Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата

Вывод очевиден. Значение элемента системы определяются его местом в системе. Любое изменение в системе терминов, понятий, сцепленных явлений одного порядка ведет к изменению значений/функций каждого элемента. Проще говоря, абсолютно правильно слово князь надо переводить словом князь. Всего не возможно учесть при переводе, но в пояснениях и комментариях можно так или иначе раскрыть суть тех содержательных, иерархических, ролевых оппозиций, в которые это слово вступало в данный период.

Не удержимся еще от одного камешка в филологический огород. Заметим, что при переводе с иностранного языка обычно не хватает времени именно на стилистическую отладку русского текста. То есть на уроке языка получается субпродукт. Смысл понял - и ладно. Это все равно, что приблизительно пообедать. Что ж это у них ни на что времени не хватает? Может переписывать поменьше, а побольше думать?

При трактовке же фактов прошлого приходится целенаправленно активизировать именно стилистические, а по сути понятийные тонкости. И тут же проверять адекватность достигнутого понимания применительно к широким и разнообразным контекстам.

Вместе с переводом в традиции науки и в логике истфиловского образования присутствует комментарий. Комментарий всегда есть выход за рамки собственно источника, непосредственного текста. Причем здесь рамки предметов размыты по факту. Пример, который приводит в лекциях И.Н. Данилевский:

Во многих рассказах о Куликовском сражении говорится о собранном 150000 войске, которое Дмитрий Донской вел к Дону. Теперь посчитаем. Воины на переходе едут "разоруженными", без шлема, кольчуги, вооружения. Для того, чтобы везти все это "хозяйство", на пять воинов предполагается одна телега. Телега с конем = 6 м. Посчитаем длину обоза: 150000/5Х6м. Получается, что длина обоза равна 180000 м., т.е. 180 км. Как в такой ситуации возможен "секретный" маневр с форсированием реки и занятием выгодной позиции? И вообще как управлять такой ратью?

Критический по сути комментарий к тексту, где применяется элементарный подсчет, уже давно не новость в исследованиях, но абсолютно нее применяется в практике образования.

Межсемиотический "перевод" на уроках истории

Межсемиотический перевод на уроках истории представлен в различных формах: это и постоянная сверка текста описания события с картой события, это и таблицы, списки, схемы, перечни, так или иначе комментируемые, переводимые в развернутую форму комментария. Все эти виды уплотнения информации представлены и в материале других школьных дисциплин. Однако принципиальное отличие состоит в способе использования.

В процессе изучения истории школьники читают карты, анализируют схемы, таблицы, диаграммы. Все это знаки, которые можно и нужно переводить в словесные сообщения. Например, путь Дария по Скифии можно нарисовать на карте, а можно рассказать о нем, то есть перевести в слова. Этот тип перевода знаков достаточно формализован. Есть легенда карты, где объясняются символы.

Если карта динамического события не понята на уроке истории, то нет и правильного ответа. На географии карты обычно статичны. Таблицы, схемы в точных науках бывают правильными или неправильными. Но неправильность вычисляется, а не подтверждается "ходом истории", точнее - рассказом о ней. Вот эта возможность проверки путем подстановки в общую картину и является спецификой предмета. Покажем отличие на литературном примере. У Пушкина герой "Скупого рыцаря" - барон. С литературной точки зрения этот выбор объясняется традицией. Баронство часто было признаком богача в первом поколении. И для читателя не так уж важно, выше это или ниже герцогства. Художественный текст понимается адекватно, хотя и не столь глубоко и без этого знания.

Но в историческом тексте упоминание баронов и герцогов сразу же приводит к необходимости выяснить, что вторые - выше по статусу, иначе не будет понятно, о чем же речь. Сам Пушкин умер в чине камер-юнкера. Мы знаем, что Пушкин был для этого чина уже староват. Но если мы занимаемся историей придворных званий, то мы обязаны поставить этот факт в систему: в то время чин камер-юнкера был эквивалентен званию армейского капитана или коллежского асессора в статской службе. Так исторический подход к фактам заставляет нас постоянно переводить, пояснять, искать объяснительные эквиваленты. Такого рода "перевод" - не самоцель, не имитация цели, как на уроке иностранного, а часть аналитической работы, адекватность которой проверяется комплексно на более высоком уровне целостной реконструкции представления о прошлом.

Перевод знака требует особого внимания к определенной системе знаков в целом. Надо учитывать место знака в его системе.

Появляются полки иноземного строя - меняется место и функции стрелецкого войска. Появляются типографии - меняется место в обществе и функции переписчиков. Для примера рассмотрим функции самовара. В 19 в. самовар - признак достатка и стабильности. В наши дни его вытесняют электрические чайники, самовар становится антиквариатом. Если он у кого-то и стоит, то, чаще всего, как украшение. Тот, кто пытался им воспользоваться, знает сколько дыма и сажи в дополнение к чаепитию получается. Раньше дым и копоть не имели альтернативы. Пушкин и Блок, надо полагать, их замечали, но оценивали иначе, чем мы. У них был иной контекст для сравнения. Заметим, слово самовар не изменило своего значения за 200 лет, но в новой системе предметов быта поменялся его статус и функции.

В процессе изучения истории школьники читают карты, анализируют схемы, таблицы, диаграммы. [Более трудным видом работы является описание исторической картины, но это и не "перевод" в чистом виде. О возможных подходах к описанию картины мы бы хотели вернуться в другом месте.] Все это знаки, которые можно и нужно переводить в словесные сообщения. Например, путь Дария по Скифии можно нарисовать на карте, а можно рассказать о нем, то есть перевести в слова. Так достигается объединение всех видов "перевода" при решение той или иной задачи.

Иллюзия полноты знания как стигма словесного произведения

В качестве одной из специфик гуманитарного знания хотелось бы остановиться не на самой очевидной. Это иллюзия полноты знания. Поясним, о чем идет речь. Главная часть сведений о прошлом приходит к нам в виде словесной информации. Можно представить себе учебник истории без картинок и карт, даже без хронологических таблиц, но без текста учебника быть не может.

Однако понимание сообщения всегда относительно. "Суть языка в том, что он сиюминутен, мимолетен и текуч" [Розеншток-Хюсси 1994: 172]. Однозначная референция (ситуативное смысловое наполнение) сообщения возможно только в устной речи. Если вам скажут: "Укажите среди нескольких присутствующих дородного, краснолицего, большеглазого мужчину" - то вы сравните и выберите того, у которого все три признака налицо: максимальный обхват талии, наиболее румяное лицо и при этом большие глаза. Вот это и будет однозначная, потому что реальная, референция. Но если летопись нам сообщает: "Был же Мстислав дороден, краснолиц, с большими очами…" [Рассказы 1993: 47], - то под это описание подпадает целый ряд типажей. Каждый ученик представляет себе некий общий портретный тип Мстислава Храброго (соправителя Ярослава Мудрого), но нарисуют они разные лица.

История - литература - фантазия. Как только мы переводим смысл сказанного нам на уровень наших собственных наглядно-образных представлений, мы вынуждены домыслить недостающие детали. Вот почему Поль Рикер утверждает: "Как повествовательный вымысел не лишен референции, так и референция, свойственная истории, не лишена родства с "продуктивной" референцией вымышленного повествования" [Рикер Герменевтика 1995: 69]. Здесь два встречно направленных утверждения.

Во-первых, "вымысел не лишен референции", то есть художественная литература существует в рамках конвенции "ври, ври, да не завирайся". Уже тысячи лет в фольклоре и литературе живет образ "золотого яблока". Конечно, у каждого из нас перед внутренним возникает взором свое яблоко, но это уже какая-то референция. Если нам попытаются в авангардной экранизации подсунуть золотую грушу, мы легко обнаружим подмену. Хотя заметьте, золотые яблоки в непосредственном опыте попадались не каждому. Из этого следует, между прочим, что художественная литература нам интересна, в частности, как пространство для расширения опыта, где можно какие-то элементы нашего опыта выстроить в иные сюжеты, из эмпирически знакомого материала смоделировать новые конструкции.

Во-вторых, и исторические тексты не лишены вымысла. Казалось бы, прошлое - однозначно. Если есть вымысел - то это уже не история, а ее фальсификация. Нет. При описании прошлого мы никогда не имеем всех параметров для полной реконструкции. Однако мы должны выйти на уровень наглядно-образных представлений, и поэтому мы вынуждены домыслить недостающие детали. Дети никогда не видели Мстислава, но каждый нарисовал его портрет, представил, каким он мог быть.

Ни о Евгении Базарове, ни о Иоанне Грозном невозможно говорить, не представляя себе тот или иной портрет, характер. Апеллируя к тому факту, что история говорит о реальных событиях и явлениях прошлого, а художественная литература - о событиях и явлениях, вымышленных на основе реальности, мы не должны упускать из виду несомненное сходство в объекте, существующее между ними. Точнее говоря - в способе существования объекта. Когда в классе учитель говорит о Евгении Базарове, то многие представляют себе актера из минской экранизации, а когда речь заходит о Грозном, то мы не можем себе не представлять Репинского решения или портретной реконструкции Герасимова. Наглядно-образное представление имеет ту власть над умами, что оно представляется полным и законченным. Оно чрезвычайно трудно поддается критике и выявить субъективные моменты порой удается только случайно. Образ лепится подсознательно. В ход идет материал книг, фильмов и картин. Иконография документальная дополняется художественной. Например, древнерусского воина даже в походе (в не только на поле боя) изображают в латах и шлеме. (Например, классика - "Три богатыря".) Иначе (в пору до введения униформы) не показать его социальный статус и роль. Хотя известно, что "тяжелые, накалявшиеся на солнце шлемы и брони надевались обычно перед самым сражением" [Слово 1979: 11]. Теперь нарисуем более близкую к реальности картину. Древнерусское войско на марше. Оружие и брони на возах. Вооружены только дозорные, но и они без шлемов, жарко. Похоже, что просто путешественники. Тоже нехорошо. Сопротивляется наш современник такой реконструкции. Вот вам и пример мифологизации истории.

Подобная же иллюзия полноты имеет место и в том случае, когда перед нами не "картинка", а текст. В чем тут дело? Польский филолог Юлиан Кжыжановский писал о том, что "одной из базовых черт литературного произведения, возможно, даже его главной чертой, является функция компенсации, как в жизни индивида, так и жизни коллектива осуществляемая при помощи того, что называется "интеллектуальной фикцией в литературе". [Krzyzanowski 1980: 51]. Он подчеркивал, что литературное произведение дает лишь своеобразную и очень упрощенную схему действительности, в отвлечении от всех тех трудностей, которые выставляет на первый план наш жизненный опыт. Эта иллюзорность полноты и замкнутости мира художественного произведения является его важнейшей чертой, авторское знание о предмете, отраженное в художественном тексте, и читательское, возникающее на его основе, являются полными и верными, пока они поддерживаются некоторой рамочной конвенцией.

Иллюзия осмысленности прошлого как стигма исторического жанра

Исторический текст как жанр опирается на строго отобранные источники. Автор текста оговаривает свои предположения, выстраивает аргументы. Где-то оставляет возможность выбора: могло быть так, а могло быть так. Где же здесь вымысел? Домысел читателя (а до него и авторское воображение) здесь заполняет громадное пространство смыслов, достраиваемых по необходимости для того, чтобы понять мотивы поступков людей и групп людей, детали быта и непроговариваемые социальные смыслы, ценности и цели.

Понимание текста включает в себя:

1) поиск более или менее адекватных референций для отдельных специфических словесных знаков;

2) позиционирование пространственно-временное;

3) позиционирование ролевое, как вариант - отождествление себя с героем,

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат на тему дети, шпорі по философии.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата