Особенности электорального поведения в России

| Категория реферата: Рефераты по политологии
| Теги реферата: онегин сочинение, шарарам ответы
| Добавил(а) на сайт: Осинов.

ДЕМОКРАТИЯХ

"Социологический подход". Основы данного подхода к анализу электорального поведения были заложены в результате исследования, проведенного группой американских ученых под руководством П.Лазарсфелда по материалам президентских выборов 1948г. Исследование показало, что при голосовании выбор избирателей определяется не сознательными политическими предпочтениями (каковых, как выяснилось, у большинства просто нет), а принадлежностью к большим социальным группам. Каждая подобная группа обеспечивает той или иной партии стабильную базу электоральной поддержки.
Сам же акт голосования оказывается не только свободным политическим волеизъявлением, сколько проявлением солидарности индивида с группой. Такое поведение избирателей было названо экспрессивным. Заключения группы
Лазарсфельда получили подтверждение в работах западноевропейских ученых, показавших применимость "социологического подхода" в большинстве либеральных демократ.

Важную роль в развитии "социологической" теории электорального поведения сыграла статья С.М. Липсета и С.Роккана, в которой была обоснована "генетическая модель" формирования партийных систем и соответствующих им структур избирательских предпочтений на Западе Липсет и
Роккан выделили четыре типа конфликтов, оказавших особенно серьезное воздействие на позднейшую электоральную политику: между центром и периферией, государством и церковью, городом и селом, собственниками и рабочими. Каждый из этих конфликтов создает "раскол" (с1еаvаgе) в обществе, определяющий структурирование поддержки партий и кандидатов. Наиболее распространенный тип "раскола", как показали более поздние исследования,
—дифференциация на рабочий класс и буржуазию . Однако в тех случаях, когда общество разделено по религиозному или этническому признаку, доминирующими становятся конфессиональные и этнические факторы.

Теоретические основания "социологического подхода" разработаны весьма тщательно. Однако его эмпирическая адекватность — в частности, способность предсказывать исходы выборов в Западной Европе и, в особенности, в США — оказалась не очень высокой. Это побудило американских ученых, группировавшихся вокруг Э. Кэмпбелла, предложить новую трактовку повеления избирателей, получившую название "социально-психологического подхода".

"Социально-психологический подход". В рамках данного подхода электоральное поведение по-прежнему рассматривается как преимущественно экспрессивное, но объектом, с которым солидаризируются избиратели, выступает не большая социальная группа, а партия . Согласно представлениям сторонников "социально-психологического подхода ", склонность к поддержке определенной партии вырабатывается у индивида в процессе ранней социализации. Поэтому человек часто голосует за ту же самую партию, за которую голосовали его отец, дед или даже более отдаленные предки. Подобный
"выбор" партии, определяемый как "партийная идентификация", является важной индивидуальной ценностью, отказаться от которой непросто даже тогда, когда этого требуют реальные интересы. Так, проведенные в США исследования, в частности, показали, что избиратели нередко приписывают партиям, к которым испытывают психологическое тяготение, собственные установки, совершенно не заботясь о том, насколько это соответствует действительности.

"Социально-психологический" подход успешно применялся при изучении электорального поведения в Западной Европе . Его влияние оказалось настолько сильным, что к. настоящему времени понятие "партийной идентификации" можно считать одним из важнейших в электоральных исследованиях на Западе. Предпринимались и попытки создать интегративную теорию, объединяющую "социологическую" и "социально-психологическую" модели экспрессивного поведения избирателей.

Вместе с тем, выявилась и определенная ограниченность обеих концепций: поскольку распределение социальных статусов в массовых электоратах и
"партийная идентификация " относительно стабильны, названные теории не способны объяснить сколько-нибудь значимые сдвига в избирательских предпочтениях. Данный недостаток стал особенно очевиден в конце б0-х — начале 70-х годов, когда в большинстве развитых либеральных демократий начался массовый отход избирателей от традиционных политических партий и заметно ослабла связь между классовой принадлежностью и выбором при голосовании . Осознание неадекватности теорий экспрессивного поведения подтолкнуло некоторых исследователей к поиску подхода, который мог бы по меньшей мере дополнить эти теории и послужить более надежной основой объяснения эмпирических данных.

"Рационально-инструментальный подход". Первый толчок к разработке концепции, исходящей из инструментального характера выбора при голосовании, дала классическая работа Э. Даунса "Экономическая теория демократии".
Фундаментальное для этой концепции положение состоит в том, что "каждый гражданин голосует за ту партию, которая, как он полагает, предоставит ему больше выгод, чем любая другая". Сам Даунс, правда, считал, что ведущую роль в соответствующих оценках играют идеологические соображения. Подобная трактовка расчета избирателей противоречила данным эмпирических исследований, отнюдь не свидетельствовавшим о высоком уровне идеологической ангажированности массовых злекторатов. Да и в целом представление о рядовом избирателе, тщательно просчитывающем возможные результаты своего выбора на основе анализа огромного объема информации о партийных программах, с трудом согласовывалось со здравым смыслом:

Решающий шаг к преодолению этих недостатков был сделан в работах М.
Фиорины, который во многом пересмотрел представления Даунса о роли идеологии в формировании избирательских предпочтений. Как пишет Фиорина,
"обычно граждане располагают лишь одним видом сравнительно "твердых" данных: они знают, как им жилось при данной администрации. Им не надо знать в деталях экономическую или внешнюю политику действующей администрации, чтобы судить о результатах этой политики" . Иными словами, существует прямая связь между положением в экономике и результатами выборов. Это не означает, что люди смыслят в экономике больше, чем в политике. Просто при голосовании избиратель исходит из того, что именно правительство несет ответственность за состояние народного хозяйства. Если жилось хорошо — голосуй за правительство, если плохо — за оппозицию.

Такое поведение избирателей является не только инструментальным, но и рациональным в том смысле, что индивид минимизирует собственные усилия по достижению сознательно сформулированных целей, — в частности, по сбору информации, необходимой для принят решения.

Представленная в работах Фиорины теория "экономического голосования" проверялась как на американских, так и на западноевропейских массивах электоральных данных, и полученные результаты оказались достаточно убедительными. Но, как и всякая новая теория, она порождает немало разногласий даже в рядах своих приверженцев. Во-первых, не до конца ясно, основывается ли выбор при голосовании на оценке избирателями собственного экономического положения ("эгоцентрическое голосование") или результатов работы народного хозяйства в целом ("социотропное голосование").
Эмпирические данные по США и Западной Европе в целом свидетельствуют в пользу второй модели. Во-вторых, продолжается полемика по вопросу о том, что важнее для избирателя — оценка результатов прошлой деятельности правительств (''ретроспективное голосование") или ожидания во поводу того, насколько успешной будет его деятельность в случае избрания на новый срок
("перспективное голосование"). В современное литературе, ориентированной на анализ эмпирического материала, чаша весов, похоже, склоняется в сторону первой позиции.

Падение авторитарных режимов в восточноевропейских странах и проведение там состязательных выборов заставили многих исследователей обратиться к западным теориям электорального поведения в поисках моделей, которые были бы применимы к сложным политическим реалиям новых демократий. Результаты этих поисков трудно охарактеризовать однозначно, ибо "сопротивление материала" оказалось довольно сильным. Так, скажем, "социологический подход" был сформулирован для обществ с укоренившимися, хорошо изученными социальными структурами, а также с устоявшимися связями между социальным положением индивида и его политическими установками. В посткоммунистическом мире ничего подобного не наблюдается. Дело не в том, что выбор при голосовании никак не связан со степенью материальной обеспеченности индивида или с уровнем его образования. Подобные связи выявлены. Но, как показывают исследования, они имеют весьма неустойчивый и часто непредсказуемый характер.

Неустойчивость и непредсказуемость связей между социальным положением индивидов и их электоральными предпочтениями привели некоторых аналитиков к заключению о том, что во многих новосозданных демократиях — например, в
России — социальные базы выбора при голосовании не поддаются идентификации, а сам этот выбор делается исходя из соображений идеологического характера, персональных качеств кандидатов и т.д.. И действительно, в посткоммунистических странах практически не прослеживается наиболее популярный в западных электоральных исследованиях "раскол" — между собственниками и рабочими. "Расколы" по религиозному и этническому признакам, разумеется, сохраняют свое значение, однако они наблюдаются далеко не везде. Вместе с тем существует "раскол", давно уже отошедший на второй план как фактор электорального поведения в большинстве западных стран, но вполне значимый в некоторых посткоммунистических демократиях — между городским и сельским населением. Он отмечается, например, в Болгарии и — несколько менее отчетливо — в Венгрии .

В России наличие подобного раскола было впервые зафиксировано в 1989 г. при анализе результатов выборов депутатов Съезда народных депутатов СССР, показавшем, что "продемократический" субэлекторат концентрируется севернее
55 параллели, а "прокоммунистический" — южнее. Интерпретируя сходные результаты, полученные по данным нескольких общенациональных выборов в
России, Н. В. Петров писал: "Горизонтальная, географическая вариация на уровне регионов оказывается лишь проявлением более фундаментальной и всеобъемлющей вертикальной, иерархической вариации по основанию "город — село". (Анализ причин, по которым сельское население России — и Болгарии — более склонно поддерживать левые силы, наследующие правившим при старом порядке партиям, в то время как в Венгрии оно выступает базой правых, клерикально-националистических группировок, выходит за рамки настоящей работы. В данном случае важен сам факт существования такого рода связей.)

Еще более серьезные трудности возникают с применением к восточноевропейским реалиям "социально-психологического подхода" в версии
"партийной идентификации". Это и понятно: при коммунистическом режиме состязательных политических партий, которые могли бы послужить объектами притяжения избирателей, просто не было. Правда, в некоторых странах были восстановлены партии, действовавшие до прихода коммунистов к власти, и иногда базы их поддержки обнаруживают связь с прошлым. Однако нище в посткоммунистическом мире — кроме, пожалуй. Румынии — такие партии не стали существенным фактором электоральной политики. В большинстве восточноевропейских стран не приходится говорить и о значимой связи между фактом членства в коммунистической партии до начала демократизации и голосованием за наследующую ей партию на свободных выборах. Что же касается новообразованных партий, то их организационная нестабильность, равно как и отмеченная во многих исследованиях крайняя неустойчивость избирательских предпочтения, делают саму мысль о применении к ним понятия "партийной идентификации" довольно парадоксальной.

Означает ли это, что "социально-психологический подход" вообще не имеет перспектив в Восточной Европе? В версии "партийной идентификации", разумеется, не имеет: нужно подождать несколько десятилетий. Однако вполне возможно, что у восточноевропейцев вырабатывается психологическая приверженность не к партиям как таковым, а к более широким, не охваченным партийными организационными рамками политическим тенденциям. При таком допущении картина меняется. В России, во всяком случае, отмечена весьма высокая стабильность голосований за "правящих демократов" и "оппозиционных коммунистов" от выборов к выборам. Динамика имеет место, но она не очень значительна.

Подобная идентификация не является, разумеется, "партийной", но можно предположить, что с содержательной точки зрения речь идет о сходном феномене — о голосовании, обусловленном эмоциональной потребностью выразить солидарность с тем или иным участником электорального соревнования либо, напротив, протест против определенной политической тенденции (или, скажем, страх по поводу ее возможной победы). Имеем ли мы дело с "притяжением" или
"отторжением" избирателей, психологическая подоплека голосования остается неизменной, и это не позволяет полностью исключить возможность обращения к
"социально-психологическому" подходу при изучении электоральных процессов в посткоммунистических демократиях.

Как ни странно, при анализе поведения избирателей в странах Восточной
Европы и бывшего Советского Союза реже всего применяются теории
"экономического голосования", хотя, казалось бы, отсутствие значимых социальных "расколов" и "партийной идентификации" должно было бы стимулировать исследователей к использованию альтернативных подходов. Между тем, некоторым западным специалистам по электоральному поведению в посткоммунистическом мире выбор "экономической" теории представляется наиболее разумным.

Одна из проблем, связанная с применением такого подхода, состоит в том, что первая фаза экономических реформ в Восточной Европе практически повсеместно сопровождалась ухудшением положения в экономике и падением уровня жизни населения, однако электоральный успех часто сопутствовал поборникам продолжения или даже радикализации преобразований. Возможно, это и побудило Г.Китчельта сформулировать гипотезу о том, что, в отличие от населения западных стран, граждане новых демократий голосуют, во-первых, эгоцентрично, а во-вторых — перспективно. Имеется в виду, что избиратель делает свой выбор, исходя из оценки того, сможет ли он лично улучшить свое экономическое положение путем конверсии индивидуальных ресурсов
(образования, накоплений, профессионального опыта и т.д.) в новых экономических условиях. Соответственно, реальные результаты экономической политики Правительства почти не принимаются во внимание. Важнее ожидания.

Гипотеза Китчельта получила определенное эмпирическое подтверждение на материале ряда восточноевропейских стран. И все же она оставляет открытыми весьма важные вопросы. Почему восточноевропейские избиратели, демократический опыт которых весьма невелик, оказываются способными тщательно рассчитывать последствия своего выбора, выказывая тем самым политическую заинтересованность и информированность, недоступные гражданам западных стран? Рационально ли вообще прибегать к подобным калькуляциям, учитывая крайне высокий уровень неопределенности в развитии пост- коммунистических демократий?

К этому следует добавить, что данные по некоторым странам Восточной
Европы прямо опровергают гипотезу Китчельта, недвусмысленно указывая на
"ретроспективный" и "социотропный" характер голосования. Автор настоящей статьи получил достаточно показательные результаты, применяя теорию
"экономического голосования" в ее "ретроспективно-социотропной" версии к результатам общенациональных парламентских выборов в четырех восточноевропейских странах. К сожалению, до сих пор никто из исследователей не пытался проанализировать с подобных теоретических позиций кроссрегиональные вариации в России. Работа О.Сенатовой и А.Якурина по выявлению корреляция между уровнями дотадионно-сти регионов и результатами губернаторских выборов заслуживает внимания как первый шаг в данном направлении, однако понятно, что используемая учеными независимая переменная с трудом поддается интерпретации как показатель собственно
"экономического голосования".

Таким образом, анализ современной литературы не позволяет говорить о каких-либо определенных результатах применения существующих теорий электорального поведения при исследовании посткоммунистических реалий. С одной стороны, исследовательская практика — явно или неявно — ориентируется именно на западные модели. С другой — налицо серьезные трудности, связанные с существенными различиями между эмпирической базой рассматриваемых теорий и электоральным поведением в новых демократиях. Отсюда — необходимость специальной проверки, которая позволила бы установить степень применимости западных электоральных теорий в российских условиях на основе единообразного массива эмпирических данных.

Политическое лидерство и электоральный процесс

ПРОТИВОРЕЧИЯ ВО ВЗАИМОДЕЙСТВИИ ЛИДЕРА И ЭЛЕКТОРАТА

Феномен политического лидерства как один из наиболее важных факторов современного социального процесса привлекает постоянное внимание политологов и рассматривается ими в самых разных ракурсах. Для его научного осмысления и затем применения результатов исследований в прикладных целях существенное значение имеет изучение разных форм политического участия, в т.ч. электоральное поведение граждан. Под последним понимается вид политического поведения, связанный с делегированием властных полномочий, передачей политическому субъекту (лидеру) воли граждан, форма выражения их предпочтений и интересов и участия в управлении государством.