцог пригласил к себе придворным художником крупного
живописца Жана Малуэля, покинувшего ради этого парижский королевский двор.
При бургундском дворе работали и прославленные братья Лимбурги.[294]
В 1425 г. на службу герцогу Филиппу Доброму поступает Ян Ван Эйк, с жалованием 100 ливров в год. Просвещенный герцог при всей своей хитрости и жестокости имел достаточно ума и такта не только не мешать художнику, но и поддерживать его и ограждать от несправедливости.
На меценатскую деятельность тратились большие средства. Так в 1435 г. герцог повысил жалование Ян Ван Эйка до 360 ливров. Герцогские бухгалтеры отказались выплатить такую огромную сумму, и потребовалось личное вмешательство герцога.[295]
Филипп Добрый держал в Брюсселе пышный двор и активно
покровительствовал искусствам, хотя его меценатство и было лишено
гуманистической направленности. Важнейшим знамением времени стало
следующее: к утехам славы и возвышенной любви прибавились радости ума.
Надо, впрочем, сразу же оговориться – интеллектуальная глубина и
начитанность не стали распространенным явлением, чаще всего они не шли
поверхностного следования моде. Покровительство наукам и искусствам прежде
всего были вопросом престижа.
Подводя итог очерку о придворной культуре, можно сказать, что
бургундский двор был одним из самых блестящих и расточительных в Европе.
При нем нашли свое последнее пристанище поклонники рыцарских идеалов и
певцы рыцарской культуры. Эта культура крайне эстетизировалась в ту пору и
выродилась в пышное представление с тщательно обученными актерами, наслаждавшимися своей игрой и постоянно старавшимися убедить себя в ее
серьезности.
Ослепительные по красоте и изобретательности оформления придворные празднества и турниры, в подготовке которых участвовали лучшие нидерландские художники того времени, театрально пышные приемы посольств, а в случае войны – сборы больших армий и устройство лагерей, напоминавших города и игравших яркими красками шатров и палаток - все это создавало герцогам тот ореол величия, о воздействии которого говорит Коммин: «Я лишь поражался, что кто-то осмеливается сражаться с моим господином, поскольку считал его величайшим из всех».[296]
Рыцарский идеал как «бургундская идея» и его роль в политике.
То, что можно было бы назвать « бургундской идеей», постоянно
облекается в форму рыцарского идеала. Прозвища герцогов Храбрый,
Бесстрашный, Смелый, разве не окружали они государя сиянием рыцарского
идеала.
Рыцарская этика была важнейшей составной частью средневекового сознания. Точнее можно было бы сказать, что она формировала у многих представителей аристократии особый тип сознания. Но сознания также нравственного, поскольку оно опиралось на этические ценности, но не только, а подчас и не столько христианские, сколько выработанные богатой и самобытной рыцарской культурой.
Влияние этой культуры на политическую жизнь в историографии, по крайней мере, отечественной еще не оценено по достоинству. Возникшая благодаря необычайному подъему самосознания аристократии, самосознания отлившегося в уникальные и культурно-этические формы, эта культура придала бургундской и вообще западной цивилизации те неповторимые черты, которые не изгладились и тогда, когда исчезло само рыцарство и ушли в прошлое многие черты его миросозерцания, вытесненные новой общественной мыслью.
Рыцарская этика по отношению к христианству была автономной этической системой, особенно в своих светских, наиболее существенных элементах, и в то же время смыкавшийся с христианской, которой она подчинялась и как бы получала от нее право на существование благодаря таким общим идеям, как справедливость и мир, поддержка которых вменялась в обязанности рыцарю.[297] Главные нормы рыцарской этики: честь, доблесть, храбрость, щедрость, куртуазность. Но они не ставились в прямую зависимость от результатов деяния рыцаря, то есть соблюдение этих норм требовалось как в победе, так и в поражении. «Добродетельно поступайте во всем, как и должно поступать, и тогда все – и победы и поражения – послужат вашей чести»,[298] – подводит итог Шатлен.
Конечно, рыцарская этика отвечала не столько цели защиты веры, мира и справедливости, обязательными в силу христианства, сколько более конкретной цели – приобретение чести и славы что, впрочем, могло совмещаться с борьбой за справедливость, но часто расходилось. Слава становится главным стимулом рыцарских деяний, защита же справедливости упускалась из виду.[299]
Основой культуры является этика. Этика рыцарства, соперничая с христианской моралью и в известной мере ей противостоя, была проникнута духом сословной гордыни. Христианская мораль – это мораль милосердия и смирения, а рыцарская – гордости и достоинства. Вместе они создавали как бы силовое поле, ускорявшее духовное развитие всего общества. Рыцарская этика выполняла важную общественную функцию, ее авторитет и влияние выходят далеко за границы высшего сословия.
Рыцарство положило начало светской этике в Западном мире. В XV в. ее
нормы претерпели различные изменения так или иначе связанные с
сознательными трансформациями и переоценкой нравственных ценностей. Но
сколько бы глубокими не были изменения, рыцарское этическое наследие
никогда полностью не обесценивалось, и всегда вплоть до настоящего времени, в той или иной мере сохраняло свое культурное значение и притягательность.
И не только благодаря духу бескорыстия рыцарского идеала, в любые времена
находившего отклик в человеческих сердцах. В гораздо большей степени его
жизнестойкость обеспечивалась этическими нормами, призванными к поддержанию
личного достоинства, чести и гордости. Одни из этих ценностей долгое время
котировались лишь среди дворянства, оказывая на другие сословия лишь
опосредованное влияние, другие сравнительно рано, в XIV-XV веках, были
обращены к низшим сословиям, вызывая ответный спрос на них, или получали
распространение благодаря своей естественной притягательности для них как
атрибут благородства.[300]
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: bestreferat, сочинение.
Категории:
Предыдущая страница реферата | 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая страница реферата