Социально-экономическое развитие СССР в 1960-80х гг.

| Категория реферата: Рефераты по истории
| Теги реферата: социальные реферат, диплом формирование
| Добавил(а) на сайт: Lavra.

Курс на крутые перемены в экономике, казалось бы, закрепил XXIII съезд
КПСС ( март 1966 г. ). Было провозглашено - в качестве принципа - переход от административных к экономическим методам управления хозяйством, разработки комплекса мер его развития. В отчетном докладе ЦК съезду говорилось: “Интересы коммунистического строительства, необходимость преодоления возникших трудностей требовали не отдельных частных поправок, а выработки системы мер...” Большие надежды возлагались на то, что удастся покончить с экстенсивным развитием страны, которое затягивало экономику все глубже в трясину малоэффективности и затратности. Тем не менее в руководящих кругах партии и государства, в обществе витали иллюзии относительно того места на шкале индустриального развития, на котором находилась советская страна. А дела в этом плане были далеко не радужными.
При всем многообразии исторических этапов, которые прошло советское общество с конца 20-х гг., развитие народного хозяйства к середине 60-х гг. имело с этим ранним этапом общие черты. Главная из них заключалась в том, что на протяжении всего этого большого периода движение производительных сил страны определялось в основном процессом индустриализации в широком смысле этого слова. Конечно, индустриализация связана прежде всего с ростом промышленных отраслей, но она не сводится к изменению отраслевой структуры народного хозяйства. По сути дела, это гораздо более глубокий и всеобъемлющий процесс перестройки экономики, связанный с переходом от домашних технологических методов труда к машинной технике во всех отраслях материального производства и частично в сфере обслуживания. Если понимать индустриализацию в этом широком смысле, то вполне понятно, что в советском обществе индустриализационные процессы играли определенную роль на протяжении полувека, а не только в 20-е—30-е гг. Они захватили 60-70-е гг.
Фактически народнохозяйственный рост в это время представлял собой по преимуществу продолжение индустриализации, ее распространение на все сферы экономики. Но происходило это уже в эпоху современной НТР, что не могло не порождать и порождало многие острые коллизии. Противоречие обострялось тем, что индустриализационные процессы в этот “наверстывающий” период носили преимущественно экстенсивный характер. По большей части они сводились к механическому вовлечению в производство дополнительных человеческих и природных ресурсов. Поэтому, несмотря на дальнейшее индустриальное преобразование народного хозяйства, многие проблемы, возникшие в условиях форсированной индустриализации, не только не исчезали, но даже нарастали.
Более того, отставание определенных сфер экономики приобретало застойные черты.

В результате воплощения в жизнь такой социально-экономической стратегии укоренились специфические, по сути, давно изжившие себя, хозяйственные механизмы и управленческие традиции, объективно поддерживающие отставание, формировалась социальная база стагнации.
Бюрократия от имени государства выступала фактически монопольным работодателем и концентрировала в своих руках распределение основных социальных благ. Поэтому-то все апелляции о повышении уровня жизни неизменно адресовались в “верха”. В интересах самосохранения и идеологического прикрытия административно-командной системы на все лады пропагандировалась линия на стирание классовых и социальных различий, достижение социальной однородности, уравнивание доходов трудящихся. Вопреки интересам развития страны механизм поддержания экстенсивного роста все более укреплялся. Он порождал перемещение больших людских масс из седа в город. Если в 1959 г. городское население в СССР составляло 47,9%, то в
1970 г. - уже 56,9%, в 1981 г. - 63,4%.[1] Масштабные перемещения сельской молодежи в большие города и на так называемые “стройки века” не сопровождались соответствующим развертыванием социальной инфраструктуры, надолго затягивало освоение ею городской культуры, обостряло чувство социальной обделенности, неполноценности, становилось почвой для антиобщественных проявлений. Потеряв связь с деревней и не имея возможности полноценно включиться в городской образ жизни, мигранты создавали типично маргинальную - “общежитскую” субкультуру. В рамках последней обломки сельских традиций и норм поведения причудливо соединялись с наспех усвоенным “ценностями” квазигородской цивилизации. Естественным следствием такого соединения были пьянство, хулиганство и другие социальные отклонения. Многослойная система бюрократических препон ( прописка, выписка, различного вида учеты, система получения жилья от предприятий, справкомания и т.д. ), носящих по существу докапиталистический характер, препятствовала свободному перемещению рабочей силы, дробя рабочих и специалистов на многочисленные ведомственные, региональные и прочие квази- кастовые группы, различавшиеся по уровню правовой защищенности, обеспеченности различного вида социальных благ, снабжению и т.д. В наиболее явном и уродливом виде это проявилось в формировании обширного слоя бесправных московских “лимитчиков” ( ругательное слово в столичном лексиконе ). Все это не могло не препятствовать воспроизводству рабочего класса на собственной основе, росту конкурентноспособностых слоев гуманитарной, научной и технической интеллигенции. Экстенсивность экономики стимулировала нарастание дефицита рабочей силы и спрос на тяжелый неквалифицированный ручной труд, который становился фактором люмпенизации трудящихся. Солидным источником пополнения рядов рабочего класса были места заключения.

Тяжелым ручным физическим трудом в стране - первооткрывателе космоса было занято 50 млн. человек: в промышленности - около 40% занятых, строительстве - 60%, в сельском хозяйстве - около 70%. Причем темпы вытеснения такого труда неуклонно падали, составив в 1975-82 гг., всего около 0,7%.[2] Следовательно, для полной ликвидации тяжелого ручного труда в народном хозяйстве страны “зрелого социализма” по самым оптимистическим подсчетам требовалось 50 лет! Для немеханизированных производств были характерны низкий уровень организации труда, дисциплины, культуры, этики отношений и трудовой мотивации при высоком уровне алкопотребления и текучести рабочей силы. Уравниловка, многолетняя практика жесткой экономии фонда заработной платы на самой инициативной части рабочих и специалистов вела к исчезновению мастеров наивысшей квалификации. Попытки подменить материальные стимулы внедрением “социалистического соревнования” во все сферы жизни мало чего давали. Так, даже изрядно препарированные социологические исследования творческой активности инженерно-технических работников показывали, что хотя личные творческие планы под нажимом администрации и парторганизаций принимало 60-80% специалистов, но лишь 14-
20% инженеров их полностью выполняло. Апатия и равнодушие к делам производства и общественной жизни нарастали во всех слоях трудящихся.
Дефицит рабочей силы в экономике “развитого социализма” самым парадоксальным образом уживался с тем, что почти четверть рабочих мест в народном хозяйстве стала относиться к “избыточным”, около 32 млн. человек составили “излишки рабочей силы”. Все это служило питательной средой и экономической основой расцвета уравниловки, выводиловки, т.е. поощрения рвачески-иждивенческих установок. В затратную экономику была органически включена и система советского образования. Развернулся процесс поголовного охвата молодежи так называемым всеобщим средним образованием, который без соответствующей материальной и интеллектуальной базы привел к удручающему снижению его стандартов. Параллельно раздувались малоэффективные и несоотвествуюшие требованиям НТР формы вечернего и заочного образования, как грибы после дождя, росли вузы с убогой материальной базой и низким научным потенциалом преподавателей. Таким образом, всемерно тиражировалась псевдообразованность, когда учились все, но, как пушкинский герой,
“понемногу, чему-нибудь и как-нибудь”.

Продолжала воспроизводиться и номенклатурная элита. Питательной средой стремительного размножения бюрократии было господство внеэкономического принуждени, которое проистекало из монопольного положения государственной собственности. это неизбежно превращало бюрократическую иерархию в единственно реального его хозяина. В то же время собственно экономических интересов у номенклатуры не было, ее подлинные устремления сводились к удержанию своих позиций. Не компетентность и профессионализм, моральные и нравственные устои. а “управляемость” и личная преданность как главные критерии отбора, протекция и семейственность как основной метод, включение в касту избранных ( прежде всего через “освобожденную” комсомольскую работу
), фактические несменяемость и неподсудность этого слоя, который все активнее стал воспроизводиться на собственной основе, внутрикорпоративное деление не по профессиональной квалификации, а по “уровням руководства” ( советской “табели о рангах” ) - все это не могло не превращать номенклатурную элиту в антиэлиту.

В результате этого сложился довольно устойчивый конгломерат разнородных социальных сил, включавший в себя малокомпетентных управленцев аппаратного типа, ориентированных на “престижное потребление”, полуобразованных служащих и инженерно-технических работников, квазиученых, низкоквалифицированных и недисциплинированных рабочих, равнодушных к конечным результатам своего труда крестьян. Социальную апатию и лень
“подогревала” растущая алкоголизации населения. Этот конгломерат не проявлял заинтересованности в научно-техническом прогрессе и интенсификации производства, не желал серьезных структурных реформ в экономике и политике.
Слабо приобщенные к современной духовной культуре, затронутые происходившими в мире переменами, но не включенные в них органически ( и поэтому в социальном и психологическом отношении оказавшиеся в положении маргиналов ), склонные к предрассудкам более, чем к голосу разума, они образовали своего рода “резервную армию”, социальную базу застоя. Малейшие проявления недовольства существовавшим положением, то и дело возникавшие в различных слоях советского общества, подавлялись мощным репрессивным аппаратом. Нормой политического поведения был полный конформизм.

Между тем, становилось ясно, что записанные в третьей Программе КПСС цифры роста общественного производства были явно завышены, их не случайно называли волюнтаристскими. Но дело заключалось не только в этом. В конце 50- х и начале 60-х гг. было принято много решений по развитию отдельных отраслей экономики без увязки с реальными народнохозяйственными ресурсами.
Когда же приступили к разработке проекта плана восьмой пятилетки, то стало очевидным, что выполнение всех этих решений ведет к деформации экономических пропорций и вместе с тем отдаляет выход на многие намеченные
XXII съездом КПСС на 1970 г. показатели, особенно по уровню жизни народа.

О том, что в программные решения не были заложены тенденции новой волны технологической революции, тогда еще и не помышлялось. Тем не менее был сделан вывод: при заметном насилии над народнохозяйственными пропорциями можно было бы выйти на эти показатели двумя годами позднее.
Возникла соблазнительная идея - разработать семилетний план. Таким образом при формировании плана на период 1966-1972 гг. можно было бы замаскировать невыход на определенные XXII съездом КПСС хозяйственные рубежи 1970 г.

В первой половине 1964 г. началась подготовка народнохозяйственного плана на новую семилетку, в которую предполагалось хотя бы на немного превзойти в 1972 г. задания на 1970г. Сейчас трудно сказать, что бы из всего этого вышло. События конца 1964 г. серьезно изменили отношение к хрущевскому “субъективизму”. Тем не менее задания восьмого пятилетнего плана отражали стремление руководства к резкому ускорению экономического развития. Так, в соответствии с директивами XXIII съезда КПСС в области промышленности намечалось сделать важные шаги по пути интенсификации, повышения эффективности производства, технического уровня, чтобы обеспечить все отрасли народного хозяйства современной техникой и технологией, а население - товарами и услугами.

При опережающем росте производства средств производства ставилась задача достижения экономической сбалансированности. Производительность труда в промышленности предполагалось увеличить на 33-35%, прибыль - более чем удвоить. При этом намечалось, что 80% прироста продукции будет обеспечено за счет увеличения производительности труда ( против 63% в 1961-
1965 гг., 72% - в 1956-1960 гг. по официальной статистике ). Декларировался новый подход к формированию территориально-промышленных комплексов (ТПК).
XXIII съездом КПСС было подчеркнуто: “Положить в основу планирования и размещения производства научно обоснованные схемы развития и размещения отраслей народного хозяйства и схемы развития экономических районов”.
Звучали призывы уделить первостепенное внимание практическому использованию природных ресурсов Сибири, южного Таджикистана, Курской магнитной аномалии.
Как при этом должны решаться экологические и социальные проблемы, речи не шло.

Наибольшее увеличение темпов роста в восьмой пятилетке предусматривалось по сельскому хозяйству, реальным доходам населения и группе “Б” промышленности. В целом главные общие пропорции, определявшие принципиальные черты этой пятилетки, содержали ориентацию на приоритетное решение проблемы потребления населением материальных благ за счет повышения эффективности и роста конечных результатов при уменьшении доли промежуточного продукта. Кроме того, в рамках структурной политики восьмой пятилетки был предусмотрен еще один принципиальный сдвиг в производственных пропорциях. Речь шла о приоритетности при распределении ресурсов, и в частности капитальных вложений, в отрасли, продукция которых представляет собой элементы текущего производственного и непроизводственного потребления сельского хозяйства, промышленности группы ”Б”, нефтяной и газовой отраслей и некоторых других.

Определив стратегические установки пятилетки, партийно-государственное руководство сосредоточило внимание на конкретизации принятых решений, выработке форм и методов достижения поставленных целей, механизмов их реализации. В этот период в практику партийного руководства народным хозяйством входят ежегодные обсуждения на Пленумах ЦК КПСС проектов
Государственных планов и бюджетов на очередной хозяйственный год. После одобрения, чаще всего автоматического, эти проекты выносились затем на сессии Верховного Совета СССР.

Первые годы восьмой пятилетки дали обнадеживающие результаты, динамика экономического развития несколько возросла, была достигнута известная сбалансированность народного хозяйства.

В 1967 г. на новый порядок планирования и экономического стимулирования стали переводиться целые отрасли промышленности и к концу года в новых условиях работало уже 15% предприятий, на их долю приходилось
37% промышленной продукции. Перевод на новые условия сопровождался пересмотром оптовых цен 1955 г., которые уже не отражали общественно- необходимые затраты, особенно в горнодобывающих отраслях. Пересмотр цен улучшил экономическую ситуацию, с 1968 г. все отрасли промышленности стали рентабельными.

В 1967 г. было реализовано такое экономическое мероприятие, как введение государственной аттестации продукции с присвоением Знака качества.
Тогда же, в ходе развертывания социалистического соревнования в честь 50- летия Октября, сфера действия экономической реформы была резко расширена.
Однако надежды, возлагавшиеся на быстрое улучшение положения дел в экономике, не сбывались. Хозяйственная реформа не получила своего дальнейшего логического развития, не реализовались ее основные принципы.

Прежде всего не удалось установить отношений взаимной ответственности между органами, принимающими и выполняющими решения. Директивность планирования не была подкреплена четкими формами экономической ответственности плановых органов за качество планов, за ресурсообеспеченность. Дело заключалось в том, что экономические методы управления пытались распространить в условиях организационно-структурной системы управления, воссоздававшей, по сути, те формы хозяйствования, которые сложились в период 30-50-х гг.

В рамках действовавшей хозяйственной системы были предприняты меры, направленные на повышение производительности труда и усиление заинтересованности коллективов предприятий в результатах своей работы.
Возник знаменитый щекинский эксперимент. Он был апробирован в августе 1967 г. Сущность эксперимента заключалась в том, что предприятию был определен стабильный фонд заработной платы на 1967-1970 гг., а вся экономия этого фонда, полученная в результате повышения производительности труда за счет высвобождения значительной части работавших. поступала в распоряжение коллектива комбината. За двухлетний период работы в новых условиях численность работающих на Щекинском химкомбинате сократилась на 870 человек. Причем были высвобождены не только второстепенные работники, а нередко и ведущих специальностей - машинисты, аппаратчики, лаборанты- контролеры, дежурные слесари, электромонтеры.

В октябре 1969 г. ЦК КПСС одобрил опыт Щекинского комбината. Тем не менее, несмотря на очевидное преимущество работы в новых условиях, обеспечивающих соединение общественного и личного интересов трудящихся, масштабы распространения этого опыта были явно недостаточными. С 1967 г. по сентябрь 1969 г. число предприятий, перешедших на работу по методу щекинцев увеличилось всего с 30 до 200. Спустя несколько лет движение это и вовсе заглохло. Все прекрасно понимали, что суть проблемы не столько в ведомственном консерватизме и непонимании выгодности новшества. Дело было в системе, залимитированной по всем направлениям. Жесткий принцип административно-командного планирования “от достигнутого” охлаждал головы даже самых горячих энтузиастов нововведений.

И все же в первые годы восьмой пятилетки были налицо некоторые успехи.
Темпы роста производительности труда и средней заработной платы работающих в промышленности сблизились, однако полной сбалансированности их достичь не удалось. Не были выполнены задания по производительности труда. В 1968 г. средняя заработная плата по всей индустрии выросла заметно больше, чем производительность труда.

Становилось ясно: для того, чтобы двинуться вперед, необходимо демонтировать отжившую свой век малоэффективную хозяйственно-политическую систему и заменить ее современной: предпринимавшиеся косметические меры уже не помогали.

На практике же произошло другое. В высшем эшелоне власти взяли верх силы, которые рассматривали формы политической и хозяйственной организации
30-х гг. как едва ли не системообразующие признаки социализма. Для оправдания все увеличивающегося разрыва между “общественными идеалами” и практикой была сконструирована концепция развитого социализма, которая была призвана хоть как-то - в теоретическом отношении - свести концы с концами.

Руководство партии и страны во главе с Брежневым оказалось просто неспособным принять вызов времени, перестроить экономику и политику применительно к новому этапу НТР.

Несмотря на довольно успешное развитие экономической реформы, положение дел в стране оставалось сложным, эффективность народного хозяйства то повышалась, то понижалась. Вопросы экономики все больше перемещались в центр борьбы за власть в советском руководстве. Брежнев, который вообще слабо верил в успех экономических экспериментов, решил радикально ослабить позиции вдохновителя реформы А.Н.Косыгина.

По установившейся традиции в конце каждого года собирался Пленум ЦК
КПСС, который перед сессией Верховного Совета СССР обсуждал основные итоги уходящего и основные задачи предстоящего года. Докладчиком обычно выступал
Председатель Совета Министров СССР, затем шли краткие, часто формальные прения.

Но на декабрьском ( 1969 г. ) Пленуме после доклада А.Н.Косыгина случилось непредвиденное - с большой речью по проблемам интенсификации народнохозяйственного развития выступил Брежнев. Его речь содержала крайне резкую критику в адрес органов хозяйственного управления и ряда местных партийных комитетов, оратор дал необычайно жесткую оценку состоянию дел в экономике. Брежнев подчеркнул, что повышение эффективности народного хозяйства стало поистине ключевой проблемой прежде всего по той причине, что изменились главные факторы экономического роста. Раньше страна еще могла развивать народное хозяйство за счет количественных факторов, то есть увеличения численности рабочей силы и высоких темпов наращивания капитальных вложений. Но теперь период экстенсивного развития, по существу, подходит к концу. Надо рассчитывать прежде всего на качественные показатели экономического роста, на повышение эффективности, интенсивности народного хозяйства. Наращивать производство и улучшать качество продукции необходимо не только за счет роста численности работников, капитальных вложений, но и все в большей мере за счет полного и рационального использования имеющихся производственных мощностей, внедрения достижений науки и техники, а также рачительного отношения к технике и ресурсам.

“Требуется, - подчеркнул Брежнев, - постоянно соизмерять затраты с полученными результатами, добиваться, чтобы каждый рубль давал максимальную отдачу. - Это, - говорил он, - становится не только главным, но и единственным возможным путем развития нашей экономики и решения таких коренных социально-политических задач, как строительство нового общества, повышение благосостояния трудящихся, победа в экономическом соревновании двух мировых систем”. Острой критике подверглись те руководители, которые поощряли сооружение так называемых престижных объектов непроизводственного назначения: роскошных административных зданий, помпезных домов культуры, проектирование, как это было в Баку, огромного надводно-подводного ресторана и т.д.