Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата

В первом описывается процесс формирования цивилизационного целого, к которому мы принадлежим, как бы оно ни называлось - восточноевропейской, православной или российской цивилизацией. Раскрывается закономерность его появления на данной территории с ее климатическими и ландшафтными характеристиками, в конкретном цивилизационном и геополитическом контексте. Далее необходимо выявить качественные характеристики этой локальной цивилизации, которые позволят осознать логику ее развития.

Второй блок посвящен эпохе модернизационного перехода (не законченного и поныне), понимаемого как коррекция культурного кода со всеми сложностями и внутренним драматизмом этого процесса.

Сейчас эта модель реализована автором лишь отчасти. Россия вписана в общемировой процесс модернизации как страна второго эшелона. Зафиксирована базовая характеристика страны - имперская форма государственности. Это принципиально важно и, добавлю, обусловлено особенностями нашей локальной цивилизации. Далее' формулируется существенное противоречие российской модернизации: выборочное заимствование технических и организационных достижений на фоне ужесточения эксплуатации традиционными, добуржуазными методами.

Замечу, что это противоречие имеет устойчивый характер. Срабатывает следующий механизм: чем больше заимствуется элементов иного качества, чуждого собственной системности, тем более активизируются внутренне присущие моменты и тенденции. В результате возникает своего рода баланс, некоторое равновесие традиционного и заимствованного. Но такое парадоксальное состояние не вечно. Однажды объем усвоенных элементов другого цивилизационного качества (в данном случае западноевропейского, динамического) превышает ассимилятивные возможности традиционной (ориентированной на .статику) культуры. Один раз такой кризис разрешился социалистической революцией. Трудно сказать, чем разрешится сходная ситуация во второй раз, поскольку мы находимся внутри процесса.

Хорос убедительно раскрывает "факультативность" российского капитализма, противоречивый характер "великих реформ" Александра II. Материал, насколько это возможно, разворачивается в сопоставительном изложении. История России встраивается в общемировой контекст. Особое внимание привлекает раздел, посвященный сравнительному рассмотрению российской и японской модернизации. Здесь автор выходит на захватывающе интересный анализ особенностей японской цивилизации. Тезис: Япония оказалась более подготовлена к модернизации в силу того, что она представляла собой "передовое традиционное общество". Недостаточно четкий, на мой взгляд, вывод автора - "трудности модернизационного перехода в России заданы тем, что здесь по разным причинам не сложилось передовое традиционное общество", можно отнести за счет слабой терминологической разработки проблемы.

То, что автор именует "передовое традиционное общество", в рамках цивилиэа-ционного анализа можно представить следующим образом. Речь идет о конкретной модели традиционной цивилизации, которая по своим исходным характеристикам минимально отстоит от имманентно-динамичной западноевропейской. В японской модели присутствовали элементы, мешавшие ей самостоятельно Перейти в режим динамического развития. Но после преодоления этих характеристик культуры сама японская цивилизация обнаружила такую способность к динамике, которая стала вызовом для родины мирового динамизма. Россия являет собой иной вариант традиционной цивилизации, которая по своим качественным характеристикам отстоит дальше от имманентно-динамичной, нежели японская. В этом и заключается суть российской проблемы.

Далее автор обращается к процессам развития русской общественной мысли: становлению национального сознания, анализу смысла и роли России в новом для нее мире, стремительно утрачивающем привычные контуры. По существу, Хорос раскрывает процесс автономизации человеческой личности и вызревания в России общества сначала как субъекта духовных процессов, а затем как субъекта, политического действия.

Заслуга автора как исследователя - вписание народничества в традицию мирового популизма. Народничество попадает в некоторый типологический ряд, раскрывается в широко обозначенном контексте. Хорос фиксирует закономерный, типический характер возникновения подобных движений для стран запоздалой модернизаций.

Обращаясь к проблеме интеллигенции, автор расставляет важные акценты. К примеру, пишет о чисто религиозном характере переживания фетишей и идеологем революционного сознания: науки, прогресса, социализма, народа. Так, российский интеллигент раскрывается как промежуточный, паллиативный персонаж, в сознании которого вера и знание не расчленились. А потому он способен переносить традиционно средневековое отношение к миру на объекты, принадлежащие реальности Нового времени. Отсюда и утопизм интеллигентского сознания. В конечном счете именно паллиативность толкала интеллигента в революцию. По существу, Хорос говорит об особенностях и незавершенном характере процесса секуляризации в России, но не использует самого понятия. А это было бы продуктивно. Обращаясь к характеру революционного сознания русской интеллигенции, автор делает принципиально важный вывод: "Появление и утверждение большевизма никоим образом нельзя считать случайным. Он вырос на почве всей национальной революционной традиции" [1, с. 99].

Обращаясь к судьбам России конца XIX - начала XX века, Хорос выделяет как определяющий процесс социально-культурного обескоренения России. Показательно название некоторых глав - "Сердитое нищенство", "Люмпенское сознание". Взрывная маргинализация раскрывается как одна из особенностей запоздалой модернизации. Автор утверждает, что именно "обескоренение", т.е. разрушение прежних ценностей без прочного утверждения нового, было особенностью пореформенной России. В книге маргинализация раскрывается как социокультурный процесс, и в этом достоинство авторского видения. На мой взгляд, здесь параллельно с историком должен вступать голос культуролога. Ибо взрывная маргинализация общества в ходе модернизацион-ного перехода своими истоками уходит в особенности цивилизационной модели. Чем дальше традиционная цивилизация от имманентно-динамической, тем меньше в ней противовесов деградации, тем обвальнее процессы люмпенизации и тем яростнее сопротивление патриархальной массы, всеми силами противостоящей краху средневекового космоса. Люмпенизация оказывается, с одной стороны, следствием разрушения традиционной целостности, а с другой - механизмом, обеспечивающим традицио-налистскую инверсию.

Обращаясь к советскому периоду, Хорос работает с понятием "красный тоталитаризм". Верный заявленному принципу, он вписывает его в широкий контекст, характеризует основные элементы тоталитарной системы, прослеживает логику ее складывания и угасания. Эти главы не вызывают возражений, а, скорее, рождают мысли о дальнейшей культурологической разработке темы.

Осмысление логики разворачивания и изживания советской эпохи как этапа модернизационного процесса в России подводит к категории "диктатура развития". На одном из "круглых столов" Померанц сделал точное замечание о "диктатурах развития", быстро и неизбежно вырождающихся в "диктатуры застоя" [б], В нашем столетии практика модернизации связана с одной из двух полярных стратегий: либо с так называемыми диктатурами развития, либо с утверждением либеральной демократии. Россия избрала чистый, незамутненный вариант "диктатуры развития". Какова внутренняя логика процесса, задающего такую трансформацию?

"Диктатура развития" - особая разновидность политического режима, тяготеющего к авторитарным (тоталитарным) формам, с высокой степенью огосударствления экономики и особой идеологией. "Диктатуры развития" утверждаются в слабоурбанизированных обществах. Они объявляют создание современной экономики главным звеном построения Царствия небесного на Земле и делают выполнение этой задачи целью всего общества. По существу, "диктатура развития" есть не что иное, как компромисс между традиционным сознанием и императивом исторической динамики, понимаемой как промышленный прогресс. Здесь традиционного человека вписывают в особый ряд динамики — плановой, организованной государством. При этом цели промышленного роста традиционны и сакральны - величие Державы и Идеи. Совершенно по-другому включают человека в мир динамических ориентации либеральные режимы. Один из самых значимых моментов либерального общества — тотальное господство рынка и конкурентной экономики. В этой ситуации традиционного человека в буквальном смысле уничтожает, "перемалывает" рынок.

И диктатура развития, и диктатура рынка подавляют и в конечном счете выводят из истории архаического человека, но по-разному. "Диктатуры развития" не изменяют человеческую сущность, поскольку апеллируют к сохраняющимся архаическим структурам - патернализму, сакральному переживанию власти и т.д. "Диктатуры развития" постоянно решают задачу согласования архаизированного, доличностного субъекта и технологий, рожденных в обществе, формируемом автономной личностью. Что же касается "диктатуры рынка" (а на этапе трансформационного перехода либеральный режим обретает формы "диктатуры рынка"), то она апеллирует к качественно иным механизмам и не оставляет для архаического человека шансов на выживание. Человек архаический выдавливается в узкие ниши маргинального существования. В "диктатурах развития" успешно идет разрушение чистого архаика, но не рождается человек динамический. На этом месте формируется паллиат, сохраняющий старую доминанту. Статичная ориентация подавляется, но не изживается из человеческой природы.

Глубинное неприятие динамики - причина того, что пережила в XX веке наша страна. Когда фронт глобального перехода от статики к динамике подошел к России, ее народы отринули либерализующуюся монархию и избрали путь "диктатуры развития". А значит, обрекли себя на то, чтобы пройти весь путь от развития к застою. Именно поэтому при первой возможности партийно-государственный аппарат уничтожил сталинское наследие (если не самого вождя) и пресек героический этап советской истории. Однако без тотального террора, без систематической ротации руководителей всех рангов по схеме "кресло - зона" не утративший архаических оснований своей природы человек не желает, не видит необходимости, не способен жить в мире динамики и порождать эту динамику. Крах "подсистемы страха" означал вырождение "диктатуры развития". Идеология прогресса стремительно выродилась в пустой ритуал. Чиновники разных уровней овладели искусством фабрикации отчетных показателей вместо реального роста продуктивности, качества и уровня производства.

Подчеркну, что к этому их подталкивали не только собственная природа и эгоистические устремления, но и низы - рабочие и исполнители всех уровней, качественная характеристика ментальности всего общества. Многомиллионное крестьянство и вышедший из него рабочий класс безусловно и при всех обстоятельствах предпочитали динамике стабильность; это показал в своих работах еще А. Чаянов. На динамику традиционалистские массы можно было поднять только дыбой тотального террора, угрозой голодной суерти, усилиями чиновников, отвечавших за результаты головой.

Не порождая имманентной динамики, "диктатура развития" неизбежно проходит цикл вырождения. Вне подсистемы страха аппарат начинает увеличивать масштаб своих льгот. Одновременно необходимость поддерживать эффективность общественного производства вынуждает снижать норму отчуждения. От сверхэксплутации "диктатура развития" переходит к перераспределению по некоторой уравнительной модели. Очень скоро - за 20-25 лет - складывался общественный договор типа

"отдай, не греши". Суть его в том, что "начальство" должно было обеспечить каждого работника зарплатой, соответствовавшей его возрастному и социально-профессиональному статусу. При этом в общественный договор входил тезис о медленном, но неуклонном росте общего благосостояния. Причем все это никак не корреспондиро-валось ни с ростом усилий, квалификации или эффективности труда самого работника, ни с уровнем общественной необходимости продукции его предприятия, диктуемыми экономическими законами рынка. Так происходило перерождение концлагеря в богадельню.

Все эти процессы достаточно свежи в памяти. Остается сформулировать общеисторический итог. Он состоит в том, что в рамках "диктатуры развития" произошло изживание классического архаика как человеческого типа (его место заняли паллиаты), а также сформировались предпосылки перехода от жизни по модели внешнего побуждения к динамике, осуществляемого усилиями государства, - к жизни, в которой динамическая доминанта спускается на "молекулярный" уровень, пронизывает собой ментальность каждого члена общества. Эта трансформациями составляет ядро модернизационного перехода.

* * *

Нельзя сказать, что книга не дает оснований для критических замечаний частного характера. Автор не всегда использует возможности заявленного им метода, подчас воспроизводит устоявшиеся стереотипы. К примеру, в ряду спорных высказываний обращает на себя внимание трогательная фраза. Описывая последствия монгольского завоевания, автор пишет: "Особый урон был нанесен южной и юго-западной Руси, которые настолько ослабли, что затем надолго отпали от русской земли и оказались в зависимости от Литвы и Польши" [1, с. 24]. Хотелось бы понять, под влиянием какого исторического образа написаны эти строки. Юг и Юго-Запад Руси в совокупности были не меньше территорий, оказавшихся в сфере устойчивого монгольского владычества. Во время татарского нашествия исторический и, так сказать, сакральный центр Руси, воплощенный в ставке митрополита (что для средневекового человека значило очень много), располагался на Юге. Так что непонятно, кто от кого отпал. Кроме того, почему зависимость от Литвы и Польши надо трактовать как признак слабости, чем она в этом отношении отличается от подчинения Орде? Это утверждение смещает смысловые акценты. Добротная историческая традиция описывает Русско-Литовское государство, по крайней мере до католического крещения язычника князя Ягайло (1386 год) и последовавшей за этим унии с Польшей, как государство, в котором славяне численно и культурно доминировали, были равноправны с литовцами. Избирая переход в Литву или Польшу, жители уходили от перспективы или реальности жизни под татарами. Этот выбор качественно ничем не отличался от выбора Александра Невского.

Можно обнаружить и другие небесспорные высказывания, но не они определяют лицо книги. Гораздо чаще читатель обнаруживает важнейшие и остро звучащие положения, под которыми возникает желание подписаться. Например: «...после нескольких веков существования империи и мессианского сознания Россия остро нуждается в нормальном, здоровом национализме... "Русская идея" должна быть переформулирована таким образом, чтобы русские люди, объединенные принадлежностью к языку и культуре, наконец осознали себя как таковых, безотносительно к ореолу внешне-Ориентированного, милитаристского величия» [1, с. 162].

Автор подчеркивает, что "Россия стоит перед необходимостью смены культурно-исторической парадигмы" [1, с. 162]. И этот вывод органично вытекает из текста монографии. "Русская история в сравнительном освещении" - пример точной и глубокой рефлексии модернизирующегося общества, "зависшего" на переломном этапе данного процесса.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Хорос В.Г. Русская история в сравнительном освещении. М., 1996.

2. Яковенко И.Г. От империи к национальному государству // Полис. 1996. № 6.

3. Сикевчч З.В. Национальное самосознание русских. М., 1996.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: военные рефераты, контрольные за 1 полугодие.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата