Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10

Отпустите Стеньку Разина!

М Цветаева

Раздел о "Калине красной" мы назвали "Житие великого грешника". Егор Прокудин, несомненно, велик тем величием, которому в Апокалипсисе противопоставлена теплота: "Но как ты тепла, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих" (Откр. 3 : 16). Если Иван в "Печках-лавочках" лишь слегка прикоснулся к греху, выйдя ненадолго из своего заповедного сибирского "рая" в большой свет, то Егор, можно сказать, почти погряз в нем, так что выбраться из этой "слепящей мглы" он может лишь ценой собственной жизни. Поэтому "Печки-лавочки" - мистерия, а "Калина красная" - трагедия. В определенном плане пути Ивана Расторгуева и Егора Прокудина противоположны. Иван идет из "рая" а "ад", от земли к железу, из деревни - в город, тогда как Егор, напротив, из тюрьмы - на волю, от "малины" - к дому, от ненависти - к любви. Однако на духовно-онтологической глубине это, в сущности, один путь - к Богу, который нельзя пройти иначе, чем свободно, и на котором необходимо принести жертву (тут Шукшин во многом предвосхитил тематику последнего произведения А. Тарковского - "Жертвоприношение"). Условно различие кругозоров "Печек-лавочек" и "Калины красной" может быть символизировано нераздельностью и неслиянностью пушкинской и лермонтовской музы: для первой характерна мистериальная благодать Православного космоса, а для второй - трагическая разъятость мироздания вопреки первоначальной ангальской молитве.

Если говорить о драматургии "Калины", то все ее действие построено как цепь испытаний главного героя в огне очистительного страдания. Праздник, которого хочет Егор - это Радость-Страдание, прообразом которого является Православная Пасха с ее смертной мукой и светлым Воскресением. Все события "Калины" - это изначально предопределенные и вместе с тем полностью свободные ступени подъема русской души по "лестнице Иаковлей". На вершине Егора Прокудина ждет разбойник благоразумный - такова, во всяком случае, христианская надежда: "Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в Раю" (Лк. 23 : 43). Только на Кресте - разрешение трагедии "Калины красной", ее просветление и катарсис: грешник становится святым через муку и покаяние, ибо нет ничего невозможного для божественной любви.

Конечно, подобный финал для Егора Прокудина отнюдь не гарантирован. Вопреки учению Оригена об апокатастасисе - предвечном спасении всей твари, и уж тем более вопреки протестантской концепции предопределения - акты прокудинской драмы суть уникальные, единственные в своем роде шаги творческой воли. В человеческом измерении бытия Егор сам отвечает за них, и платить за них тоже ему. В жизни и смерти этого крестьянина-вора проступают очертания основного Христианского выбора - выбора "сердце болезнующего", не способного и не желающего удовлетвориться ничем конечным, кроме абсолютной полноты бытия. В интуиции такой полноты все сущее, в том числе и повседневное - либо рай, либо ад: третьего не дано. Разумеется, суетное существование преступника и строгое житие святого эмпирически и по существу различны, но крайности, как известно, сходятся - на Кресте. Когда Ефрем Сирин советует побеждать гнев - добросердечием, и блуд - божественной любовью - это царский путь праведника. Когда стриженый Егор Прокудин корчится на земле в слезах или пашет эту землю - это путь простого русского человека, который всерьез принял в душу откровение об абсолютном смысле жизни и хочет во что бы то ни стало обрести его, пусть даже его никто не учил молиться, и он забыл, как произносится имя Божье. Выражаясь философским языком, Егор постоянно находится в дифференции - в зазоре, в зиянии между "да" и "нет", между Бытием и Ничто; силой своей души он проводит между ними границу, хотя Ничто (бесовское подобие Всего) още крепко держит его в своих лапах.

Наряду с этим - личным аспектом спасения - шукшинский Прокудин есть олицетворение русской души, есть вся Россия в одном из самых типичных ее проявлений. Достаточно вспомнить главные события фильма, выстроенные в их иерархии. Вечерний звон - "Малина" - Белые березы - Танец - Любовь - Дом - "Бальдерьеро" - Сиротство - Труд - Смерть - это русская идея, взятая в ее непосредственных экзистенциальных проявлениях, в ее наразрубаемых жизненных узлах. Мы не видим здесь ни чистой вертикали бесчеловечного Бога, ни совершенной горизонтали безбожного человека. В том-то вся антиномичность русской идеи и состоит, что она не разъединяет, а соединяет - божеское и человеческое, Восток и Запад. Русская душа не хочет потакать человеку без Бога, и не склонна подчиняться Богу без человека - отсюда стремление внести искру Божью во всякое, даже малейшее колебание бытия. Как иронизировал Андрей Белый, у нас нет повседневности, у нас всюду - святое святых. Оборотной стороной такой "святости без Бога" оказывается и карамазовщина, и обломовщина, и "лишние люди", и пьянство, и нежелание упорно трудиться, и вообще то характерно русское ощущение, что если стоит все человеческое чего-либо, так это той радости, с которой его можно бросить. В религиозно-философских понятиях, это темное, ночное лицо России есть кенозис, умаление и истощение божественного света ради его испытания противоположным. Давно было замечено, что дьявол не боится ничего, кроме смирения - и потому Сын Божий сошел на землю, приняв облик раба. Небесная душа России также сходит на землю - не только в облике святых князей и великих подвижников, но и в лице безумных юродивых, блаженных разбойников и нищих духом. Егор Прокудин - из таких: его жизнь и гибель - обещание грядущего возрождения России. Именно из такого "сора под ногами" растут стихи, из такого человеческого "материала" строится Небесный Кремль.

У читателя может возникнуть вопрос, насколько осознано строил свои произведения Шукшин, то есть насколько он сам понимал (рефлексировал) то, что делал. На это следует ответить, что существо художественного творения, и его истолкование самим автором - далеко не одно и то же. То, о чем написано в этой книге, есть именно объективный духовно-онтологический исток ("метатекст") двух фильмов Василия Шукшина, а вовсе не исследование авторских размышлений по их поводу. Хотел этого или не хотел Шукшин, он творил именно sub specie aeternitatis - под знаком вечности. Без учета этого обстоятельства его произведения оказываются не только идейно бессодержательными, но и эстетически непроясненными.

На неисследимой глубине Вселенной, вблизи Источника всех смыслов роятся прообразы художественных созданий. Вызвать их к жизни - задача художника; понять и осмыслить их - задача критика. На языке философии это называется герменевтикой. На языке поэзии об этом лучше всех сказал Алексей Константинович Толстой:

Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель.

Вечно носились они над землею, незримые оку...

Заключение

Русь не потому "святая", что живут на ней сплошные праведники,  а потому, что стремление к святости, к сердечной чистоте и духовному  совершенству составляет главное содержание и оправдание ее существования.

Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн

В свое время К. С. Аксаков заметил, что русская история поражает необыкновенной сознательностью и логическим ходом явлений. Как бы в противовес ему Н. А. Бердяев утверждал, что русская история скорее случается, чем происходит. Пройдя в этой книжке немалый путь по отечественным духовным просторам, возьмем на себя смелость рассудить, что оба приведенных суждения по-своему верны. Только бердяевская мысль описывает русскую историю с точки зрения человеческой, а мысль Аксакова - в горизонте ее Замысла.

В самом деле, о чем поведали нам картины Глеба Панфилова, Андрея Тарковского и Василия Шукшина, понятые как свидетельства национального духовного опыта? Прежде всего о том, что отечественная историческая жизнь "не вмещается в шляпу", разрушает любые рассудочные построения человеческого ума и в этом плане уже есть сверхистория, ибо развертывается она на пространстве одной из крупнейших цивилизаций мира. Вместе с тем Панфилов, Тарковский и Шукшин в один голос кричат о том, что русская история и вообще русское бытие - полная таинственного содержания мистерия, где небо сходится с землей, коней с началом. Кто этого не разумеет, тому вряд ли стоит заниматься русским искусством...

Уже подчеркнуто социальные, чуть ли не "соцреалистические" фильмы Глеба Панфилова художественно поставили вопрос о русском крестоношении в XX веке. Вопреки всем февральским и октябрьским революциям Русь не отказалась от несения Креста - вот первый вывод, вытекающий из картин "Прошу слова" и "Васса". Более того, даже коммунизм Русь попыталась осуществить по-своему, по-православному - такова вторая центральная мысль панфиловских произведений. Таким образом, Глеб Панфилов как русский художник касается в своем творчестве рокового вопроса о превращении Руси Царской в Русь коммунистическую, о крещении ее в красную веру - и нам вслед за ним остается только формулировать этот вопрос не как теорию заговора, а как коренную проблему национальной религиозной судьбы, уходящую своими корнями в далекое прошлое...

Именно как религиозную тайну являет Русь в своем творчестве и Андрей Тарковский. Будучи наиболее эстетизированным среди рассмотренной нами кинематографической троицы, он и Святую Русь видит преимущественно как эестетическую - прекрасно-безобразную, возвышенно-низменную. В таком ключе дается у него даже духовно-нравственная сторона русского бытия - и в "Ивановом детстве", и особенно в "Андрее Рублеве". Разумеется, кинематограф Андрея Тарковского не выдерживает критики с позиций строго Православия - но ведь такой критики, по мнению К. Н. Леонтьева, не выдерживают даже "Братья Карамазовы". Заслуга Тарковского-режиссера, в том, что он сумел передать на экране трепетную творимость и хрупкость русской жизни, что соборной, что линой. И еще - сумел поставить лицом друг к другу Красоту-Добро и Безобразие-Зло так, что вся отечественная история, от татар до потрясений XX века, предстала как испытание духов. "Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире", - предупреждает нас Иоанн Богослов (Ин. 4 : 1). Не знаю, в полной ли мере осуществил этот завет сам Тарковский, но зрителю он оставил эстетический способ такого испытания. Не дело человека спрашивать, зачем попущено мировое зло, но дело человека отличить его от добра, а это невозможно без их соотнесения. Если Глеб Панфилов свел темных и светлых духов России на почве ее социально-исторической жизни, то Андрей Тарковский "трогал" их чувственную явь в русской культуре и природе... Ежеминутная напряженность духовного начала во всех его бытийных проявлениях - вот что объединяет Панфилова и Тарковского как художников-мистиков в точном смысле этого слова.

Наконец, мы коснулись в этой книге творческого наследия Василия Шукшина, представляющего собой наиболее трудный материал для религиозно-философского анализа. Шукшин прост - но это унижение паче гордости. По существу, в произведениях Шукшина мы встречаемся с целостным и законченным в своем роде русским космосом - это русская Душа в совокупности ее подвижнических и грешных деяний. Я бы сказал, что у Шукшина мы найдем ответы и на панфиловские и на тарковские вопросы. "Чего вы, ребята, боитесь, жить можно", - как бы обращается к своим современникам Василий Шукшин в образах Ивана Расторгуева и Егора Прокудина. Кто сказал, что человек должен быть всем доволен на земле, и что все ему должно быть понятно и ясно? Такой взгляд совсем не православный. Православный взгляд на человека заключается в том, что он признан нести свой Крест что при татарах, что при буржуях, что при коммунистах - и тогда поражение обернется победой. Не случайно ведь Прокудина зовут Егор - это в честь воина-мученика Георгия Победоносца. Так звали и русского маршала Жукова, а бойцов его - Иванами (благодать Божья) и Прохорами (предводитель хора). Претерпевший до конца спасется - вот о чем не дает забыть дарование Василия Шукшина. Будь ты миллионщик или "красный мэр", скоморох или монах, крестьянин или разбойник - ты всегда имеешь возможность стать благоразумным, потому что за тебя пострадал Царь Небесный, и суд принадлежит Ему. Из этого источника черпает силу логос русского бытия. Как говорит один из героев Достоевского, пьяница Мармеладов: "Меня жалеть не за что! Меня распять надо, а не жалеть! Но распни, судья, распни, и распяв, пожалей... И тогда я сам пойду к тебе на пропятие, ибо не веселья жажду, а скорби и слез!.. Думаешь ли ты, продавец, что этот полуштоф твой мне в сласть пошел? Скорби, скорби искал я на дне его, скорби и слез, и вкусил, и обрел; а пожалеет нас тот, кто всех пожалел и кто всех и вся понимал, он единый, он и судия... И всех рассудит и простит, и добрых и злых, и премудрых и смирных... И когда уже кончит над всеми, тогда возглаглет и нам: "Выходите, скажет, и вы! Выходите, пьяненькие, выходите, слабенькие, выходите соромники!" И мы выйдем все, не стыдясь, и станем. И скажет: "Свиньи вы! образа звериного и печати его; но приидите и вы!" И возглаголят премудрые, возглаголят разумные: "Господи! почто сих приемлеши?" И скажет: "Потому их приемлю, разумные, что ни единый из сих сам не считал себя достойным сего..." Так оно и будет.

Скачали данный реферат: Nabatnikov, Квитко, Cvilenev, Рахиль, Менде, Jarmolenko.
Последние просмотренные рефераты на тему: изложение по русскому языку 8, реферат по истории на тему, медицинские рефераты, урок мира конспект.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10