Придаточные предложения относительные и посессивность в современных славянских языках

Е. Беличова

Местоимения относительные (МО), выполняющие в славянских языках по отношению к главному предложению функцию связующего средства и в рамках придаточного предложения выступающие на правах строевого компонента его структуры, не дифференцированы, как правило, в формальном отношении от местоимений вопросительных и неопределенных, т. е., например, местоимение кто в русском языке может выполнять функцию местоимения как вопросительного, так и неопределенного или же относительного. Различие в их функции достаточно определенно гарантируется контекстом, местоимение само по себе связано лишь с таким признаком, как «референциальная неопределенность» 1. В южнославянских языках (за исключением сербскохорватского), а также в лужицких МО как особая разновидность местоимений, выполняющих в рамках сложного предложения служебную функцию, получили оформление посредством суффикса: словен. -r (kdor), болг. -то (който), макед. -што (коjшто), в.-луж. -ž (štóž), н.-луж. -ž (chtož). МО вместе с другими местоимениями, указывающими в наиболее общих чертах на характер референта, вступают в парадигматические отношения: рус. я (ты...), кто, кто-то, кто-нибудь, никто..., словен. jaz (ti...), kdor, kdo, nekdo и т. п. объединены семантическим признаком «лицо»; рус. что, что-то, что-нибудь..., словен. kar, kaj, nekaj и т. п. объединяются на основании семантического признака «предметность» и т.п. В такие же парадигматические отношения вступают посессивные МО вроде рус. чей. См. рус. мой (твой...), чей, чей-то, чей-нибудь, ничей и т.п. Некоторые расхождения между славянскими языками определяются тем, входит ли МО типа рус. чей в парадигматический ряд с мой, чей-то... или же с его, ее, их, т. е. с формами, выполняющими функции притяжательного местоимения не только по отношению к лицу, но и к нелицу. См., например, рус. мой дом : его высота. Местоимения посессивные вроде мой, твой выражают наличие посессивной связи в узком смысле между какой-либо субстанцией и лицом, отсылая к данному лицу: мой дом, моя дочь, моя голова и т.п. В более широком смысле они отсылают к лицу, отношение которого к референту другого имени представлено как разновидность посессивной связи, но на самом деле имеются в виду разного рода субъектные отношения: моя книга (==книга, написанная мною); мой успех (=='я вел себя успешно'); мое возвращение (==я вернулся); мое вознаграждение (==меня вознаградили == я был вознагражден) и т.п. В отличие от посессивных местоимений вроде мой, твой, наш, ваш с однозначной личной референцией местоимения его, ее, их кроме личной референции (его дом, его возвращение) отличаются также референцией предметной в широком смысле слова, т.е. отсылают к нелицам: длина предложения — его длина, вес книги — ее вес, необходимость поисков — их необходимость и т.п.

Будучи употреблено как вопросительное или неопределенное, местоимение вроде рус. чей, чья, чье, чьи всегда опирается на наличие признака «лицо», т.е. предполагает соотнесенность с неопределенным лицом: Чья это книга? В этом отношении славянские языки абсолютно сходны, см. чеш. Čí je to dítĕ?; серб.-хорв. Čije su to knjige? и т.п. Относительное же местоимение чей и т.п. ведет себя в славянских языках по-разному.

Хотя во всех славянских языках налицо такое МО (либо имеется МО, образованное от вопросительного посредством суффиксации, либо МО совпадает с вопросительным/неопределенным) — см. рус. чей, укр. чиц, блр. чый, чеш. čí, словац. čí, польск. czyj, в.-луж. čehož, н.-луж. cejiž, серб.-хорв. čiji, словен. čigar, болг. чийто, макед. чиj (што) (в словенском и верхнелужицком МО представляет собой по форме род. падеж; в македонском форма с -што факультативна), — славянские языки отличаются друг от друга как тем, включено ли указанное МО в парадигматический ряд вместе с мой, твой и т. п. или же в парадигматический ряд вместе с местоимением притяжательным 3-го лица, так и тем, насколько широко употребляются другие МО, способные выполнять функцию МО в широком смысле слова.

Расхождения между славянскими языками — в сфере относительных предложений — определяется тем, входит ли МО посессивное в парадигматический ряд вместе с МО вроде кто или который. Разница между МО кто и который заключается в том, что референция МО кто всегда личная, в то время как референция МО который является немаркированной, т.е. предметной в широком смысле слова, в том числе и — в зависимости от контекста — личной. МО с чисто личной референцией вводят придаточные относительные предложения, употребление которых основывается на презумпции наличия некоторого множества лиц («по крайней мере одно»), любое из которых соотносимо с предикатом придаточного предложения (указанная предикативная связь отнесена говорящим к сфере импликаций). В результате референциального тождества какого-либо N главного предложения и лица, к которому отсылает МО (рус. кто, словен. kdor и т. п.), N главного предложения посредством МО соотнесено также с предикатом придаточного предложения, самостоятельная коммуникативная функция которого снята.

В славянских языках имеется несколько разновидностей указанного рода сложных предложений с относительными придаточными. Общеславянский характер носит сложное предложение с препозицией придаточного вроде рус. Кто еще не начинал, спешил отбить косу, серб.-хорв. Ко je bez greha, neka se prvi baci kamenom, болг. Който има за кола, има и за сервиз, чеш. Kdo se bojí, nesmí do lesa и т.п.

Общеславянский характер носит также сложное предложение, главное предложение которого содержит анафорический эквивалент МО кто, т.е. или указательное местоимение, или же местоимение 3-го лица (так в болгарском и македонском, факультативно также в сербскохорватском, словенском и словацком, не исключено местоимение 3-го лица также в чешском); рус. Кто не видел киевской осени, тот никогда не поймет нежной прелести этих часов; словен. Kdor med vami je največji lenuh, ta naj postane kralj; Kdor bo ugriznil v to pecenko, mu bo mast kar curljala po bradi; болг. Който не работи, само той не бърка и т.п., а также с контактным положением анафорического и относительного местоимений: рус. Победителем выйдет тот, у кого крепче нервы; серб.-хорв. То nije malo onom ko zna neposrednost i površinu и т.п.

В славянских языках имеется также тип сложного предложения с относительным придаточным как с ориентированной анафорической связью, так и без нее 2, МО которого имеет ту же референцию, что и контактное с придаточным имя существительное в главном, т.е. оно выполняет отождествляющую функцию (индивидуальную либо видовую), и в зависимости от контекста его фактическая референция может представляться как неопределенной, так и определенной. Эта функция связана в славянских языках с МО вроде рус. который или серб.-хор. koji, отчасти также с «абсолютными» МО (АМО), см. рус. который, укр. котрий, блр. каторы (в белорусском и украинском ту же функцию выполняет также МО якi/який), чеш. který, польск. który, словац. ktorý, в.-луж. kotryž, н.-луж. kotaryž, словен. kateri, серб.-хорв. koji, болг. който, макед. koj (што) (болг. който и макед. кojштo являются эквивалентами рус. кто и который). Если с МО кто связана только личная референция, а с МО вроде рус. что, польск. со — предметная в узком смысле слова, то МО вроде рус. который и т.п. связаны с предметной референцией в широком смысле слова, т.е. они выполняют отождествляюще-анафорическую функцию по отношению как к наименованиям лиц, так и предметов в самом широком смысле, в том числе абстрактных понятий: рус. Плох тот художник, который рисует людей, как на лубочных картинках; Дивизия, в которой он был комиссаром, воевала у Ярцева; серб.-хорв. То je rekao i pisar koji me je saslušao и т.п. В восточнославянских языках иногда МО вроде рус. кто встречается в позиции, закрепленной за МО который 3; см., например: рус. В очередном письме он сообщил даже «метеорологическому сержанту», кому единственному поверял теперь свои горечи, что...; укр. Де Аркадiй Соун, мiй товариш, по пiдкопу i карцерах, з ким разом я увiйшов у maбip смертi, не знаю и т.п.

МО притяжательные, т.е. МО вроде рус. чей, болг. чийто и т.п., закреплены в славянских языках в первую очередь за относительными предложениями с универсальной референцией к лицу, т.е. они отсылают к неопределенному лицу вообще. Таковы, например, рус. Чей хлеб кушаю, того и слушаю; чеш. Čí chleba jíš, toho píseň zpívej, словен. Čigar prejo prela, tega kruh jela и т. п. Указанная разновидность сложного предложения известна всем славянским языкам; правда, например, болгарский избегает ее и предпочитает в данном случае ориентированную анафорическую связь вроде Ще пееш песента на този, чийто хляб ядеш и т. п.

На фоне универсальной личной референции выделяются такие же сложные предложения с неуниверсальной личной референцией, например: Чья свеча заплывет дальше, та девушка будет счастливее всех. Неопределенная референция касается какого-либо элемента класса, названного существительным в главном предложении. Указанная разновидность относительного придаточного характерна для восточнославянских языков, другие же славянские языки ограничивают сферу употребления соответствующих МО универсальной личной референцией.

В восточно- и южнославянских языках МО вроде рус. чей вводят атрибутивные относительные предложения, т.е. предложения, в которых посессивное местоимение представляет собой соответствие МО типа который. В отличие от западнославянских языков, в которых представлена лишь разновидность относительного придаточного, соотнесенного с анафорическим местоимением в главном, например: чеш. Zvítĕzí ten, či kůň dobĕhne první, польск. Szanuj tego, czyj chleb jesz и т. п. (МО посессивное входит здесь в парадигматический ряд с МО kdo и не выходит за пределы неопределенной референции), в восточно- и южнославянских языках представлены относительные придаточные предложения с посессивным МО, выполняющие атрибутивную функцию в собственном смысле слова. В таких предложениях МО типа чей, как и МО типа который, само по себе не указывающее на определенность референции, не исключает ее, что вытекает из определенности референта имени в главном предложении, тождество референции с которым МО выражает. В восточнославянских языках указанная функция ограничена атрибутивными МО, соотнесенными в главном предложении с названиями лиц, см., например: рус. Самыми счастливыми считались те девушки, чей венок попал в водоворот; блр. Хто ж такi Мартын Рыль, чый арышт узрушыў новага войта? и т. п. Сюда же примыкает и словенский: možatost Carlina Palumba, čigar obraz je tako okropel, da bi... и т. п. В русском языке такое употребление считается книжным.

На фоне общего ограничения употребления МО типа чей лишь контекстами с личной референцией, затрагивающего все северные славянские языки и словенский, иная картина наблюдается в южнославянских языках (за исключением словенского). Здесь МО посессивное вроде серб.-хорв. čiji отсылает не только к лицу, наделенному той же референцией, что и соотнесенное с МО имя существительное в главном, и, следовательно, выполняющему функцию посессора в узком либо широком смысле слова: оно отсылает вообще к субстанции, вступающей в посессивные отношения в широком смысле, т.е. в оформляемые при помощи посессивных местоимений отношения, независимо от того, идет ли речь о собственно посессивной связи или нет. См., например: серб.-хорв. Austrijski konzul, о čijem dolasku se odavno govorilo, još ne dolazi; odeven u kapu, čiji su se krajevi mogli spustiti na uši; Drvenim hodnikom, čije su daske odjekivale, žustri koraci se udaljiše; болг.: един факт, върху чийто фон се разгръща следващото действие и т.п.

Очевидно, что в восточнославянских (шире — вообще в северных славянских языках), а также в словенском МО притяжательное типа чей входит в парадигматическую связь с кто, в то время как в южнославянских языках (кроме словенского) то же МО входит в парадигматическую связь с МО вроде серб.-хорв. koji, koja, koje или же с посессивными местоимениями вроде серб.-хорв. njegou, njein, njihov, для которых личный/неличный характер референции не релевантен (см., например, серб.-хорв. politički odnosi se ne mogu odvajati od njihove ekonomske baze и т. п.). Таким образом, область посессивных отношений, выражаемая посессивными МО типа чей, в восточнославянских языках, а также в словенском (не говоря уже о западнославянских), с одной стороны, и в южнославянских (кроме словенского) — с другой, неодинакова, что непосредственно сказывается на сфере использования других МО, способных выражать посессивные отношения в широком смысле слова, т.е. закономерно вызывает их употребление.

В славянских языках в целом ряде случаев в качестве средства, способного в контексте передавать посессивные отношения, представлен род. падеж «синтаксического существительного» независимо от его личной/предметной референции. Аналогичную функцию в рамках сложного предложения с придаточным относительным выполняет род. падеж МО типа рус. который, серб.-хорв. koji, референция которых тоже не ограничивается одними только лицами. В восточнославянских языках, а также в словенском употребление род. падежа МО указанного рода является единственным способом передачи посессивных в широком смысле слова отношений за пределами личной референции; в западнославянских указанное средство охватывает не только область предметной референции, а также область референции личной вследствие весьма ограниченного употребления МО типа чеш. či, польск. czyj и т.п. См., например: рус. Тут же он пересел на другой танк, командир которого был убит; Она сказала ему что-то про молодого поэта, стихи которого ей понравились; блр. На участку суседняга палка, траншэи якога iдуць па пагорку...; укр. величнiсть мети, досягнення якої вимагае жертв; польск. Zobazcyłem tarn też horyzont, którego istnienia nawet nie podejrzewatem; словац. Spoza skleného okienka sleduje Petra a Veroniku vrátnička, ktorej pohładu nič neujde; в.-луж. Heydrich, kotrehož mjeno tež pod zasudźenskim pismom Marje Grólmusec steji... и т.п.

Аналогично другим славянским языкам ведет себя также чешский; вместо основного атрибутивного МО který здесь употребляются формы притяжательного МО, соотнесенные с атрибутивным МО jenž, т.е. jehož, jejíž, jejichž  4: Ноrа, jejíž vrcholek vidíme v dáice; To je můj známý, jehož syn se nedávno přiženil do vsi и т.п. Чеш. jehož, jejíž, jejichž представляет собой в основном средство языка литературного в узком смысле слова.

Родительный посессивный МО вроде серб.-хорв. koji известен также на славянском юге, несмотря на то что посессивные МО вроде серб.-хорв. čiji (за исключением словенского) выходят далеко за пределы посессивных отношений с личной референцией. Указанная форма характерна не только для словенского, ограничивающего область употребления МО čigar личной референцией; она отмечается также в грамматиках сербскохорватского  5 и болгарского языков — в болгарском в виде предложного сочетания  6. См., например: словен. Visoka vrata, katerih krila so bila razprta, серб.-хорв. Khjaz če se morati osloniti na ljude kojih namere nikako nisu izvesne (M. Стеванович характеризует такого рода посессивные конструкции как в некотором смысле архаические, П.А. Дмитриев считает их редкими  7).

Наличие посессивного род. падежа МО типа рус. который, серб.-хорв. koji не является дифференциальным признаком, на основании которого можно группировать славянские языки (если оставить в стороне частотность такого употребления и положение в чешском, где форма жен. рода jejíž ведет себя как прилагательное). Дистинктивную функцию в рамках славянского языкового мира выполняет позиция родительного, конкретно — его препозиция или постпозиция по отношению к определяемому имени в пределах относительного придаточного. На этом основании выделяется группа восточнославянских языков с характерной для них постпозицией род. падежа МО, например: рус. Та сопка, на вершине которой он был утром, оказывается, имеет в себе медь; блр. На яго вачах адбывалася развязка вяликага змагання, сэнс якога ён не мог ахапiць; укр. вузька скеляста розколина, отвiр якої я не вгледiв... и т.п. К восточнославянским языкам в некотором смысле примыкают южнославянские (за исключением словенского), например серб.-хорв.: Upoznali smo čovjeka u srcu kojega gori ljubav prema narodu  8. Сказанное отчасти относится также к словацкому: Nemyslela som takého boha, predstava akého a rozosmiala и т.п.

Западнославянские языки отличает препозиция род. падежа МО. Единственно возможной является препозиция чеш. jehož, jejíž, jejichž  9 она характерна для верхнелужицкого (kotrehož N) и польского (którego N), а также имеет место в словацком (ktorého N). Препозиция характерна и для словенского (katerega N) и не исключена в сербскохорватском (kojega N). Следовательно, словацкий и сербскохорватский представляют собой с этой точки зрения переходное состояние. См., например: польск. Zamknąłem się w pokoju, którego ściany były wyłożone korkiem; Zobaczyłem tam też horyzont, którego istnienia nie podejrzewałem; словац. žena, ktorej práca je príkladna; словен. vplivni ljudi, katerih otroci so se zbirali ṕri Adi; серб.-хорв. osloniti se na ljude kojih namere nisu izvesne и т.п.  10

Оказывается, таким образом, что часть славянских языков препозицией МО акцентирует его синтаксическую функцию связующего средства, равно как и средства, сигнализирующего о референциальном тождестве МО и N в рамках главного предложения, в то время как другие славянские языки — в случае постпозиции МО — акцентируют, скорее, внутреннюю функцию МО в рамках самого относительного придаточного, выдвигая как будто бы на первый план посессивную в широком смысле слова функцию род. падежа и лишь на втором плане — в форме МО типа рус. который — отмечая его функцию анафорического связующего средства.

Необходимо отметить, что часть славянских языков распространила на область МО с посессивным значением АМО, т.е. неизменяемое по форме МО, отношение между референтом которого и предикатом выражается формами личных местоимений. В случав выполнения таким МО посессивной функции о ней сигнализируется формой посессивного местоимения 3-го лица. Особенно примечательно с этой точки зрения положение в словенском: da bi v imenu IOOF stopila v stik naša delegacija, ki njeni člani za zdaj ne bi pripadali izvršnemu odboru; Mrtev je tudi župnik Janez Rastresen, ki je njegova smrt še bolj hesmiselna и т.п. Такие же примеры можно привести из сербскохорватского, где наряду с посессивным местоимением можно употребить так называемый дательный посессивный: Soda sasvim jasno vidimo kulu što smo joj iz daljine nazirali same obrise  11. Как в словенском, так и в сербскохорватском указанное употребление является в стилистическом отношении беспризнаковым, чего нельзя сказать, например, о тех же конструкциях в чешском, несмотря на то что посессивные МО вроде jehož представляют собой средство книжное, т.е. в устной речи они не употребляются, по крайней мере в разговорном языке. АМО в сочетании с посессивным местоимением лимитировано областью придаточных относительных предложений, выполняющих ограничительную функцию, причем в силу своей стилистической специфики такие конструкции не выходят за рамки разговорного языка: То je ten pán, со jeho pes pokousal nedávno Vaška и т.п. Лишь в качестве субстандартного средства можно было бы употребить конструкции с АМО и посессивным местоимением также в других славянских языках, которые относительно широко употребляют — по крайней мере в разговорном языке — АМО в сочетании с формами личного местоимения 3-го лица.

Список литературы

1 Topolińska Z. Соодносот помегу прашалните и релативните заменки во македонскиот литературен jaзик // Прилози МАНУ, II/1. Ckonje, 1971.

2 См.: Русская грамматика. М.: Наука, 1980. Т. 2. С. 513.

3 Там же. С. 525.

4 Указанные формы восходят к род. падежу МО, и, за исключением формы жен. рода. jejíž, они так и ведут себя, т.е. остаются неизменными, в то время как форма jejíž (род. п. жен. р. МО jež регулярно имеет форму jíž/níž) вторично оформилась как склоняемая разновидность прилагательного с мягкой основой типа jarní аналогично посессивному местоимению 3-го лица (jeho, její, jejich; její склоняется — jejího, jejímu...).

8 См.: Стевановић M. Савремени српскохрватски jeзик. 2: Синтакса. Београд, 1969. С. 818 и след.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: взаимодействие реферат, большие рефераты.





1  2 | Следующая страница реферата