Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата

какое-то имели сходство. 

И стены мучились законным

сочувствием, хоть не касались

рыданья их.

На заоконном

свету скорбящими казались

столы и стулья вместе с нишей... 

И в женщине, лицо склонившей,

себя слезами обогревшей,

все больше было сходства с нищей

землей, от снега побелевшей.

(О. Чиладзе. «Комната». Пер. Иосифа Бродского)

2

Новая грузинская поэзия, о которой мы собираемся рассказать более подробно, началась со времен перестройки. Она появилась благодаря тому синтезу, который сознательно или бессознательно осуществили авторы поколения 1980-х: они совместили опыт авангарда начала ХХ века и верлибр «шестидесятников». Кроме того, запрещенные в советскую эпоху произведения были в это время опубликованы [4] и активно осваивались участниками литературного процесса; произошло не только обновление формы, но принципиальное обогащение проблематики. Первое объединение авторов нового поколения было связано с самиздатским журналом «Иахсари» («Братство») (1988—1989). Вышло всего два номера этого журнала, но именно он сплотил лучшие силы молодой грузинской литературы и оказался прототипом для последующих литературных проектов.

Для дальнейшего развития литературы очень важными оказались американские культура и литература второй половины ХХ века. До второй половины 1980-х, если не считать поэзии Эдгара По и Уолта Уитмена и прозы Хемингуэя и Фолкнера, американская литература не оказывала на грузинскую никакого существенного влияния. Идеология битников и хипповского движения была неизвестна и проявлялась в молодежной культуре только во внешних заимствованиях — длинные волосы и джинсы.

Первым популяризатором американской эстетики 1950— 1960-х годов в Грузии стал Давид Чихладзе (р. 1962, ныне живет в США). Он переводил стихи Гинзберга и Керуака, эссеистику С. Зонтаг. Кроме того, он поддерживал контакты со многими современными американскими авторами и издателями, подключал к этому процессу грузинских авторов и переводчиков нового поколения, одним словом, ему удалось проложить дорогу в мир американской литературы и книгоиздания, минуя российскую «буферную зону». Естественно, что эта ориентация отразилась и в мировоззрении, и в поэзии Чихладзе. Так, значимыми духовными ценностями для него, очевидно, стали восточные религии — мощное средство культурного самоопределения битников и хиппи. Религиозность Чихладзе сформировалась под влиянием одновременно буддизма, дзен-буддизма, индуизма, кришнаизма в странной смеси с христианством (точнее, с православием).

Историко-литературный анализ справедливо требует разграничивать личную экзистенциальную религиозность, о которой невозможно говорить в литературно-критической статье, и использование в поэтическом произведении религиозных образов и мотивов, которые совершенно необязательно должны указывать на биографический опыт автора (хотя в случае Чихладзе биографические проекции достаточно очевидны). Это разграничение следует учесть для дальнейшего обсуждения творчества некоторых авторов следующего поколения — например, Зураба Ртвелиашвили (р. 1967) и Георгия Бундовани (р. 1969). На каком-то этапе обращение к арсеналу религиозной образности и сюжетики стало заметной и значимой тенденцией. Этот феномен интересен еще и потому, что, как мы говорили в начале статьи, грузинская культура многие века находилась под влиянием восточной эстетики. Сейчас Восток вновь входит в поэтический арсенал, однако это Восток не арабский или персидский, а индийский, китайский и японский. Новый способ освоения восточной эстетики — своего рода «большой ход конем через Америку».

Давида Чихладзе можно назвать «вечным экспериментатором»: он работал в различных формах — от хайку до сонетов, но в основном обращается к верлибру с пульсирующим ритмом, с рефреном или без. Чихладзе неоднократно признавался в том, что любит банальность и не боится ее. И правда, он находит поэзию в банальном. Нарочитую сентиментальность поэзии Чихладзе можно охарактеризовать как сентиментальность ритуальную.

в ночном муштаиди зажигаются неоны + встреча + сад + мои тбилисские друзья как ветераны 0 мировой войны + карло качарава и нико цецхладзе + шалва цветок панцулая + мамука цецхладзе + дом сандро кобаури + сюрсексиндустриализм + я сам, давид чихладзе + ираклий (лена) чарквиани + котэ [«дада» (дадиани)] кубанеишвили + кетино садгобелашвили + ракета настя хвостова + метро + гела патиашвили + кети месхи детская железная дорога + корабль + меги бурчуладзе + дай покурить марихуану с дьявольской усмешкой + плохое и хорошее в радио тбилиси + мамука джапаридзе + 4 аккорда на наших инструментах + гия чиладзе + нежная гитара кобы кобаури + две звезды + олег тимченко + манана арабули (фотоаппарат) кети капанадзе + два дерева + мой отец в небытии кот бруно барсегов в небытии три попугая зимнего небытия отец меги все бывшие предметы в комнате большого моря небытия + старый и постстарый тбилиси разрушенный большими колбасами + идем по улице проходящей между высокими заводами моркови и перца + видно солнце + наступаем ногой на индустриальный жестяной мусор, дареный и недареный + помним + гия дзидзикашвили + москва + турция + гурам цибаxашвили + вова железов + прыжок с балкона + парашют + подгибание ног + приседание + разгибание коленей + взгляд вправо чуть вверх + восход солнца + модная машина москвич с откидывающимся верхом или старый шевроле красного цвета + испанская музыка + распахивание больших окон в большой деревне + жители большой деревни смеются громким голосом + вывешена большая стирка + с больших гор сошел большой ветер + джохарт [5] + кофе булочка дыня арбуз + холодно идет снег + красная площадь + шагаем по индустриальному мусору + солнце следует за нами наверху + слова, фанфары + золото + тело + бусы + жизнь дружба свобода.

(Д. Чихладзе. «+»)

Друг Давида Чихладзе — художник, искусствовед и культуртрегер Карло Качарава (1964—1994) — был мало известен как поэт. Но после того, как в тбилисской литературной газете «Альтернатива» были опубликованы две большие подборки его стихов, стало ясно, что поэзия Чихладзе не была, как это казалось раньше, уникальным эстетическим феноменом. Эти два автора вращались в одних и тех же богемно-артистических кругах Тбилиси, Москвы и Ленинграда и помогали друг другу осваивать новую поэтику. Для описания любви, дружбы, сексуальных отношений и для фиксации собственных философских размышлений они использовали документальное (иногда гипердокументальное) письмо. Но, несмотря на многие черты сходства и параллельные векторы развития, Чихладзе и Качарава скорее дополняют, а не повторяют друг друга. Как художник, Качарава следовал принципам немецкого экспрессионизма и переносил их в свою поэзию, соединяя их с достижениями поэзии американской, а темы его стихов часто были сугубо грузинскими: история, память о предках и т.п.

С именем Давида Чихладзе связана и визуальная поэзия нового поколения. После футуристов и дадаистов графические эксперименты в грузинской поэзии били очень редки и по большей части имели иллюстративную функцию: так, например, стихотворению о пирамиде «шестидесятник» Вахтанг Джавахадзе (р. 1939) придал форму пирамиды, а стихотворению о позвоночнике — форму позвоночника. Новые авторы вышли за пределы иллюстративности, — правда, таких прорывов было немного. Кроме Чихладзе, следует назвать Темо Джавахишвили (р. 1951), который использовал в своих работах печатную графику и фотообъекты, объединенные в целостные композиции по неочевидным, вероятно, ассоциативным принципам. Многие из его работ являются образцами конкретной поэзии и леттризма. Есть в его творчестве и примеры минималистской поэзии.

Если говорить о малых поэтических формах, то обязательно следует сказать также о творчестве Котэ Кубанеишвили (р. 1952). В начале 1990-х он вместе с Ираклием Чарквиани (р. 1960) создал группу «Реактивный клуб». Оба писали политически актуальные стихи и пытались различными способами, в том числе и с помощью эпатажа, воздействовать на общественное мнение. Потом тандем распался. Чарквиани начал уделять все большее внимание сочинению и исполнению песен и стал одной из самых ярких фигур грузинского альтернативного рока. Но главная причина, конечно, не в этом. Время шло, и в понимании поэзии Кубанеишвили и Чарквиани все больше расходились: поэзия (или, если угодно, рок-поэзия) Чарквиани остается и ныне социально и политически актуальной, но в ней всегда присутствуют «вечные темы»: жизнь и смерть, любовь и страсть. Отличительные черты его песен — экспрессивность, неординарная ритмика и фигуративность.

Кубанеишвили до сегодняшнего дня остается верен соц-арту, потому что для него поэзия — это прежде всего возможность коммуникации, незамедлительной реакции, протеста. Потому его тексты часто редуцируются до пары строк или даже пары рифмующихся слов. Сочиненные им поэтические лозунги и моностихи становятся крылатыми и разносятся по Тбилиси — их знают как рабочие и полицейские, так и элита. Быть «медиумом демоса» Кубанеишвили помогает его «арт-мануфактура»: свои «котэстрофы» (так он называет свои короткие тексты) он печатает на майках, чашках и различных товарах и сувенирах. Визуальный эффект здесь имеет очень большое значение. Это, конечно, правильная стратегия соц-артиста, но стихи Кубанеишвили зачастую напоминают остроты, которые мы слышим на соревнованиях команд КВН. Язык Кубанеишвили достаточно вульгарен, в нем много заимствований из русского, жаргонных словечек, часто используются каламбуры. Иногда он пишет свои тексты по-русски или по-английски: «Чечен вечен», «Ищу пиґщу», «У каждого ротика своя эротика», «Когда я ем, тогда I am» и т.д.

Отвечая на вопрос, к какой традиции восходит соц-арт-КВН Кубанеишвили, следует обратиться еще к одному «шестидесятнику» — Тариэлу Чантурии (р. 1939). Он также пользовался сленгом, каламбурами, писал стихи в 2—3 строки, которые называл «разорванным серпантином». Тариэл Чантурия и Вахтанг Джавахадзе являются создателями нового направления, которое грузинские критики назвали в свое время иронически-пародийным стилем.

Проанализировав поэзию «Реактивного клуба», стоит параллельно описать и другое сообщество, возникшее в то же время, — поэтический орден «Хронофаги» («Поглощающие время»), — которое заявило о себе коллективным сборником «Аномальная поэзия» (1993). Этот орден представлен тремя именами: Зураб Ртвелиашвили, Георгий Бундовани и автор этой статьи, Шота Иаташвили (р. 1966) [6]. И «Хронофаги», и «Реактивный клуб» декларировали, что цель их творчества — показать изъяны общества и современной политики. Поэтому, естественно, эти две группы относились друг к другу весьма критично. Интересно, что круг «Aномальной поэзии», как и «Реактивный клуб», распался.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: конспект 5 класс, скачати реферат.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата