Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата

В этом смысле интересна лента 1912 года "Братья разбойники" (по одноименной поэме Пушкина, сценарий и режиссура В. Гончарова, ателье Ханжонкова).

Налицо попытка построения самостоятельного кинематографического сюжета, поиски собственных приемов средств экранного повествования, и опять эти поиски стимулирует литература.

Пушкинское описание ночной пирушки разбойников ("Не стая воронов слеталась на груды тлеющих костей…") порождает на экране типичную мизансцену разбойного пира, свойственную как аналогичным сценам из народной игры "Лодка", так и эпизоду "На острове" из дранковского "Стеньки Разина". В центре группы разбойников с поднятыми ковшами в руках высится фигура атамана. С началом его рассказа "Нас было двое: брат и я…" происходит возврат действия в прошлое: то, что ныне именуют "ретро-вставками", практиковалось в русском кино уже в 1910-х.

Перевод действия в прошедшее время обусловлен текстом поэмы, но тут же начинается и собственно кинематографическое творчество новых сюжетных мотивов, узоров, расцвечивающих лаконичный текст литературного оригинала. Немой экран "переводит" речь героя в бег визуальных образов.

Так, например, краткое пушкинское

Росли мы вместе; нашу младость

Вскормила чуждая семья…

развертывается на экране в разъяснение обстоятельств сиротства героев: возникает история молодой утопленницы, матери, оставившей двух мальчуганов одних на белом свете. В фильме много быта. Специально прописаны картины тюрьмы, даны портреты и группы арестантов, у Пушкина это отсутствует. Фильм снят оператором Рылло, в чьем решении "Братьев разбойников" явно видны поиски специфического киноязыка. В частности, ранние (1912-й!) глубинные мизансцены, суровость "передвижнического" письма — продолжение опыта "Обороны Севастополя".

Композиционно фильм "окольцован": драматургический прием, живой и общераспространенный и в наши дни. В финале действие возвращается к первоначальной мизансцене пирушки разбойников, к скорбному атаману-рассказчику в кругу сотоварищей и собутыльников.

Однако опыт "Братьев разбойников", фильма, знаменательного еще и потому, что он был задержан цензурой и не выпущен на экран, напоминал кинематографистам о границах возможностей тогдашнего экрана. Или — может быть — экрана вообще? Заметим: с тех пор "Евгений Онегин" в России так и не получил киноинтерпретации, на нее решились только англичане в одноименном фильме с Ральфом Файнсом и Лив Тайлер в главных ролях.

Есть нечто, "переводу" не поддающееся! Так получилось с "Домиком в Коломне", снятым Петром Чардыниным у Ханжонкова в 1913 году.

Фильм признан — и справедливо! — жемчужиной раннего русского кинематографа. Блистательна, отработана до мельчайшей детали игра Ивана Мозжухина — гусара, он же кухарка Мавруша, продумано и его остроумное экранное "травести" (когда гусар, забывшись, лихо поднимает ситцевую юбку и достает из брюк портсигар, когда прячет смиренно сложенные мужские руки под фартук и т. п.). Тщательно воссоздан быт, а ныне лента являет еще и ценность историческую, этнографическую. Но "Домик в Коломне" ведь лишь по внешности забавная история-анекдот, на деле же глубоко личное, лирическое раздумье поэта о себе, о юности, о творчестве.

"Узнаю, маменька". И вышла вон,

Закутавшись. (Зима стояла грозно,

И снег скрыпел, и синий небосклон

Безоблачен, в звездах, сиял морозно.)...

Фильм же снят летом — потеря зимы невосполнима. Невосполнима потеря образа гордой графини-прихожанки у Покрова, антиподом которой для Пушкина и была героиня поэмы "простая, добрая моя Параша". Непереводимы пушкинские октавы ни на один, кроме поэзии, язык. И получался на экране, при всех его безусловных достоинствах, милый фарс наподобие выпущенной в том же 1913 году комедии "Дядюшкина квартира" — симпатичной безделицы с участием того же Ивана Мозжухина.

Итак, уже при самом раннем обращении русского кино к поэзии обнаружились возможности и границы трансплантации. То же и с прозой.

Философское содержание, "лабиринт сцеплений", что, по выражению Л. Н. Толстого, и есть сущность жанра романа, — все это было не под силу кинематографу и тогда, и долгое время после. Гораздо удивительнее феномен успеха: пусть еще и скромные победы искусства экрана. Например, вторая по счету экранизация "Анны Карениной", сделанная в 1915 году под грифом "Русской золотой серии" начинающим режиссером, актером по первой профессии Владимиром Ростиславовичем Гардиным (1877–1965), далее прожившим большую жизнь в кино, с Марией Германовой, актрисой МХТ, ученицей К. С. Станиславского в заглавной роли. В этой работе бросаются в глаза тонкая психологическая проработка настроений, верность толстовской живописи портрета: в облике Анны была достигнута "похожесть", то есть изящество при некоторой полноте, сочетание черных волос и светлых глаз, непокорные завитки на затылке — то, что впоследствии не принималось во внимание даже великой Гретой Гарбо, которая в "Анне Карениной" оставалась самой собой, некоей скорбной красавицей, но не той, которую написал Л. Н. Толстой.

Так кинематограф осваивал портрет героя. Далее — пейзаж как элемент экранной выразительности.

Например, фильм "Обрыв" Петра Чардынина по одноименному роману И. А. Гончарова, в котором дана картина русской духовной жизни в эпоху реформ и созданы портреты большой реалистической и поэтической силы. Сам обрыв, то есть пейзаж, у Гончарова многозначен и предвосхищает более поздние образы-символы искусства на рубеже XIX–XX веков. Обрыв — это и реальный крутой склон под усадьбой барыни Бережковой, и место тайных свиданий героини романа Веры, куда ее разбойным посвистом вызывает нигилист-бунтарь Марк Волохов. Это и "обрыв" Вериной девичьей жизни, и обрыв самой старой российской жизни в клокочущие 1860-е годы.

Чардынин ищет атмосферу. Долгий, глухой, заросший спуск к реке. Длинные проходы Веры — на свидание, возвращение со свидания (героиню играла видная театральная актриса Вера Юренева). "Логово" Марка Волохова — беседка внизу, у реки. "Топография" фильма, удачно выбранная натура выразительны.

Высокая серьезность Чардынина в его обращении к классике, поднятая им "планка" кинорежиссерской профессии позволили расширить и поле творческих исканий в экранизации. Среди тех, кто сочетал профессионализм с художественными поисками, следует назвать имя Якова Александровича Протазанова (1881–1945).

Протазанов — о нем речь пойдет и в следующих главах — начинал в кино одновременно с Гончаровым и Чардыниным, дебютировал короткой лентой "Бахчисарайский фонтан" (1909), снимал много, по тогдашним правилам без перерывов, подвизался в "Русской золотой серии", где поставил новаторскую по драматургии, монтажу и экранным эффектам "Драму у телефона" (1914) — русскую версию фильма Д. У. Гриффита "Уединенная вилла", снял сенсационный и скандальный (вплоть до запрета, вызванного протестом С. А. Толстой) фильм "Уход великого старца" (1912) о последних днях жизни Л. Н. Толстого и немало других заметных лент.

Скачок в творчестве Протазанова, как и всего русского кино, относится к годам Первой мировой войны. Этот общеизвестный и много раз повторенный историками кино, хотя и парадоксальный на первый взгляд, факт обычно объясняют тем, что война блокировала киноимпорт и потребовалось насыщение внутреннего рынка. Следует добавить к этому материальному также и моральный фактор: взрыв национального самосознания, пережитый также и кинематографистами.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: бесплатные рефераты и курсовые, хозяйство реферат.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата