Этика общения слепоглухих со зрячеслышащими

В.Т. Ганжин, доктор философских наук, А.В. Суворов, доктор психологических наук

Надо

жизнь

сначала переделать,

Переделав -

можно воспевать.

В.В. Маяковский

Этика общения - одна из наиболее динамичных отраслей этического знания, моральной и нравственной регуляции, практической гуманитарной антропологии.

Говорить о содержании, требованиях и принципах этики общения слепоглухих и зрячеслышащих - дело будущего, поскольку данная область исследований крайне слабо разработана. А пока выясним, назовём и типологизируем этико-психологические проблемы, возникающие в этой асимметричной коммуникации. Эти проблемы возникают в четырёх основных сферах:

1. в сфере философской этики, связанной с поиском смысла жизни и открытием аргументов, оправдывающих данную жизненную судьбу;

2. в сфере общей этики и общечеловеческой морали, связанных с базовыми ценностями существования и устремлений человека;

3. в сфере профессиональной этики, связанной с этосом, т.е. характером и человеческим предназначением той или иной профессии;

4. и, наконец, в сфере служебной этики, связанной с регуляцией служебных и внутриорганизационных, корпоративных отношений.

По мере выяснения этих проблем попытаемся показать, как они преобразуются в нравственные процессы и далее оформляются в устойчивые нравственные отношения, порождая тот или иной - человечный или бесчеловечный - стиль общения. После этого постараемся выявить этико-психологическую типологию общения и резюмируем наш анализ.

В сфере философской этики необходимо самым решительным образом подчеркнуть, что этическая коммуникация слепоглухих со зрячеслышащими с нравственно-философской точки зрения ничем существенным не отличается от других несимметричных в каком-либо отношении коммуникаций. Это значит, что для философской этики данный предмет представляет интерес точно в такой же степени, как и другие, в большей или меньшей степени аналогичные, виды общения: бабушки с внуком, врача с больным, учителя с учеником, профессора со студенткой, генерального секретаря ООН с прохожим, уличного зеваки с полицейским, налогового инспектора с поэтом и т.д. и т.п. Во всех этих коммуникациях люди проявляют себя как со стороны своей единой сущности, то есть принципиального равенства в качестве нравственных существ, в качестве личностей, так и со стороны своей уникальности, единичности, своих бесконечных различий друг от друга, от многих других уникальных, единственных в своём роде существ, - по признакам возраста, происхождения, физических и духовных возможностей, способностей к восприятию других, к пониманию сущности тех или иных жизненных проблем и т.д.

В несимметричной этической коммуникации прежде всего обнаруживается самая крупная проблема человеческой жизни - проблема выстраивания этического мировоззрения, поиска ответа на вопрос, ради чего (с самого начала и в конечном счёте - ради кого) стоит жить, на что (на кого) тратить силы. Оказывается, что в несимметричной коммуникации есть свои особые трудности в постановке этой проблемы, но и свои сюрпризы.

Например, для зрячеслышащего постановка проблемы смысла жизни на поверхностный взгляд слишком облегчена, поскольку в более/менее сносных условиях существования в конкретном социуме жизнь может представляться полем бесконечного выбора возможностей. На самом же деле именно этот бесконечный выбор возможностей, к тому же, как правило, иллюзорный, не только затрудняет постановку проблемы смысла жизни, но может вообще исключить возникновение такой проблемы. Т.е. попросту индивид рискует так вообще никогда и не задуматься над тем, ради чего (ради кого) стоит жить, на что (на кого) имеет смысл тратить силы. Будет себе существовать, как существуется, развлекаясь дешёвой иронией по поводу каких бы то ни было поисков какого бы то ни было смысла в чём бы то ни было.

Наоборот, у слепоглухого постановка проблемы смысла жизни облегчена тем, что куда чаще, чем у зрячеслышащих, может принимать вид вопроса: "Выживать - или отказаться от бессмысленной борьбы за существование?" Ситуация слепоглухоты, да ещё в условиях социума, не слишком-то оборудованного для сносного существования в нём многих зрячеслышащих, в самом деле настолько экстремальна, что в принципе может осознаваться - если вообще допускает возникновение какого бы то ни было сознания, - только с гамлетовской остротой: жить - или не жить, быть - или не быть. Но именно эта гамлетовская острота бытийной ситуации, соответствующая острота её осознания, предельно облегчает постановку проблемы смысла жизни. Ведь гамлетовский выбор предполагает немедленную конкретизацию: а, собственно, что значит жить, что значит быть, и кем именно - жить и быть? Из милости опекаемым идиотом, паразитом, обузой на шее родных и/или государства - или полноценным человеком? А что такое полноценность? Вопреки чему именно, благодаря чему именно возможна она, если вообще возможна? А если невозможна, то что: прозябать - или кончать с собой? Выбор из двух, антиномично острый выбор, вынуждает философствовать на предельно конкретном уровне, сразу же пытаясь воплотить результаты философствования в собственном образе жизни.

Для жизни (полноценной, человеческой, осмысленной жизни, а не бездумного хаотичного существования, прозябания) обязательно нужна воля к жизни и жажда жить. Без них жизнь сразу теряет смысл, а вместе со смыслом и статус жизни, т.е. перестаёт быть жизнью, остаётся не более чем существованием. Поэтому вопрос о смысле жизни как для слепоглухого, так и для его зрячеслышащего коммуниканта сразу приобретает однозначную - волеформирующую и волеопределяющую - направленность. Ведь для зрячеслышащего ситуация общения со слепоглухим может быть даже более экстремальной, чем для слепоглухого, особенно в начале знакомства. Правда, оба коммуниканта могут не осознавать волеопределяющей и волеформирующей направленности своего общения в общей, чистой теоретической формулировке; они могут не слишком-то рефлектировать по поводу своих взаимоотношений; но соответствующие решения они вынуждены принимать, и так или иначе вынуждены действовать.

Одно из ограничений, связанных с ситуацией слепоглухоты, заключается в том, что слепоглухой не всегда может (весьма часто не может) выбрать, с кем ему общаться, а с кем нет. Зрячеслышащий обычно такой выбор имеет, ему легче уклониться или прямо отказаться от нежелательного контакта, легче и навязать своё общество вопреки сопротивлению другой стороны. Слепоглухой же в большей степени вынужден заинтересовывать своей персоной, собой как личностью, если не хочет быть и оставаться не более чем объектом жалости. Он вынужден быть и оставаться настолько интересным, содержательным, чтобы люди готовы были иметь с ним дело несмотря ни на что, даже при самых громоздких средствах общения, - дактильная (пальцевая) речь, письмо по ладони (а при необходимости - по лбу или по спине), другой человек как посредник-переводчик или какой-либо аппарат (от механического коммуникатора до компьютера). Слепоглухой и зрячеслышащий могут и должны быть интересными друг другу как представители человеческого рода, как личности. Они, если такой взаимный интерес налицо, начинают бесконечный процесс взаимообучения, сопоставления воль и жажды жизни, извлечения уроков для себя и для оценки жизни в целом как общего пространства/времени бытия. Более того, именно такая коммуникация открывает участникам диалога воочию новые грани человеческой природы (пресловутые "резервы человека"), доказывает жизнестойкость людей в экстремальных ситуациях, выводит каждого из "тюрьмы своего малого Я", резко понижая самодостаточность благодаря ощутимому росту взаимозависимости.

Вопрос о том, каково содержание этого взаимообучения, кто у кого чему учится, - может решаться только очень конкретно: в зависимости от того, какой именно слепоглухой, какой именно зрячеслышащий. Обычно инвалиды, хоть чего-то добившиеся, поражают здоровых своей "силой воли" и "жаждой жизни". Но здоровые изначально подходят к инвалидам с "презумпцией беспомощности", то есть априорным сомнением, может ли инвалид вообще что бы то ни было, а значит, сомнением в том, что у инвалида вообще чему бы то ни было можно научиться. Реальность, при ближайшем с нею знакомстве, эту "презумпцию", конечно, опровергает. И тогда здоровый шарахается в другую крайность - начинает неумеренно восхищаться. А чем, собственно, вызвано восхищение? В сущности тем, что человек не пожелал гнить в яме, а попробовал из неё выбраться, - и, вопреки всем ожиданиям, в какой-то мере преуспел. Конечно, это потребовало от него большей, чем обычно, и силы воли, и жажды жизни, и интрагенной активности, и смыслообразующей деятельности. А что, разве здоровый на месте инвалида увидел бы больше смысла в том, чтобы оставаться и смирно гнить в яме?.. Хотя бывает и так: иные здоровые оказываются до такой степени беспомощны в решении своих проблем, избалованы в периоды весьма хрупкой, как в конце концов выясняется, социальной стабильности, что, когда социум дестабилизируется и большинство населения попадает в экстремальную ситуацию борьбы за выживание, им - кого можно назвать социальными инвалидами - проще гнить в яме, чем карабкаться из неё.

В наши дни, когда аварии, катаклизмы, катастрофы и низкая безопасность жизни стали обыденным явлением, едва ли не каждый из зрячеслышащих в глубине души знает, что завтра он может лишиться многих привычных благ и способностей. Страх перед возможной бедой, опасение оказаться несостоятельным перед личной катастрофой делают его робким и неуверенным, снижают его жажду жизни и деформируют исподволь смысл жизни, подавляя волю к жизни. Общение со слепоглухим человеком (или другим тяжёлым инвалидом), как существом, находящимся в экстремальных экзистенциальных обстоятельствах, убеждает зрячеслышащего (и не только его, но и каждого, кто способен, даже не вступая в личный контакт, оценить по достоинству жизнестойкость человека в условиях инвалидности): наш человеческий мир всё же может быть менее хрупок, чем можно о нём подумать, исходя из собственных обстоятельств и собственного опыта.

В свою очередь, зрячеслышащий, получая урок жизнестойкости, может (если в нём есть эмпатия, интерес к людям) сам преподать определенный и ненавязчивый урок - приветливости, доброжелательности, открытости, воли к взаимопониманию. На практике для зрячеслышащего это общение оборачивается важнейшими проблемами: есть ли у него желание и воля точно и правильно понять другого, освоить специальные средства общения; достаточно ли у него такта и деликатности, чтобы не замечать естественных огрехов общения, не злоупотреблять симметрией коммуникации, не провоцировать иждивенчества и паразитизма, но и самому не паразитировать на чужом несчастье тем или иным способом. В этих вопросах позиция зрячеслышащего действительно имеет значение первичного, инициирующего, направляющего контакт в сторону взаимной человечности, фактора; именно от позиции зрячеслышащего зависит, будут ли у слепоглухого, особенно ребёнка, союзники по антиэкстремальной коалиции, или такая коалиция не сложится вообще.

Школа взаимной человечности является очень трудной, но это - школа настоящей жизни, необходимая для каждого. В ней человека подстерегает множество этических ошибок: две наиболее типичные ошибки связаны со "злоупотреблением добром", то есть когда любовь и деликатность как бы отменяют чужую волю, обещая "и без этого всё хорошо устроить" - это, во-первых, и равнодушие как смерть коммуникации, взаимообкрадывание и деградация человечности, - во-вторых.

Итак, в данной коммуникации, если можно воспользоваться рыночной аналогией, урок жизнестойкости обменивается на урок участия, поддержки и заинтересованности. Смысл жизни, который осознают при этом участники диалога, состоит в том, что:

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат н, сочинения по литературе.





1  2  3  4 | Следующая страница реферата