Основные понятия педагогики с точки зрения православной традиции

Игум. Георгий (Шестун)

"Программа развития воспитания в системе образования России на 1999-2001 годы", которая была дополнена и продлена, начинается со слов: "Духовно-нравственное становление детей и молодежи, подготовка их к самостоятельной жизни есть важнейшая составляющая развития общества, государства". Отечественные традиции названы одной из основ обновления содержания и структуры воспитания. По-новому оценивается роль Православия в истории России и признается его большое влияние на духовно-нравственное развитие человека. Воспитание рассматривается как целенаправленная деятельность, ориентированная на создание условий для развития духовности обучающихся на основе общечеловеческих и отечественных ценностей; оказание им помощи в жизненном самоопределении, нравственном, гражданском и профессиональном становлении; создание условий для самореализации личности.

В определении воспитания четко обозначено, что это есть деятельность по созданию условий для развития духовности. Следует добавить, что физические и психические особенности человека, полученные им от рождения, являются объективной данностью и тоже могут рассматриваться как условия, в которых происходит развитие и становление человека. Для понимания самого процесса развития необходимо найти источник развития, и осознать, что определяет направление развития.

Анализируя различные подходы поиска причины развития, А.А. Мелик-Пашаев, считая каузальный (причинный) подход к развитию недостаточным для объяснения феномена художественного творчества, берет за основу своей концепции развития телеологический (целевой) подход. Он пишет, что "если какое-то возможное в будущем состояние человека оценивается как желанное и более совершенное, чем наличное его состояние; если... все течение человеческой жизни избирательно и постоянно стремится к нему, значит это высшее предвосхищаемое состояние представляет собой именно цель, которая будучи имманентна развивающемуся существу в его потенциальной глубине, в то же время и трансцендентна его наличному состоянию, находится за пределами его ограниченного сознательного опыта". Автор расширяет границы сознательного опыта, точнее переходит границы этого опыта, при этом не отрицается всякий возможный опыт. Это становится возможным в силу того, что человек способен проникнуть в глубины самого себя и тем самым расширить свой опыт в силу единства человеческой природы, что позволяет понимать аналогичный и, возможно более богатый опыт других людей. По его мнению, проблема отношений человека и Бога тоже не могла возникнуть вне опыта, разномыслие может возникать только в сфере интерпретации этого опыты. "С моей точки зрения, – пишет А.А. Мелик-Пашаев, – которую я старался реализовать в исследовании способностей к художественному творчеству, ориентиром для психолога должен служить действительно высший уровень развития в изучаемом отношении. Опыт таких людей неизбежно будет выходить за рамки наличного (но не за рамки возможного!) опыта других – и именно в силу этого он может помочь другому человеку развить аналогичные способности, актуализировать, осознать, приобрести аналогичный опыт".

На основе анализа работ Н. Лосского, В. Штерна, А. Маслоу, В. Франкла, Эм. Мунье, М. Бахтина, А.А. Мелик-Пашаев делает вывод о том, что фактически все эти ученые признают существование источника развития, суверенного и "вненаходимого" (выражение М. Бахтина) по отношению к наличной действительности. Принятие этой точки зрения приводит к признанию, что возможный результат развития в какой-то форме, в каком-то плане действительности уже существует. "Тогда процесс развития, – пишет А.А. Мелик-Пашаев, – в соответствии с этимологическим значением слова, выступает как развертывание, высвобождение чего-то, существующего в "спеленутом", как бы сжатом до невидимости состояния. Этим определяется в основном телеологический характер развития, когда его первопричина и есть его цель. Одним из психологических следствий такого понимания становится исходное единство того, что принято различать как мотивационную сферу психики – и "собственно способности", то есть того, чего человек хочет, и того, что он может совершить. А ведущая потребность человека будет заключаться в том, чтобы актуально, в плане наличной действительности, стать именно тем, кем он, и только он, является в потенциальной глубине своего существа".

Из сказанного следует вывод, что существует не только эмпирическое Я повседневного самосознания, с его наличными, ограниченными психологическими характеристиками, которое и является предметом традиционных научных исследований, и высшее Я, содержащее всю полноту возможностей, которые в перспективе может раскрыть человек, проходящий свой жизненный путь в условиях пространственно-временных ограничений и определенной социокультурной среде. Идея высшего Я рассматривается исследователем именно как идея, которая носит универсальный характер, а не просто формулировка. В христианской антропологии это – понятие Образа Божия в человеке, носителем которого является каждый человек, даже если он этого не осознает и не сообразует свою жизнь в соответствии с ним, Образа которому стремиться уподобиться человек сознательно идущий путем духовного развития. В факте сотворения человека по образу и подобию Бога, подчеркивает В.Н. Лосский, отцы Церкви видят превечную соустроенность, первоначальную согласованность между существом человеческим и существом Божественным. Богоподобие человека есть основа творческого дара человека, ведь Сам Господь выступил в Творении мира прообразом всякого творчества. Творческий дар человека направляется и на самого человека тоже. "Поэтому в идеале, – пишет А.А. Мелик-Пашаев – развитие человека можно определить как сотворение себя, что означает в то же время становление самим собой, или реализацию истинного Я в самосознании, жизни и деятельности человека. Такое духовное сотворение себя, в христианской традиции называли "художеством из художеств" и сравнивали с расхищением святого лика на потемневшей иконе... это "художество из художеств" представляется внутренним стержнем, или единой основой творческих проявлений человека в любых конкретных областях деятельности, сферах культуры, в том числе и искусстве... Отношение между эмпирическим и высшим Я, их встречное движение создают, образно говоря, "вертикальное" измерение развития как такового в отличие от "горизонтали" изменений, которые мы все претерпеваем постоянно и которые могут не быть развитием в ценностно положительном смысле слова".

Мы можем согласиться и принять это определение развития при одном дополнении. Развитие может происходить только в процессе духовного становления. А.А. Мелик-Пашаев подчеркивает, что отношение эмпирического и высшего Я – одна из реальностей человеческого опыта, которые нельзя без остатка рационализировать и вербализовать, надо иметь в виду, что речь идет не о двух разных существах, а скорее, о разных уровнях бытия и самосознания человека, и эта разница не количественная, а в первую очередь качественная. Разделение, возникшее между человеком и Богом, ставшее для человека, по словам В.Н. Лосского, непреодолимой бездной после его самоопределения в новом состоянии близком к небытию, состоянии греха и смерти, требует от человека для выполнения своего призвания – соединения с Богом, преодоления тройной преграды: смерти, греха и природы. Путь воссоединения человека с Богом есть путь спасения падшего человека, путь его восстановления в первозданной чести. Однако мы должны понимать, что один только Бог может, освобождая человека от смерти и греховного пленения, вернуть ему возможность обожения.

А.И. Осипов называет две ступени жизни. Первая, когда человек уверовав во Христа Спасителя, духовно рождается в таинстве Крещения. После этого во всей остроте возникает проблема об условиях и средствах, развития в душе нового начала, полученного в крещении и последующих таинствах, иначе говоря, проблема претворения в реальную жизнь верующего открытой Христом возможности воссоздания человеческой природы, спасения. Вторая ступень, по мысли А. И. Осипова, есть правильная, а точнее праведная духовная жизнь. От христианина получившего "талант" благодати оправдания даром зависит как умножение этого "таланта", что и есть сопричастие Духу Божию, так и его погубление.

С точки зрения Православия, человек не развивается до личностного бытия, он становится личностью, духовной ипостасью человеческой природы, восстановив во Христе ее первозданную полноту в таинстве Крещения, и приобщившись благодати Духа Святого став членом Церкви.

Мы можем говорить о том, что духовное становление представляет собой процесс обретения человеком личностного бытия в церковной жизни. С этой точки зрения, воцерковление и есть создание условий для духовно-нравственного становления, поэтому мы вправе определить воспитание как воцерковление.

Человек становится личностью, и все что мы говорили о развитии, становится справедливым по отношению не к человеку, а к личности. Только в личностном бытии становится возможным истинное развитие, которое проявляет себя как сотворчество, синергия Бога и человека в обожении, достижении "высшего Я", в очищении и открытии образа Божьего в человеке, святости. Основываясь на мыслях отца Павла Флоренского о святости, А.И. Осипов выделяет несколько основных положений. "Первое, апофатический момент: святость – это отчужденность по отношению к миру греха, полное отрицание его. Второе, катафатический момент: святость – это не просто чистое отрицание, но и конкретное положительное содержание. Природа святости Божественна. Святость онтологически утверждена в Боге, и поэтому она есть не просто моральное совершенство, хотя и соединена с ним неразрывно, но "соприсущность неотмирным энергиям". Третье, синтетический момент: святость есть не только отрицание всякого зла этого мира, и не только явление иного мира, Божественного, но и незыблемое утверждение "мировой реальности через освящение этой последней"... Святость есть не что-то самозамкнутое, но активная сила, имеющая глубокое преображающее воздействие на человека и мир в целом... последняя цель и совершенный смысл всего существующего, и в первую очередь человека, состоит в полном его преображении и соединении с Богом".

Обращение современного педагога к обоснованию педагогики с религиозной точки зрения не является проблемой знания, теории или разума. Это выбор сердца, нередко затрудненный даже для лично религиозных педагогов. Чаще всего это связано с тем, что воспитатели принцип свободы считают выше всяких обоснований.

Признание абстрактной свободы и боязнь всякого "насилия над личностью" в конце XX столетия есть страх исторический, порожденный "воспоминанием" о тоталитаризме недавнего времени и схоластическом подходе в образовании, господствующем как в светских, так и в духовных школах, начиная со средних веков, и особенно проявившемся с конца прошлого – начала нашего века. Тоталитаризм не только порабощал человека в его практической, профессиональной деятельности, но пытался распространить свое господство на сознание человека, его волю и чувства. Схоластика, обращаясь не к сущности явлений жизни, а к форме, не помогала ориентироваться в духовном мире. Она служила методом безличной трансляции знаний, в том числе и знаний о духовном мире.

Обращение педагогов к Богу в современной России затрудняется почти двухсотлетней традицией поиска духовного опыта внецерковными методами, что привело к отторжению большей части интеллигенции от Церкви и явилось плодотворной почвой для оккультизма, магизма и различных сектантских проявлений. Об этом с болью писал еще в прошлом веке русский педагог К.Д. Ушинский в "Письмах о воспитании наследника русского престола": "Понижение религиозного уровня почти что служит у нас признаком возвышения образования, и образованное общество, его передовые люди сильно заподозревают всякое проявление религиозности или в невежестве, и это еще лучше, или в притворстве, или в сумасшествии. ...Мы, едва выходя из мрака невежества, бросаем грязью в своих великих людей, если они вздумают признаться, что верят Богу и считают необходимым исполнять Его заповеди и молиться Ему".

Наделение педагогики христианским смыслом, а точнее, освящение педагогической мысли и практики Светом Христовым, связано с пониманием, что христианство есть не только спасение человечества, но и некое откровение о человеке, о Церкви, которая есть тело Христово, но которая в то же время есть Богочеловеческий организм, то есть неслиянное и нераздельное сочетание Божественного и человеческого начала. Христианство, по словам В.В. Зеньковского, больше знает о человеке, больше верит в него, глубже понимает его, чем философия просвещения.

Надо признать, что разделение, разбившее христианский мир, глубоко проявило себя в различном понимании отношения Церкви Христовой к миру и человеку. В различных христианских вероисповеданиях проблемы педагогики решаются неодинаково. Православная педагогика прежде всего онтологична.

Цель жизни православного человека состоит в его духовном единении с Богом через воцерковление своей жизни. Воцерковление есть одухотворение жизни, преображение жизни силой Святого Духа. "Печать Духа Святаго, – писал протоиерей Г. Флоровский, – не дается человеку по его усмотрению, она вовсе не дается человеку, пребывающему в своей одинокой субъективности. Она дана была единожды, на все века, апостольской церкви, собранной в святом единении любви и молитвы, в великий день Пятидесятницы".

В основе православной традиции лежит понимание того, что вне Церкви, вне церковной жизни достичь основной цели воспитания и жизни не представляется возможным. Основная цель воспитания и образования достигается не властью Церкви над человеком, но образом жизни, проникнутой духом Церкви, духом Православия. Церковная сторона жизни есть средство стяжания Святого Духа, метод познания Божественной Истины, и надо признать – единственный, проверенный, достоверный и, главное, безопасный для человека метод.

Воцерковленная жизнь человека не отменяет и не заменяет попечения о поддержке и развитии задатков ребенка. Естественное развитие ребенка обнимает все стороны человеческого бытия: тело, ум, чувство, волю и дух. Соответственно этому и воспитание должно вестись в нескольких направлениях, оно бывает физическое, умственное, эстетическое, духовно-нравственное и религиозное.

Излагая основные понятия педагогики в контексте христианских догматов, святоотеческого опыта и православного миросозерцания, мы рискуем быть не всеми понятыми. Это связано с тем, что слова, которыми выражаются понятия о мире Божественном, становятся понятны лишь тому, чья собственная жизнь согласуется с реальностью этого мира.

Православная педагогика как часть христианского богословия есть только средство, только некая совокупность знаний, долженствующая служить, по мысли В.Н. Лосского, той цели, что превосходит всякое знание. Эта конечная цель есть соединение с Богом, или обожение. Путь православной педагогики – это путь от мышления к созерцанию, от познания к опыту.

Секуляризованная педагогика понимает жизнь человека как временный период, ограниченный рамками земной жизни, законченный и самоценный. Православная педагогика рассматривает бытие человека в категориях "вечности" и "бессмертия" и направляет воспитание на конкретную личность, которая связана ответственностью перед Богом не только за свою жизнь, но и за сохранение и развитие исторических и культурных традиций народа, частью которого она является, и судьба которой уходит в эсхатологическую перспективу, к которой мы все приобщаемся через смерть. "Нельзя так жить, как если бы не было смерти, но нельзя так и воспитывать, как если бы не было смерти".