«Серапионовы братья»: теория и практика

В феврале 1919 года при петроградском издательстве «Всемирная литература» открылась Студия художественного перевода, которая должна была готовить квалифицированных переводчиков. Однако вскоро выяснилось, что молодежь, пришедшая по объявлению о наборе, хочет овладеть не только искусством художественного перевода, а вообще литературным мастерством. Вскоре переводческая студия переехала в открывшийся 19 ноября 1919 года «Дом Искусств» и преобразовалась в Литературную студию. Здесь молодые авторы слушали лекции известных писателей и филологов - В.М.Жирмунского, А.Белого, В.Б.Шкловского, К.И.Чуковского, посещали семинары, которыми руководили Е.И.Замятин (проза), Н.С.Гумилев (поэзия), М.Л.Лозинский (стихотворный перевод). Прошло определенное время, прежде чем из массы способных людей выделились те, кто составил ядро группы «Серапионовы братья». Почти сразу прием новых членов был ужесточен, а затем и прекращен вовсе. «Канонический» состав группы запечатлен на фотографии 1921 года. Это Л.Н.Лунц, Н.Н.Никитин, М.Л.Слонимский, И.А.Груздев, К.А.Федин, В.В.Иванов, М.М.Зощенко, В.А.Каверин, Е.Г.Полонская, Н.С.Тихонов (перечислены авторы примерно в том же порядке, как они были приняты).

Целенаправленная организационная работа по созданию группы относится к январю 1921 года. На этом этапе главными были не столько литературные способности участников, сколько дружеские связи.

Члены группы – вместе и порознь – выступали с чтением собственных произведений. Из таких публичных выступлений следует упомянуть два литературных вечера, проведенных в Доме Искусств. Первый состоялся 19 октября 1921 (читали свои произведения Федин, Слонимский, Иванов, Каверин), второй – 26 октября 1921 (читали Полонская, Н.Чуковский, Зощенко, Никитин, Лунц), со вступительным словом на обоих вечерах выступил Шкловский.

Итак, литературная группа «Серапионовы братья» (по названию кружка друзей в одноименном романе Э.Т.А. Гофмана. 1819-1821, 4 тома) возникла 1 февраля 1921 года в Петрограде (Ленинграде) при Доме искусств.

В книге Гофмана группа друзей встречается после долгой разлуки, и один из них - Киприан - рассказывает о своей встрече с безумным графом П. Граф вообразил себя пустынником Серапионом, который при римском императоре Деции бежал в Фиваидскую пустынь, а позже принял мученическую смерть в Александрии. Все попытки друзей переубедить его наталкивались на непоколебимую уверенность графа, что весь окружающий нас мир - иллюзия и создание человеческого духа.

Для Гофмана был важен этот отказ героя от объективной действительности и уход в мир свободного воображения. Всего в сборнике Гофмана насчитывается 22 истории, которые рассказывают друг другу названые братья. Среди этих историй такие известные, как «Щелкунчик и мышиный король», «Мастер Мартин-бочар и его подмастерья», «Мадам Скюдери» и многие другие.

Для группы молодых писателей, объединившихся в Петрограде в 1921 году, главным в этой книге был принцип свободы воображения, порождающего новую реальность.

К области «серапионовского» фольклора, породившего немало легенд, относится вопрос о происхождении названия группы. По свидетельству Шкловского (которого иногда относили к числу участников группы), первоначально мыслилось название «Невский проспект», которое предполагает двоякую трактовку. Во-первых, отсылку к «петербургскому мифу», отразившемуся в творчестве молодых авторов, (влияние Н.В.Гоголя можно найти едва ли не у всех «серапионов»). Во-вторых, эмблема серапионовского быта – комната Слонимского, которая долгое время оставалась местом встречи «серапионов», единственным окном выходила на Невский проспект. И все-таки предпочтение было отдано другому названию. Толкователи возводили его к одноименному роману Э.Т.А.Гофмана (как уже было отмечено), а мемуаристы безнадежно пытались вспомнить, кто первый предложил такое название (одно время на авторство претендовал Слонимский, впоследствии отказавшийся от этого). Из области «фантастики» – и серапионовские «субботы», день, когда проходили еженедельные заседания. На самом деле, в разные периоды встречи бывали и во вторник, и в среду, и в пятницу.

Тем не менее, многие литературоведы утверждают, что «братья» встречались именно по субботам. Участники литературной группы собирались для чтения и обсуждения своих произведений. Собрания проходили в атмосфере строгой взыскательности, в острых, принципиальных спорах об искусстве. Выпустили единственный совместный сборник – «Серапионовы братья» в 1922 году (следует отметить, что в том же году он был переиздан в Берлине, но уже дополненный статьей И. Груздева «Лицо и маски». Этот сборник относительно недавно переиздали, но статья Груздева была исключена). Уже к середине 20-х годов встречи «братьев» становятся редкими, хотя и продолжаются вплоть до 1929 года.

Лидером группы был совсем молодой 20-летний Лев Лунц, который и написал манифест нового литературного объединения.

Однако состав и традиции группы оформились достаточно быстро. Протоколы заседаний на первых порах отчасти ориентировались на стилистику протоколов «Арзамасского общества безвестных людей», объединявшего литераторов пушкинского круга. Шуточные прозвища, которые давали друг другу «серапионы», –дань литературной традиции, связанной с «Арзамасом». Один из основателей группы, впоследствии известный французский литератор, В.Познер в письме к А.М.Ремизову упоминает некоторые из них: «братья: Груздев – брат настоятель, Никитин – брат канонарх, Лунц – брат скоморох, Шкловский – брат скандалист, я – молодой брат. Без прозвища – Вы, Ахматова, Анненков, Замятин, Зощенко, Одоевцева, Коля Чуковский». Упоминание Ахматовой, Шкловского и иных авторов, официально не входивших в группу, объясняется тем, что у молодых литераторов имелось немало друзей и единомышленников, многие из них регулярно посещали «серапионовские» собрания, участвовали в обсуждении новых произведений. Не являясь «серапионами» в полном смысле слова, не были они и «гостишками» – так именовали людей случайных или не слишком близких группе, допускавшихся на открытые собрания (иногда заседания проходили в узком кругу, где присутствовали одни «братья»). Кроме того, существовал так называемый «институт серапионовских девиц», который составляли М.Алонкина, И.Каплан-Ингель (впоследствии – Слонимская), Л.Сазонова, Л.Харитон, З.Гацкевич (впоследствии – Никитина).

История появления фразы «Здравствуй, брат! Писать очень трудно», которую принято считать традиционным серапионовским приветствием, а Каверин взял в качестве названия одной из своих мемуарных книг, также легендарна. Появилась эта фраза в письме Федина, адресованном М.Горькому, где автор говорил о сложности литературного ремесла: «Все прошли какую-то неписаную науку, и науку эту можно выразить так: «писать очень трудно». Фраза была с восторгом подхвачена адресатом: «Писать очень трудно» – это превосходный и мудрый лозунг». Об особом серапионовском приветствии упомянуто в статье, напечатанной в бельгийском журнале «Disque vert» (1923 год) под заглавием: Группа «Серапионовы братья». Неопубликованное письмо Максима Горького. На русском языке она вышла в петроградском журнале «Жизнь искусства» (1923 год).

В статье отразился отнюдь не случайный интерес знаменитого писателя к молодым собратьям по перу. Стараниями Горького литературная группа не только формировалась (он рекомендовал Иванова и Федина), но и в прямом смысле выжила. Так, благодаря горьковскому ходатайству «серапионам» были оформлены продуктовые пайки, выдавали одежду, по его рекомендации им высылались посылки АРА. Кроме того, Горький оказывал писателям денежную помощь, пропагандировал творчество «серапионов» за границей, договаривался о переводе их произведений на иностранные языки и следил за соблюдением авторских прав. Упоминавшаяся выше статья имела также целью защитить «Серапионовых братьев» от критических нападок в России. Горький стоял у истоков затевавшегося альманаха 1921, куда должны были войти произведения «серапионов», и даже набросал возможный план издания. Альманах в свет не вышел (среди других не осуществленных по разным причинам серапионовских начинаний – журнал «Двадцатые годы», еженедельная газета, посвященная вопросам литературы и искусства, книжная лавка).

Огромную роль сыграл в истории группы Шкловский. Его статья Серапионовы братья («Книжный угол», 1921год) оказалась первым упоминанием о «серапионах» в печати и стала, по словам Полонской, их «метрическим свидетельством». В ней он не только охарактеризовал настоящее положение молодых литераторов, но парадоксальным образом предсказал будущее: «Видели ли вы, как перед поднятым стеною пролетом Дворцового моста скапливаются люди? <…> Так невозможность печататься собрала воедино Серапионовых братьев». Хотя критик тут же оговаривался: «…конечно, не одна невозможность, но и другое – культура письма». Действительно, распад группы наметился сразу после того, как ее члены получили возможность публиковаться (В.Иванов, К.Федин, Н.Никитин и М.Зощенко вскоре стали известными писателями, тогда как Л.Лунца и В.Каверина почти не печатали).

В той же статье Шкловский называл источники, влияние которых различимо в творчестве «серапионов». С одной стороны, это линия «от Лескова через Ремизова и от Андрея Белого через Евгения Замятина», с другой – западный авантюрный роман. Таким образом Шкловский отметил разделение внутри группы на «правых» и «левых», «западников» и «восточников», подхваченное критикой. В частном письме, относящемся к тому же периоду, Шкловский выразился еще определеннее: члены группы делятся на «бытовиков» и «сюжетников». Благодаря деятельному вмешательству Шкловского вышел в свет сборник «Серапионовы братья. Альманах первый» (1922). Он появился в апреле 1922 и был посвящен М.С.Алонкиной, одной из «серапионовских девиц», секретарю литературной студии, где занимались будущие «серапионы».

Небольшая по объему (чуть меньше 4 печатных листов) и очень скромно оформленная книга, изданная, однако, серьезным по тому времени тиражом (в выходных данных указано 4000 экземпляров), так и осталась единственным серапионовским сборником. Впоследствии увидевшая свет книга «Серапионовы братья. Заграничный альманах» (Берлин, «Русское творчество», 1922) была лишь расширенным вариантом русского издания – добавлены стихи Полонской, Тихонова, статья Груздева «Лицо и маска», а рассказ Никитина «Дэзи» заменен его же рассказом «Пес». Сборник дает возможность судить о стилистических тенденциях, характерных для авторов, об их работе над формой.

Рассказы Иванова «Синий зверюшка» и Зощенко «Виктория Казимировна» посвящены современности (у Зощенко действие разворачивается в период Первой мировой войны) и написаны в традициях сказовой либо орнаментальной прозы. Рассказ Лунца «В пустыне» представляет достаточно вольную интерпретацию библейского эпизода исхода евреев из Египта, тогда как рассказ Слонимского «Дикий» построен на соотношении двух линий – современной, где существуют портной Авраам Эпштейн, его жена и человек, влюбленный в его жену, – и вневременной, где имя Авраам прочитывается как имя библейского патриарха, родоначальника еврейского народа. Рассказы Никитина «Дэзи» и Федина «Песьи души» – попытки взглянуть на человеческий мир глазами зверя, тигрицы или собаки. В первом случае автор использовал прием литературного монтажа, соединяя псевдо-документ («газетную заметку», «телеграмму»), отрывки прозы и т.д., во втором – перед читателем классически ясное и психологически выверенное повествование, продолжающее линию «звериных» рассказов И.А.Бунина («Сны Чанга») и А.П.Чехова («Каштанка»), оба произведения – о современности. Рассказ Каверина «Хроника города Лейпцига за 18… год» отсылает к творчеству Э.Т.А.Гофмана и других немецких романтиков. На выход альманаха благожелательными рецензиями откликнулись Замятин («Литературные записки», 1922, № 1) и Ю.Н.Тынянов («Книга и революция», 1922).

Но даже благожелатели и друзья резко отрицательно оценили появившиеся в № 3 журнала «Литературные записки» за 1922 год автобиографии «серапионовых братьев». Написанные с иронией, доходящей порой до ерничества, они прозвучали фальшиво и неубедительно. Например, краткая заметка за подписью Груздева гласила, что Никитина сейчас нет в Петрограде, а Груздев не знает, в каком году Никитин родился. В автобиографической заметке, озаглавленной «О себе, об идеологии и еще кое о чем» М.Зощенко нарочито преувеличивал свою политическую инфантильность, что вовсе не соответствовало действительности (заметка эта была в 1946 году упомянута А.Ждановым в докладе, с которого начались государственные гонения на писателя).

Резким диссонансом прозвучала опубликованная в том же номере журнала заметка Лунца, где, словно полемизируя с другими «серапионами», он заявлял: «Глупо писать автобиографию, не напечатав своих произведений. А лирических жизнеописаний с претензией на остроумие я не люблю». Вслед за тем была помещена его статья «Почему мы Серапионовы братья», вызвавшая полемику в печати и многие десятилетия именуемая не иначе, как серапионовским «манифестом».

Лунц настоятельно подчеркивал – члены группы не выступают против идеологии, но у каждого из них своя идеология. На риторический вопрос: «С кем же мы, Серапионовы братья? – отвечал: «Мы с пустынником Серапионом. Мы верим, что литературные химеры – особая реальность, и мы не хотим утилитаризма. Мы пишем не для пропаганды. Искусство реально, как сама жизнь. И, как сама жизнь, оно без цели и без смысла: существует, потому что не может не существовать». Ситуация оказалась двусмысленной. Сказанное Лунцем не противоречило взглядам «Серапионовых братьев» на искусство и политику, но подобное выступление явно нарушало серапионовскую этику. Автор статьи не обсудил ее предварительно с членами группы (почему - неизвестно), и хотя высказывал собственное мнение, употреблял местоимение «мы» и говорил как бы от лица всех «серапионов».

Ответа не пришлось долго ждать. В дискуссии, спровоцированной не столько автобиографиями, сколько лунцевской статьей, участвовали такие крупные государственные деятели, как А.В.Луначарский и Л.Д.Троцкий. Отечески журя или жестко выговаривая молодым писателям, высокопоставленные критики неизбежно сводили возражения к тому, что выступления «серапионов» в «Литературных записках» – юношеская бравада, между тем как за спиной авторов – большой жизненный и боевой опыт (к молодым Лунцу и Каверину это, конечно, не относилось).

Задача тех, кто имел непосредственное отношение к власти, состояла в том, чтобы, неявно разделив «серапионов», подчинить группу своему влиянию. Это хорошо видно хотя бы из частного письма Воронского к В.И.Ленину (похожего на партийный отчет), где перечисляются фамилии даровитых молодых писателей. Среди прочих названы Никитин и Федин, и сделан недвусмысленный вывод: «Имейте в виду, что Всеволод Иванов это первая бомба, разорвавшаяся уже среди Зайцевых и Замятиных». В качестве поощрения наиболее перспективные, с партийной точки зрения, «серапионы» получали возможность печататься. В частности, некоторые были приняты в писательскую артель «Круг» (артель, как выяснилось из недавно опубликованных документов, существовала на деньги партии и являлась хитроумной ловушкой для литераторов). Так государство использовало разнородность «серапионов», подчас незаметную самим членам группы, но отмеченную еще в статье Шкловского и очевидную для любого внимательного наблюдателя. Например, в статье «Говорящие», рассуждая о «серапионах», М.А.Кузмин прямо утверждал: «Это – не литературная школа, а скорее кооперация или трест. Союз скорее наступательный, чем оборонительный, так как решительно никаким нападкам они не подвергаются, а наоборот окружены похвалами и поощрениями. Я их воспринимаю каждого отдельно, но раз они сами утверждают себя группой, пусть будет так».

Члены группы пытались заявить о единстве в коллективном «Письме в редакцию» ( «Жизнь искусства», 1922 год, 28 марта), которое явилось ответом на статью С.М.Городецкого, по сути, противопоставлявшего Зощенко и Иванова. Центробежные тенденции были столь сильны, что 2 декабря 1922 года на очередном собрании Лунц выступил с речью «На запад!», опубликованной потом в виде статьи. За излюбленным лунцевским тезисом: русская литература «съедена» публицистикой, а потому надо учиться мастерству у литературы западной, использующей чистый литературный сюжет, следует неожиданный и жестокий вывод – «серапионы» «продали фабулу за чечевичную похлебку литературного крикливого успеха». Надо учиться заново, надо все начинать сначала.

Особенно обострилась ситуация в связи с публикацией заметки «Пролетарские писатели памяти тов. Ленина» («Петроградская правда», 1924, 27 января). Уже подписи, в том виде, как они были проставлены под заметкой, показывали, что единой группы не существует. Так, подпись Груздева стояла среди подписей писателей вне объединений, Иванов фигурировал как член Объединения ленинградских писателей, а как «серапионовы братья» поименованы были Никитин, Федин, Зощенко, Тихонов, Полонская, Слонимский и Каверин (Лунц находился на лечении за границей и об инциденте узнал из газет). Кто и по каким причинам расставил подписи именно так, до сих пор не выяснено, но если судить по серапионовской переписке, где происходящее обсуждалось бурно и подробно, разрешение поставить подписи «серапионов» под заметкой дал Никитин. Суть конфликта заключалась не в том, что «серапионы» демонстративно не хотели откликаться на смерть вождя революции, а в том, что кто бы то ни было не имел права единолично решать за всю группу, серьезные вопросы обсуждались на закрытых серапионовских собраниях коллективно.

Конец этого периода истории группы отмечен смертью двадцатитрехлетнего Лунца, случившейся 9 мая 1924. В связи с намерением издать сборники его произведений и воспоминаний о нем (ни то, ни другое в свет не вышло), Федин писал Горькому: «Конечно, каждый из нас переболел по-своему утрату. Но мы связаны теперь прошлым и личной дружбой, а не той литературной порукой, которая скрепила в свое время братство. Мы не распались, потому что Серапионы существуют вне нас. Одно это имя, живущее своей жизнью, держит нас вместе, помимо нашей воли, а для некоторых и против воли. < … > И даже смерть кого-нибудь из нас, как смерть Лунца… ничего не изменит в «литературном обществе Серапионовы братья». Это общество дифференцировалось, братья стали подрастать, приобретать привычки, оттачивать характеры. Мы часто бываем вместе, мы любим бывать вместе, но наши встречи обусловлены привычкой, дружбой, необходимостью, но не потребностью. Потребность жить и работать в братстве исчезла с условиями и романтикой голодного Петербурга».

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: диплом, ломоносов реферат.





1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата