Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

"Новый период в истории Московского университета... начинается вместе с появлением к нам молодых профессоров, получивших свое образование за границей, преимущественно в Германии. Это были: на нашем факультете Печерин, Крюков и Чивилев; на юридическом Крылов, Баршев и Редкий; на медицинском - Анке, Армфельд, Иноземцев, Филомафитский..." [17].

По воспоминаниям современников:

"Лекции Армфельда, по ясному и систематическому их изложению, при громадной его начитанности и изящности изложения предмета, посещались слушателями почти всех факультетов" [18].

Несмотря на отсутствие научных заслуг, коллеги ставили имя Армфельда в один ряд с именами наиболее знаменитых профессоров Московского университета:

"Имя же профессора Армфельда навсегда останется в памяти учеников его наряду с именами Рулье, Грановского..." [19],

при жизни его считали "идеально-честным человеком" [20], а через много лет после смерти вспоминали, что: "Рыцарская же его честность, добродушие и всегдашняя готовность помогать всем и каждому снискали искреннее к нему уважение..." [21].

И вот этот всеобщий любимец неожиданно становится на защиту точки зрения, совершенно противоречащей общепринятой, заявляя о необходимости допустить женщин в университеты и противопоставляя себя всему профессорскому коллективу. Подобный поступок, на первый взгляд, кажется несколько странным. Однако у А.О. Армфельда существовала очень личная причина для подобного поведения. Его старшая дочь, Ольга Александровна (известная в истории науки как О.А. Федченко), которой в 1861 г. как раз исполнялось 16 лет, была глубоко и искренне увлечена ботаникой. Она училась экстерном в Николаевском сиротском институте, а также дома, серьезно занималась естествознанием, изучала иностранные языки, в том числе латынь, французский, немецкий, английский, читала специальную научную литературу по ботанике, нередко в оригинале. Летом, живя в семейном имении, собирала гербарии, коллекции трав и минералов. Всего через год после описываемых событий, летом 1861-1862 гг. О.А. Армфельд составила гербарий флоры Можайского уезда, который использовал Н.Н. Кауфман при написании своей знаменитой "Московской флоры" [22]. Она хотела профессионально заниматься ботаникой, но по существовавшим законам не имела возможности получить необходимое образование. Однако если бы в 1861-1862 гг. было принято решение о разрешении девушкам слушать университетские лекции, подобная возможность у нее появилась бы. Составляя свою записку, Армфельд несомненно думал о дочери. Заметим в скобках, что отсутствие диплома не помешало Ольге Александровне стать ученым, о котором впоследствии Н.И. Вавилов писал: "Многие из нас хорошо помнят Ольгу Александровну Федченко, замечательного ботаника, автора превосходных флористических работ, посвященных Средней Азии и Памиру, члена-корреспондента Академии Наук СССР. Вспоминаются ее спокойные и всегда мудрые советы начинающим ботаникам, в том числе и автору этих строк" [23].

Кроме того, начиная с 1838 г. Армфельд занимал должность инспектора классов в Николаевском сиротском институте - закрытом среднем учебном заведении для дочерей обер-офицеров, оставшихся сиротами, - и хорошо знал все достоинства и недостатки существовавшей системы женского образования. (В его обязанности инспектора входил не только подбор преподавателей, но и составление учебных планов и программ, хотя сделать в этом направлении он мог немногое: не только список учебных дисциплин, но и их количество строго регламентировались в зависимости от категории учебного заведения.) То есть Армфельд, в отличие от многих своих коллег, мог вполне обоснованно судить как о способностях молодых девушек, так и о характере их первоначальной подготовки.

Мнение Н.Е. Зернова, высказанное не столь демонстративно, дополняет записку А.О. Армфельда. И то и другое никогда ранее не публиковалось. Поэтому мы сочли уместным опубликовать здесь также выдержку из анкеты, посвященной проекту нового университетского устава, заполненной Н.Е. Зерновым 10 декабря 1861 г. в той ее части, которая посвящена интересующему нас вопросу.

Мнение ординарного профессора А.О. Армфельда

в Совет Императорского Московского Университета по вопросу

о допущении лиц женского пола к слушанию профессорских лекций[24]

Не ранее 23 сентября 1861 г.

В Совет Императорского Московского Университета Орд[инарного] Профессора] Армфельда мнение по 13-му пункту журнала 23 Сентября 1861 23-го Сентября в самом конце продолжительного заседания Университетского совета были предложены на его обсуждение вопросы Главного Правления училищ: "1) могут ли вообще лица женского пола быть допущены к слушанию университетских лекций совместно со студентами и по всем ли факультетам; 2) какие условия должны быть поставлены при таком допущении; и 3) могут ли такие лица быть допускаемы к испытанию на ученые степени и какими правами, в случае выдержания испытания, должны они пользоваться". По этим вопросам требовали отзыв Совета в самом непродолжительном времени; обсуждение их продолжалось немного минут; затем было приступлено к отобранию голосов, и все они, за исключением двух, отвечали отрицательно на первый из выше прописанных вопросов: вместе с ним пали сами собою и два остальных.

По краткости времени не мог я ни выслушать, ни взвесить всех доводов, послуживших основанием этого отрицательного решения. Я старался уяснить их себе в последующие дни своими собственными соображениями, - но, признаюсь, без особого успеха. Сколько мог я понять, причины устранения женского пола от университетских лекций должны были заключаться или в особенностях женской натуры, или в особенном устройстве наших аудиторий, или, может быть, в частностях той или другой науки, недопустимых по общепринятым понятиям о приличиях для женского слуха и глаза.

Я проверил, и не в первый раз, свои гинекологические сведения, останавливая все свое внимание на тех особенностях, которые всего разительнее отличают женщину от мужчины в физиологическом и психологическом отношении и всего яснее показывают, почему натура не воплотила идеи человека в одном каком-либо поле, а разделила это высшее из своих произведений на две половины, равно дополняющие одна другую, равно необходимые, следственно и равноправные. Я припомнил результаты наблюдений своих и чужих над бесконечным различием природных сил, склонностей и способностей в индивидуальных женских натурах. Я не забыл ни специального назначения женщины как супруги, матери и домохозяйки, ни тех ограничений, которым подчиняет ее это назначение, ни тех затруднений и препятствий, которые встречает умственное развитие ее в слабой, односторонней подготовке, в нынешних отношениях ее к жизни общественной и гражданской, в наших нравах и привычках и, можно прибавить, в наших традиционных предрассудках. Я нашел много причин полагать, что число ученых женщин всегда будет [менее] числа ученых мужчин, что юстиция и администрация, академические кафедры и высшее искусство гораздо чаще будут избирать своих служителей из лиц мужского, чем женского пола, но решительно не нашел ни в организации женщины вообще, ни в устройстве ее мозга в особенности, ничего такого, что бы не дозволяло ей помышлять о возможном развитии всех данных ей Богом умственных способностей; ничего, что бы воспрещало ей, пока не обременена она чрезмерными заботами семейными и хозяйственными, стремиться к высшему научному образованию и удовлетворять этому стремлению всеми позволительными средствами.

В доказательство, что наука вообще не есть дело женского ума, спрашивают нас, почему искони считалось так немного женщин, прославившимися своими знаниями, своим преподаванием, своими сочинениями, почему и эти немногие не отличались особенною творческою силою, не делали великих открытий в науке, не оставляли по себе произведений капитальных и монографических. Подобные вопросы могли бы вызвать целый ряд других, напр[имер]: что же... было и сделано для умственного образования женщины? Какая школа приготовляла ее к высшей науке? Какою мерою определяем мы объем умственных ее способностей и степень возможного их развития, неужели тою же самою, которую прикладываем к мужчине, для которого устроены и гимназии и лицеи, и академии, и университеты? И много ли, однако, выходит настоящих героев науки из этого несметного числа учащихся; и что бы выходило из них, если бы не существовало для них всех этих гимназий и университетов? - если бы попробовали продержать их на умственной диете женского отрочества и юношества? Да и нужно ли, чтобы каждый учащийся выходил каким-нибудь Гумбольдтом, Ньютоном или Бэконом? Не нужнее ли нам в несравненно большем числе верные преемники и проводники науки, посредники между этими светилами первой величины и молодым поколением, ищущим умственного света? И на каком основании исключаем мы из числа этих проводников целую половину человеческого рода, столь способную - если не создавать, по крайней мере воспринимать, практически осмысливать и популяризировать наши ученые теории, особенно там, где [идет] речь о передаче их молодым лицам женского же пола? И если бы, в большинстве случаев, и не было суждено женщине разливать этот свет науки между другими, на каком основании лишаем мы ее права искать его для себя самой? Смею думать, что эти вопросы вполне стоят тех, которыми были порождены.

Обращаясь к устройству наших аудиторий, опять не вижу, что бы делало их недоступными для женского пола. В заведениях закрытых, где юноши не только обучаются, но и воспитываются, где солидарность между учащими и учащимися не ограничивается одним разменом научных идей, а проникает в самую среду домашней жизни, конечно, никому не придет на мысль спрашивать о возможности совместного воспитания обоих полов. Но есть ли что-либо подобное в нынешней организации наших университетов? С закрытием института кадетских студентов и устроением своекоштных от всякого надзора университетского начальства вне стен университета прекратилась и последняя этого рода связь, которая дотоле еще существовала между академическими учителями и их слушателями, - которая, впрочем, не препятствовала и посторонним лицам при выполнении известных условий посещать наши университетские залы. Единственным отношением профессора к студенту остается отношение преподавателя к слушателю; единственным средством привлечь к себе слушателей - достойное современной науки содержание лекций, облеченное в достойную науки форму и пропитанное достойным ее духом: этим только путем - конечно, одним из самых важных и [верных] - может профессор открыть себе доступ и к нравственному чувству своих слушателей. Но в этом самом отношении состоит профессор к каждому лицу вообще, присутствующему на его лекции, - будет ли оно называться студентом, или нет.

Более, чем когда-либо, оправдывают в настоящее время и профессора и их лекции присвоенное им название "публичных"; свободнее, чем когда-либо, открываются двери наших аудиторий для всех приходящих, без различия званий и состояний и даже степени образованности: чем же объясняется и оправдывается исключение из этого общего правила, основанное на различии пола? Какое странное противоречие самим себе!

Мы ежедневно слышим жалобы на дисгармонию между мужским и женским образованием, мы готовы верить и повторять, что из многих, весьма многих "образованных" женщин едва та или другая в состоянии понять мало-мальски образованного мужчину - и мы же делаем все возможное, чтобы отрешить женщину от наших духовных интересов, чтобы навсегда остаться этими "непризнанными" и "непонятыми". Мы доверяем женщинам наших сыновей на все время детского возраста и до половины отроческого, наших дочерей - до совершеннолетия или до замужества; мы [сочувствуем] изречению знаменитого германца, что для детей самое лучшее только-только что годно [...] [25]. И мы же всеми силами заботимся о том, чтобы умственное развитие их воспитательниц не поднималось выше общего уровня посредственности. Мы поздравляем наших дам с прогрессом, когда они оставляют роман какого-нибудь Дюма или Сю, чтобы отправиться на популярнейшую лекцию геологии или физики, и содрогаемся и трепещем, как скоро замечаем в них малейшее усилие перешагнуть за тесные пределы популярных знаний.

Мы согласны в том, что развитие нравственного и эстетического чувства в молодом человеке всего яснее видно по взгляду его на женщину, по понятиям его о женском достоинстве и женской чести и что эти понятия почти исключительно зависят от того, какого рода женщин имел он счастие или несчастие видеть перед собою: и мы как будто боимся встретить его с теми женщинами, которые имели довольно смелости, чтобы заявить, подобно ему, свою любовь к науке, - довольно решимости и постоянства, чтобы приготовить себя к занятиям факультетским и устоять в непривычной борьбе со всеми трудностями их. Действительно, мы услышали несколько голосов, выражавших опасение, чтобы присутствие женщин не оказало вредного влияния на наших слушателей, не заставило их смотреть по сторонам, вместо того чтобы следить за профессором и его предметом. Не говоря о том, что подобная заботливость не доказывает слишком высокого мнения об интересе профессорского материала и любознательности наших слушателей, я замечу только, что она заставила бы нас, во избежание упрека в непоследовательности и в видах охранения студенческого сердца, пойти гораздо дальше и потребовать, напр[имер], удаления женщин от всех мест публичных прогулок, от концертных зал, от театров и даже от церквей, дабы гг. студенты не развлекались понапрасну и не заглядывались на своих соседок, вместо того чтобы наслаждаться природою, слушать музыку, следить за ходом драмы или молиться св[ятым] угодникам.

Самое важное неудобство при допущении женщин в университет представляется нам в [частных] статьях известных учебных предметов, мимо которых наука пройти не может и которые более или менее затрудняют преподавателя, обращающегося к публике женской или смешанной. Вообще говоря, этих статей, вне цикла медицинских наук, немного: мы не встретим их ни в физике, ни в геологии, ни в чистой математике, ни в большей части словесных наук; но легко встретятся они в зоологии и зоономии, в некоторых отделах права гражданского, уголовного и церковного, - может статься также в истории, археологии и политической экономии, где, однако же, легче обойти их. Что это неудобство не составляет еще непреодолимого препятствия, доказывается уже свободною передачею женскому полу таких наук, которые в свою очередь, и в продолжении весьма долгого времени, затрудняли преподавателей без достаточной причины, а теперь не затрудняют никого. Сколько десятков лет прошло, прежде чем поняли учители ботаники, что, изменив несколько технических терминов и ни на волос не изменяя науке, можно объяснить шестнадцатилетней девице всю анатомию и физиологию растений! Сколько веков, прежде чем свыклись женщины и девицы с мыслию о возможности учиться у мужчин родовспомогательному искусству! "Но в акушерских институтах обучаются женщины отдельно от мужчин: их не смущает преподаватель, а смущало бы присутствие посторонних слушателей". Совершенно справедливо; но что же мешает и преподавателю зоологии, уголовного права и т.д. прочитать небольшое число лекций каждому полу особо, между тем как три четверти, как девять десятых полного его курса беспрепятственно могут быть прочитаны всей его смешанной аудитории?

Очевидно, что всего более затруднений предоставит медицинский факультет. А между тем, - говоря уже в видах общественной пользы, - ни в чем не нуждаемся мы так сильно, как в образованных врачах женского пола: в этом убеждает нас простой взгляд на те неоценимые услуги, которые оказывает обществу институт родовспомогательниц: кому неизвестно, в какой мере сохраняются жизнь и здоровье рожениц и уменьшается смертность новорожденных при благоразумной организации т.н. низшего повивального искусства, т.е. исключающего самые трудные мануальные и все инструментальные пособия и обыкновенно предоставляемого женщинам, и насколько это нижнее акушерство, в огромном большинстве случаев, нужнее и важнее высшего? Как много добра могли бы сделать женщины-врачи в женских болезнях, нередко происходящих от причин, в которых не каждая пациентка решится признаться своему медику! Как много в детских недугах, где усердный уход и постоянное внимание иногда бывают важнее и действеннее всех лекарственных средств? Как часто могли бы они заменять врача при исследовании и освидетельствовании девиц и женщин! Но для достижения этой цели потребно основательное знание всех частей медицины: изучение и практика отдельных ее отраслей доселе оказались возможными только в названной уже нами акушерской технике, в лечении зубных болезней и в т. н. низшей или вспомогательной хирургии.

Основываясь на всем вышеизложенном, прихожу к следующим убеждениям:

1) По первому вопросу Главного правления училищ - что лица женского пола могут быть допускаемы к слушанию университетских лекций совместно со студентами. Но так как я уже указал на некоторые статьи, могущие затруднить преподавателя при изложении его предмета пред смешанною публикой, и мог еще упустить из виду многие другие, то справедливым кажется мне отобрать от каждого преподавателя особый отзыв о том, встречает ли он это затруднение по своему предмету и не полагает ли, что оно может быть устранено и каким именно способом. Эти отзывы могут прямо поступать на рассмотрение Университетского совета.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: экология реферат, курение реферат.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата