Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

Центральным произведением в творчестве Гончарова стал роман "Обломов" (1859). Это сильное и глубокое обобщение судьбы целого сословия – дворянства, которое в основном и дало русской литературе ее ведущих деятелей. Среди классиков только Гончаров и Чехов не были по происхождению дворянами – Гончаров же заслужил потомственное дворянство по службе (хотя передать этот титул было некому: писатель прожил весьма одинокую жизнь).

Значение "Обломова" гораздо шире того явления, которое с легкой руки героя романа Штольца, а в основном после яркой статьи талантливого критика Н.А.Добролюбова, получило определение обломовщины. Илья Ильич Обломов должен бы стать не только символом лени, безразличия к жизни, упадка и отмирания, а прежде всего – трагического разлада между высокими духовными способностями, оправдывающими собственно все привилегии дворянина, и – их невостребованностью в современности. Всякий перелом эпохи рождает своих обломовых, как и своих чацких.

Последнее замечание навеяно одной из нескольких критических статей Гончарова – статьей о "Горе от ума": "Мильон терзаний" (1872). Это едва ли не лучшее толкование грибоедовского шедевра, насыщенное мудростью и тонкостью оценок. Свидетельство тонкого вкуса и взвешенности оценок российского цензора.

Глубокая одухотворенность отличает лучшие творения Гончарова – нельзя и "Обломова" оценивать только социологически, не замечая, например, подлинной трагедии веры в этом герое… Знаток искусства, писатель оставил и чрезвычайно мудрые размышления о религиозных основах в русской живописи – картинах Н.Ге "Христос в пустыне" и А.Иванова "Явление Христа народу".

Весь долгий творческий путь Гончарова – свидетельство духовной зрелости литературы золотого века.

Федор Михайлович Достоевский (1821-1881)

Достоевский лишь двенадцатью годами младше Гоголя, а вступил на литературное поприще в середине сороковых. Первая и чрезвычайно успешная публикация повести "Бедные люди" (1845) сразу ввела его в круг авторитетных литераторов – еще при жизни Гоголя, еще во времена работы над вторым томом "Мертвых душ"… Но Достоевский принадлежит уже более позднему этапу в русской классике и вполне точно заметил: "Все мы вышли из гоголевской "Шинели""…

Гоголя обычно называли основателем так называемой натуральной школы, хотя это скорее версия Белинского, чем действительная традиция. Достоевский же явно перешагивает сравнительно недолгий век натуралистов с их физиологическими очерками и стремлением к детальным описаниям главным образом негативных сторон жизни: он определенно принадлежит к позднему реализму. Что же он принял от Гоголя?

Самое очевидное – обращение к теме маленького человека. Его ранние герои живут в бедности и чаще всего совершенно смиряются с униженным положением. Здесь нет не только стремления к значительным поступкам, но и хотя бы внутренней претензии на большую жизненную роль. Макар Девушкин из "Бедных людей" даже недоволен гоголевской повестью "Шинель" именно из-за того, что там недостает смирения: ничтожный Акакий Акакиевич после смерти обращается в могучий и мстительный призрак, наводящий страх на значительных лиц…

Но, думается, гоголевская традиция продолжена Достоевским более глубоко. Он развивает и религиозно-нравственную сторону Гоголя, причем придает этому иное эстетическое значение. Гоголь сам устремлялся к проповеди, почти не создав героев-идеологов и проповедников (только попытки этого мы видим во втором томе "Мертвых душ"), самая же очевидная черта в главных романах Достоевского - это именно герои идейные, духовные борцы и страдальцы.

Христианство, ставшее главной темой Гоголя, всегда питает творчество Достоевского – как трудно достижимый, вызывающий страшное напряжение духа, но безусловный идеал.

Романы Достоевского не всегда художественно совершенны, но их идейное напряжение словно не позволяет видеть ничего, кроме мучительных поисков веры, всегда на грани человеческих сил, на грани смерти, страшного преступления, крушения судеб, болезненных припадков. Эта стихия может увлечь читателя до состояния какого-то душевного исступления – поэтому так мало бесстрастности и просто самостоятельности у критиков, пишущих о Достоевском.

Эта стихия сродни и самой биографии писателя – с идейными метаниями и поисками веры, с уходом в круг революционеров, а затем – с постоянным разоблачением революционности, с годами каторги, с пережитым смертным приговором, с солдатской службой… Тяжкая болезнь, эпилепсия, негармоничные семейные отношения, страсть к азартной игре, многие таинственные стороны биографии – все это накладывает отпечаток на творчество писателя.

И во всем этом – в этой карамазовщине и бесовщине жизни – есть такая правда о человеке, даже именно общечеловеческое начало, что художник действительно становится подлинным гигантом русской литературы. "Преступление и наказание" (1865), "Идиот" (1868), "Бесы" (1872), "Братья Карамазовы" (1880) – самые значительные его произведения, выразившие большой и неповторимый мир Достоевского, мир подлинно русского человека – в состоянии тяжких духовных метаний. Прежде, пожалуй, только у Лермонтова виделось такое постоянное напряжение, обращение к недугам и сквернам в героях своего времени… В Достоевском наша классика обратилась исключительно к выражению кризисных явлений русской судьбы, гармоничное состояние мира стало восприниматься только как недосягаемый в земной жизни идеал. Это едва ли не проклятие земному миру, и только религиозное чувство и восприятие составляют позитивное содержание творчества Достоевского…

В духе гоголевской проповеди, "Выбранных мест из переписки", звучит необычайно яркая публицистика Достоевского – ряд изданий "Дневника писателя", наполненного страстными переживаниями, глубокими мыслями и оценками современности. Необычайно светлым духовным завещанием стала его "Речь о Пушкине", произнесенная при открытии памятника поэту в 1880-м году: обращение к Пушкину – это связующая нить русской классики. Но пушкинская земная гармония уже не питает творчество, а только с еще большей силой напоминает о потерянном поэтическом рае…

И Достоевский как никто иной стал предвестником крушения русской классики…

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (1826-1889)

У натуральной школы, отпечаток которой можно увидеть у каждого крупного писателя, пришедшего в литературу к середине XIX века, было и такое значение: обращение к физиологии жизни, ее земной стороне, что перевело присущий русскому слову дух несогласия, высокой требовательности, страстности – в русло социальной критики… Как бы ни казалось это снижением духовного подвижничества Пушкина, Гоголя, Лермонтова, становление русского реализма именно как критического дало тоже много великих достижений.

Конечно, к критическому началу близок прежде всего Некрасов, в меньшей степени Тургенев или Гончаров. Особенно если под критикой подразумевать не собственно критическое суждение, а обличение. И, пожалуй, среди классиков только Щедрин отдал обличению общественных пороков весь свой литературный дар: здесь нашлось место и мятежному духу, и беспощадному смеху, и чрезвычайной взыскательности, требовательности к своим современникам. В чем-то это обедняет его творчество, у него нет покойной эпичности в описаниях, нет энциклопедической широты, нет, собственно, полноты в картине бытия – образов Божественной природы, сосредоточенного созерцания, восторженного любования жизнью… Щедрин скорее односторонен, но в этой односторонности он создает невероятно глубокие обобщения, яркие образы. Если русская классика энциклопедична, то Щедрин создал настоящую энциклопедию пороков, одно перечисление которых составило бы большой словарь: так писатель и поступил в одной из своих сказок – в "Пороках и добродетелях".

Беспощадность критического пера далеко не всегда встречала сочувствие: Щедрина легче невзлюбить и даже возненавидеть, чем полюбить и понять достаточно точно. Ненависть Щедрина часто переходит в ненависть к Щедрину: "Как матерый зверь он напился русской крови и, насытившись, отвалился в могилу", - скажет о Щедрине Василий Розанов. Так казалось, что критика перешла в кровожадное, несправедливое очернение России. Пусть по сути это не справедливо, но обличитель едва ли может рассчитывать на доброе сочувствие к себе. Был и вечный упрек Щедрину в неискренности, ведь многие годы он отдал и государственной службе, занимал высокую должность в министерстве внутренних дел, губернаторские посты в Твери, Рязани – как это сочетать с обличением?..

С 1862 года Щедрин целиком уходит в литературную деятельность, но губернаторство, как шлейф подтягивали его противники – ради упреков, ради снижения действенности щедринской сатиры. "Этот ругающийся вице-губернатор…"

Щедрин сотрудничает с Некрасовым в "Современнике" и "Отечественных записках": здесь были помещены главные его произведения, а "Записками" он руководил в течение многих лет – в самых жестких цензурных условиях.

В 80-х годах появилась яркая символическая картина – "Щедрин в лесу реакции", которая точно передает колорит творчества, всю глубину напряженности и мученичества в творческой судьбе писателя.

При большой жанровой широте творчества – очерк и публицистика ("Губернские очерки", "За рубежом", "Письма из провинции", статьи), крупный бытовой роман "Господа Головлевы" (1875-80), хроника помещичьей фамилии "Пошехонская старина" (1887-89), особенно ярко раскрылся гротесковый талант писателя – весьма редкое явление в русской классике. Способность создавать удивительные фантасмагории, живые карикатуры, используя вместе с тем точные детали современности, - все это отличает "Историю одного города" (1869-70), цикл рассказов "Помпадуры и помпадурши" (1863-74), "Современную идиллию" (1877-83). Уникален щедринский опыт в жанре сатирической сказки – цикл 1869-86 годов.

Да, Щедрин обличал пороки, не имеющие оправдания в любую эпоху, его чтение и в ХХI веке будет жизненно до полной очевидности. Нельзя и не отметить в Щедрине выстраданный им нравственный идеал – это редко замечаемое обращение к Христу. Таково звучание финала в судьбе Иудушки Головлева, таковы сказки "Христова ночь", "Рождественская сказка". Словом, при всем гротесковом колорите, оправдывающем смещения в иерархии жизненных ценностей, Щедрин в главном ничуть не разрушает единое духовное поле русской классики с признанием вечных ценностей и с сопротивлением вечным же грехам.

Николай Гаврилович Чернышевский (1828-1889)

Вот уж кого можно было бы посчитать разрушителем духовного единства русской классики – это Чернышевский с романом "Что делать?" (1863). Словно Базаров, он воззрился на русскую жизнь, не желая оставить здесь ничего из традиционного уклада, даже религиозные, христианские идеалы – и таков выходец из семьи священника, ученик духовного училища, семинарист! Что ж, это далеко не редкий случай, когда церковная среда готовила своих же и разрушителей, атеистов (в литературе это и Добролюбов, и Памяловский, и Воронский…).

В "Что делать?" поразительно сочетается весьма убогое новое мировоззрение, пресловутый разумный эгоизм, несопоставимый с глубиной христианского мироощущения, и необычайная энергия, колорит новых людей, готовых ради самоутверждения оправдать любой поступок… При этом витают призрачные цели ("Четвертый сон Веры Павловны"), предлагаются незамысловатые, лабораторные житейские проекты – пресловутые мастерские, прообраз коммун...

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: бесплатно рассказы, бесплатно реферат на тему.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата