Картинные книги
| Категория реферата: Рефераты по культуре и искусству
| Теги реферата: оформление доклада, сочинение почему
| Добавил(а) на сайт: Kulik.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3
Некоторые альбомные зарисовки непосредственно связаны с сюжетами древнерусской литературы. Так акварель с надписью: «Некий царь , бысть на охоте и увидя еленя вельми прекрасна, гнатися за ним … взъехал на высокую гору и увидел еленя и промеж рогов – крест», явно перекликается с эпизодом из Жития святого Евстафия Плакиды. Образ вещего рогатого оленя, как символ Христа, был известен в раннехристианской литературе.
Более упрощённый вариант зоосимволики представляет рисунок «Собака и кошка. Во всю жизнь нашу друг друга ненавидим», который также перекликается с морализирующими сентенциями лубочных надписей.
Есть в картинной книге и прямые аналогии лубку. «Знамение зло» - гласит надпись к одному из рисунков, изображающих обнаженную женщину верхом на фантастическо-апокалепсическом звере: длинные волосы ее распущены, у груди – две змеи, впившиеся в соски. « В древние времена, - продолжается надпись, - девица от блуда поносила чад и их умерщвляла, за оное сим наказана: вместо чад сосцы сосут змеи ядовитые и перёд её, и на змие стреноженном сидяща». Текст надписи самостоятелен, а изображение близко известному лубку 1760-х годов «Притча из зерцала страшна и ужасна», имеющему надпись: «Некая девица таила на исповеди отцу своему духовному смертный грех блуда и в том грехе умерла. Отец ее духовный начал молиться Богу и внезапно увидел ее на огненном змие сидяща … и сосцы ее змеи сосут ». Сюжет этот был распространен. И восходил к апокалипсическому тексту из сборника «Великое зерцало», распространённому на Руси с ХVII века.
Рисунок Енгалычева повторяет лишь отдельные черты лубочной картинки., в которой были представлены и «дева», и священник, и вид монастыря на горизонте. Имел он и другие прообразы. «Дева на змие» была персонажем сцен Страшного суда в церковных росписях и рукописных книгах.
Мировосприятие лубочного мастера и альбомного рисовальщика было во многом сходно. В значительной степени это объяснялось общностью «уровня просвещенности: и небогатый провинциальный помещик, и проводивший свои дни в глухой деревне, и крестьянин, и представитель «третьего сословия», на которых была ориентирована лубочная продукция, принадлежали к одному культурному слою.
Однако помимо лубочной традиции рисунки Енгалычева несли на себе отпечаток реальных жизненных впечатлений. Есть в его картинной книге зарисовка: «Арап указывает на обезьяну что курит трубку после нево». И арап, и обезьяна не раз появляются в рисунках. «Зверь обезьяна держит в руке яблоко», арап в чалме, арап с непомерно большой головой. Карликов и арапов многие помещики держали у себя как шутов. Нащокин, друг Пушкина, вспоминал, что отец его, богатый вельможа, в поездку с собой брал две квадратные клетки.
«Одна из этих клеток с лавочками, на которых сидели более десяти человек под общим названием дураков, кои суть: Алексей Федорович, карлик, который едал жареных галок и ворон <...> Потом Мартын китаец, куплен отцом моим за 1000 червонцев у купца, который его привез в чемодане. Это была совершенная кукла, ничего не говорил, с трудом мог ходить <...> Марья-арапка с ним сидела, не как дура, а как только смотрительница».
Енгалычев — небогатый помещик, арапок, надо думать, не держал, но видел их у других, а потом рисовал по памяти. Всякие диковинки занимали Тимофея Ивановича. Особенно когда он в столицу приезжал. Все здесь было для него интересным и любопытным. Маршируют по улицам войска, катят кареты, верхом разного рода люди едут, народ снует беспрестанно туда-сюда. Военные все одеты отменно чисто и опрятно. Все на них тесно, узко, обтянуто плотно. А вот по улице «девка-немка» идет. Она, может быть, вовсе не немка, да одета на немецкий манер: в пышном платье с рюшами, декольтирована. Из надписей к рисункам мы узнаем о том, что привлекало внимание рисовальщика. «В 1779 году видел я в Петербурхе нищева, который ездил на собаках во всей принадлежащей запряжке за неимением у себя ног».
Особенно заинтересовал его Медный всадник. «В Петербурхе на Сенатской площади зделан монумент государя Петра Великою таким образом»,— записал он в картинной книге, изображая известный памятник Фальконе. Любопытно, что Енгалычев одел Петра I в сапоги и мундир, но сохранил на его плечах мантию. Воспроизводя памятник создателю Петербурга, отставной армейский подпоручик мыслил не классическими, а реальными образами.
В многоликой столичной толпе Енгалычеву постоянно мерещился образ создателя города - Петра Великого. Он, по-видимому, настолько занимал его воображение, что черты царя-реформатора угадываются в других персонажах картинной книги. Вот «Самсон богатырь разрывает пасть зверя льва». Темные прямые волосы, загнутые кверху усы - древнему герою сообщены черты Петра I. Такими же чертами наделен и другой персонаж, изображенный в зарисовке «Сей портрет свирепого воина». Воин, будь то мифологический герой или конкретное лицо для Енгалычева понятие обобщенное. Это неудивительно: Петербург того времени был наполнен военными.
Современник рисовальщика, отставной военный А.Т. Болотов, замечал: «Одеваются они отменно чисто и опрятно, и чтобы было на человеке все тесно, узко и обтянуто плотно». Такими предстают в картинной книге и мушкетер, и воин, и часовой, стоящий у полосатой будки.
К числу столичных диковинок владелец относил и увиденные им скульптуры. Рисунок «Статуя» изображает мужскую голову, выполненную на манер античных герм и установленную на постаменте. Стараясь передать «пространственность» - это основное свойство скульптуры – рисовальщик показывает статую с разных точек зрения: спереди и сзади. На том же листе изображен и мастер-лепщик.
Интерес к новому для провинциала виду искусства отразился и в рисунках «Статуя турецкого хана» и «Статуя человека в треуголке». Причем, на обеих – по углам постаментов сидят вороны, непременная деталь городского пейзажа.
Часто альбомные зарисовки и надписи к ним становятся подробным повествованием, развернутым на два-три листа. Так, «Некоторой министр в проезде. Повстречалися с ним нужные дела., разбив свой стан об оныя рассуждает», - гласит надпись над изображением на одной странице, а рядом – на соседней с ней , другой рисунок, сюжетно связанный с предыдущим, и надпись назидательного характера: «Щёголь зван к нему для совету об оных делах; едет не дела разбирать, а лошадей своих показать и ими пощеголять».
В пределах одного листа Енгалычеву удается скомпоновать несколько разнородных предметов: палатку, которую министр «разбил» в дороге, верстовой столб и привязанную к нему лошадь; походный раскладной столик с письменным прибором, за которым чиновник решает важные государственные дела. Рисунок был сложным и давался, повидимому, нелегко. Министра Енгалычев посадил за стол прямо, в фас, на нём мундир с орденской лентой, парик с буклями, очки. Лошадь, привязанная к верстовому столбу, показана в трёхчетвертном развороте, да к тому же вся она и не поместилась в изображение, но привязь, седло и стремена выписаны подробно.
Рисунок, расположенный на соседней странице, «Щеголь», званный к министру «для совету» представлен едущим на паре отменных рысаков. Его легкомысленные намерения выдают беззаботный вид и непринуждённость позы: он сидит на краю коляски, слегка покачивая ногой. Вид, который придал ему Енгалычев, прямо соотносится с разоблачительным текстом к картинке: «Едет не дела разбирать, а лошадей своих показать».
Шумная столичная жизнь была для Енгалычева весьма любопытна, но, судя по зарисовкам в картинной книги, большую часть времени он проводил у себя в имении. Перевернем несколько страниц, и вновь перед нами сюжеты из сельской жизни «Пастух громко на свирели играет и собаки подле него». На рисунке изображен пастух, сидящий под деревом и наигрывающий на дудочке На пастухе длиннополый суконный кафтан с позументами, панталоны, рубашка из тонкого голландскою полотна с кружевным жабо и манжетами, на голове - треугольная шляпа. Для Енгалычева, идущего всегда от реальности, изображение пастуха в подобном наряде было данью моде.
Не таких ли пастухов запечатлели чувствительные путешественники, писатели-сентименталисты: автор «Путешествия в Малороссию» князь П.И. Шаликов, В.В.Измайлов, написавший «Путешествие в полуденную Россию», и другие? В их произведениях обязательно присутствовали «бархатные луга», населенные хорами «резвых пастухов» и веселых пастушек. «Смотря на покоящихся овечек, на пасущих пастухов, на травки и цветочки, путешественник чувствует небесное вдохновение и хочет схватить сельскую свирель, чтобы петь»,— писал В.В. Измайлов.
Ему и подобным сочинителям, которые изображали русскую деревню в виде «счастливой Аркадии», возражали путешественники менее чувствительные. «На месте зеленобархатных лугов увидел я просто зеленые луга,- писал С. фон Ферельтц .- Вообразив, что на прекрасной долине, которая была перед глазами моими, непременно должны быть хоры резвых пастухов и веселых пастушек, я всюду искал взорами сих счастливых любимцев природы, но нигде ничего не было. Наконец, к несказанному удовольствию моему увидел я стадо, увидел самого пастуха - и в то мгновение, едва переводя дыхание свое, приложил внимательно ухо, чтобы насладиться нежными звуками свирели, или восхитительным пением его. Но вообразите мое удивление и досаду! Я услышал один пронзительный свист и хрипловатые вскрикивания: «Эй... куда! Я тебя!»
Навряд ли и «чувствительные путешественники» слышали от пастухов что-либо иное. Но, щадя слух ценителей прекрасного, они не позволяли себе воспроизводить речь столь грубую.
Енгалычев хорошо знал, в чем пастухи ходят и как разговаривают, знал, что и свирель их не что иное, как простая тростниковая дудка. Именно таким нарисовал он пастуха, который пас «чудного борова»,— весь наряд его состоял из рубахи грубого домотканого полотна, портов да лаптей. Пастух же, разодетый щеголем, очевидно, был «списан» рисовальщиком с какого-то образца. Такого пастуха Енгалычев мог видеть на фарфоровых вазах либо на тарелках дорогих сервизов. Вписанные в круг или овал, появлялись они на эмалевых крышках табакерок, либо на блюдах дорогих иноземных сервизов. Имитируя их, Енгалычев подражал профессионалам, отдавая дань характерной для второй половины ХVIII века буколической традиции.
Скачали данный реферат: Корнейчук, Valeev, Гудков, Julij, Jagodin, Vodovatov.
Последние просмотренные рефераты на тему: реферати українською, реферат на тему україна, понятие культуры, сочинения по литературе.
Категории:
Предыдущая страница реферата | 1 2 3