Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата

В отличие от Фоулера, другие исследователи исходят из того, что для появления альтернативного дискурса необходимы альтернативные СМИ, [c. 89] не связанные ни с государством, ни с рынком и имеющие горизонтальную структуру, позволяющую обеспечить доступ членов аудитории и их активное участие в деятельности медиа с позиций демократичности и многообразия [13, р. 12]. В теории дискурса само собой разумеется, что горизонтальные, не-иерархические и не ориентированные на извлечение прибыли организации в буквальном смысле говорят другим языком, чем доминантные бюрократические структуры, занятые поддержанием идеологического доминирования. В силу этого они могут выполнять важнейшую функцию детерриториализации и дестабилизации доминантного дискурса, деконструкции его сложившихся форм и децентрирования возникших в его рамках идентичностей. Выступая в качестве “дискурсивного перекрестка”, на котором могут встречаться и сотрудничать представители самых разных недопредставленных или стигматизированных групп (женщины, студенты, представители этнических сообществ и т.п.), альтернативные СМИ будут способствовать изменению идентичности этих движений и формированию общего фронта демократической борьбы, или, если использовать терминологию Лакло и Муфф, осуществлять гегемонизацию радикального демократического дискурса путем конденсации отдельных демократических требований в единый популистский запрос.

Очевидно, что у современных теоретиков альтернативных медиа был великий предшественник в лице В.И. Ленина, в работе “Что делать?” сформулировавшего идеал бесцензурной и нелегальной партийной газеты, которая организует всесторонние политические обличения, применяя на практике “материалистический (= альтернативный. – А.Т.) анализ и материалистическую оценку всех сторон деятельности и жизни всех классов, слоев и групп населения” [3, с. 126], охватывает всю Россию сетью своих корреспондентов и проникает со своими обличениями во все слои общества.

Организация альтернативных СМИ (чаще всего – радиостанций) была весьма популярным начинанием в 60–70-е гг. ХХ в., в “период бури и натиска” левых студенческих движений. Например, итальянское левое “Движение 77”, с которым напрямую был связан Ф. Гваттари, концентрировалось как раз вокруг не имеющих лицензий, “пиратских” любительских радиостанций, таких, как “Радио Аличе” в Болонье.

Как видно из описания современницы событий, вещание этой радиостанции полностью соответствовало всем требованиям альтернативного демократического дискурса. Оно представляло собой смесь музыки (рок, джаз, немного классики, народные песни и песни политического протеста) с новостями (сообщения о борьбе левых и рабочего класса с властями в Италии и за ее пределами, рассказы о местных студенческих выступлениях, зачитывание фрагментов из радикально-левых газет, подробнейшее, буквально поминутное освещение деятельности феминистских, гомосексуалистских и правозащитных организаций) и комментариями по самому широкому спектру тем, которые имел право сделать любой, кто был готов позвонить в студию или посетить ее редакцию. Гваттари лично написал хвалебное предисловие к книге, описывающей бурную историю “Радио Аличе”, в которой он охарактеризовал эту радиостанцию как “ассембляж теории – жизни – праксиса – группы – секса – одиночества – машины – привязанности – ласки” [14, р. 18]. Для Гваттари “Радио Аличе” явилось примером спонтанно возникшей территории свободы, собранной из альтернативных тематических и аффективных конструкций и вписанной в контекст широкого политического движения. [c. 90]

В итоге в 1977 г. итальянские власти закрыли “Радио Аличе” за “пропаганду непристойности”, тем самым продемонстрировав, как воспринимается радикально альтернативный дискурс (“не говорить о желании, а желать: мы – машины желания, машины войны”) с позиций доминантного дискурса.

Впрочем, последовавшее завершение “эпохи бури и натиска” и наступившая политическая стабилизация заставляют заподозрить, что власти оказали “Радио Аличе” большую услугу, превратив это коммунальное медиа в жертву правящего властного блока и тем самым избавив от мучительной агонии, связанной с постепенным развалом левого движения. Это не говоря уже о том, что даже в период своего расцвета осуществляемая “Радио Аличе” “подрывная коммуникация” имела успех в основном у левых европейских интеллектуалов (и студентов Болонского университета), но никак не у массовой аудитории. Эта радиостанция носила все черты маргинального СМИ, не пользующегося ни реальной популярностью, ни реальным влиянием.

Неуклонный провал всех попыток создать альтернативные средства коммуникации с точки зрения теоретиков дискурса свидетельствует только о том, что властный блок успешно ведет позиционную войну, препятствуя подрыву своей идеологической гегемонии. Вопрос о реальной востребованности и практической осуществимости “попыток создать альтернативу широкому спектру гегемонистских дискурсов, доминирующих в сферах коммуникации, массовой информации, экономики, организационных структур, политики и демократии” [5, р. 64] даже не ставится. Само собой разумеется, что такая альтернатива необходима массам и что ее реализация принесет только самые позитивные результаты.

С начала 1990-х гг. у исследователей, занимающихся дискурсивным анализом массовой коммуникации, появился новый привилегированный объект исследования – Интернет, который, казалось бы, можно считать воплощением в реальности всех их желаний и ожиданий. Тезис о том, что Интернет в силу своей “ризомной”, т.е. нелинейной, неиерархической структуры, со скользящим переходом от одной темы к другой, и принципиальной гетегорогенностью является носителем альтернативных дискурсивных практик и в силу этого позволяет пользователям успешно вести “позиционную войну” с линейными, иерархическими доминантными дискурсами, уже успел превратиться в общее место. В результате сетевое сообщество превратилось в очередное воплощение мечты о “великом сообществе”, которое способно вытеснить “великое общество” и заменить холодные и бездушные отношения господства и подчинения общением равных в виртуальном пространстве.

Впрочем, следует отметить, что такого рода ожидания сопровождали внедрение всех новых средств коммуникации с середины XIX в., когда появился электрический телеграф, который Дж. Цитром не без оснований назвал “исторической синекдохой для всех последующих электронных медиа” [7, р. 189].

Уже в 1838 г., пытаясь убедить конгресс выделить средства на свою работу, С. Морзе сформулировал классическую метафору “электронного соседского сообщества”, которую вслед за ним повторило множество пророков коммуникативной революции, включая Маклюэна, Тоффлера и Кастельса: “Настанет пора, когда вся поверхность этой страны будет покрыта нервами, которые будут, со скоростью мысли распространять известия о том, что случилось по всей стране; все жители на деле будут превращены в соседей” (цит. по: [7, р. 12]). [c. 91]

Данная риторика оказалась необычайно устойчивой, чем еще раз подчеркивается ее базовый для современной культуры характер. Она с неизбежностью сопровождала всякое новое изобретение в сфере электронных средств коммуникации. Естественно, по мере того как эти средства усваивались повседневностью и растворялись в ней, они выпадали из фокуса общественного внимания, а потом вообще переставали тематизироваться (иными словами, ими начинали пользоваться автоматически, не замечая). Однако это не означает, что надежды с помощью электронных средств коммуникации превратить основанное на неравенстве общество в “сообщество равных” также отмирали – миф просто находил себе новый объект.

При этом он каждый раз определенным образом видоизменялся. Дж. Скоунс, проанализировав развитие этого мифа с момента изобретения телеграфа, показал, что каждое новое средство коммуникации порождало свою версию этого мифа (см.: [15]). Телеграф, радио и телевидение имели собственных электронных признаков и несли свои угрозы, однако общая “мета-политика речи” об этих средствах коммуникации как носителях альтернативной социальности оказывается весьма схожей.

С этих позиций рассуждения об Интернете как о пространстве альтернативного дискурса представляют собой очередную версию этого мифа. При этом реальный Интернет имеет мало сходства с мифом о нем, созданном в рамках теории дискурса. Любому пользователю хорошо известно, как быстро в пространстве Сети возникают иерархии, появляются сайты с ограниченным доступом и формируются ритуалы, которым необходимо следовать под страхом исключения. Вместо того чтобы превратиться в современную виртуальную агору, Интернет последовательно расслаивается2.

Процесс “приручения” Интернета идет достаточно быстрыми темпами, так что современные исследователи имеют все основания жаловаться на то, что в Сети доминируют процессы “закрытия” и она все больше приобретает черты, характерные для средств массовой информации. В нем преобладают коммерческие структуры, озабоченные исключительно производством и поставкой пользующейся спросом информации. Пользователи, со своей стороны, концентрируются на небольшом количестве наиболее популярных порталов и сайтов и игнорируют возможности для гражданского участия, предоставляемые Сетью. Уже высказываются опасения, что если эти тенденции возобладают, модель Интернета как публичной сферы, основанной на прямом участии граждан в рациональной дискуссии на основе открытого доступа и уважения принципов культурного многообразия, “станет заповедником для кучки твердолобых теоретиков, с одной стороны, и для самых бедных и недопредставленных сообществ – с другой” [10, р. 108], и превратится в маргинальную, не представляющую ни коммерческого интереса для рынка, ни стратегической угрозы для государства. [c. 92]

Поэтому исследователям приходится искать способы формирования новых организационных структур, способных предотвратить коммерциализацию и идеологическое “закрытие” Интернета, признавая при этом, что “понятие “полного участия” является “демократическим воображаемым” или утопией” [4, р. 23].

А это означает, что дискурсивный анализ является не только интерпретирующим, но и мифологизирующим инструментом. Даже тогда, когда использующие его исследователи занимаются демифологизацией массовой коммуникации, они мыслят в логике мифа о “великом сообществе”, в котором будут сняты все существующие ограничения и преодолено неравенство субъектов коммуникации и постоянно ищут нового кандидата на роль уничтожителя неравенства и творца великого сообщества. Именно потому, что в основе дискурсивного анализа лежат мифологические структуры, он и сводится к множеству exempla, проповедующих греховность существующей массовой коммуникации и неизбежность прихода коммуникативного Спасителя.

Список литературы

1. Барт Р. Мифологии. – М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996.

2. Волошинов В. Философия и социология гуманитарных наук. – СПб.: Аста-Пресс, 1995.

3. Ленин В.И. Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 6.

4. Cammaerts B., Carpentier N. The Unbearable Lightness of Full Participation in the Global Context: WSIs ans Civil Cociety Participation // Towards a Sustainable Information Society. – Bristol, 2006.

5. Carpentier N., Servaes J., Lie R. Community Media: Muting the Democratic Media Discourse. // Continuum. – 2003. – Vol. 17. – № 1. – P. 51–68.

6. Culture, Revolt and Repression in the Heart of Italy “Red Belt”. // Radical America. – 1977–1978. – № 11–12. – P. 67–77.

7. Czitrom D.J. Media & the American mind: from Morse to McLuhan. – Chapel Hill: Univ. of North Carolina Press, 1982.

8. Fiske J. Popularity and the Politics of Information. // Journalism and Popular Culture. – L.: Routledge, 1992

9. Fowler R. Language in the News: Discourse and Ideology in the Press. – L.; N.Y.: Routledge, 1991.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сочинения по литературе, таможенные рефераты.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата