Проблемы семейного воспитания в истории педагогики

| Категория реферата: Рефераты по педагогике
| Теги реферата: бесплатно реферат на тему, реферат по обже
| Добавил(а) на сайт: Серёгин.

2 Попытка ввода обязательного образования.

Из позднейшей, новой истории русской церкви мы с несомненностью знаем следующее: по указу Святого Синода от 20 октября 1836 г., «обязанность первоначальнаго обучения поселянских детей относится к обязанностям приходскаго духовенства». Ему рекомендовалось обучать чтению церковной и гражданской печати, а желающих — и письму; научить детей знать на память молитву Господню, символ веры, десять заповедей. Богородице Дево, кратко и удобопонятно изъяснить главное из священной истории. Школы предлагалось открывать в домах священников или причетников, книги разрешалось покупать на кошельковые церковные деньги, учение начинать 1 сентября и оканчивать 1 мая. Что же вышло из этих благочестивых рекомендаций и предложений? Да ничего не вышло. «Ввиду того, что эти распоряжения ограничивались одним требованием заводить школы и общим указанием курса и способа обучения в них, дело не обещало быть прочным»,— политично замечает ревностный защитник церковноприходских школ.2 Требовать, рекомендовать и предлагать, не давая ни копейки на осуществление требуемого, рекомендуемого и предлагаемого, легко, но трудно выполнять все это бедному сельскому духовенству. Бумага все терпит, но живой человек не все выносит и не в состоянии выполнять все бумажные требования. Просвещать с помощью требований, циркуляров и указов легко. Потребовал — и покойся на лаврах. Но трудно просветить Россию на самом деле.
В 1841 г. был Высочайше утвержден устав духовных консисторий, по которому епархиальному начальству вменялось в обязанность «располагать и поощрять приходское духовенство к заведению и поддержанию при церквах училищ в виде простом и приспособленном к народному быту». Духовенство стало открывать школы. Но они то появлялись, то исчезали. Некоторые из них обеспечивались взносами крестьян, но эти взносы были очень маленькие, потому что сам народ был беден; в большинстве же школы содержались на крохи от скудных средств учившего духовенства, которое не только обучало безвозмездно, но нередко на свои средства покупало и книги для детей и т. п.
Говорят, в каждом приходе, при каждой церкви, была школа. Но если и были школы в приходах и были мастера грамоты, то до всеобщей грамотности еще далеко. Но откуда видно, что были школы в приходах при церквах? В
Малороссии в XVIII в., несомненно, такие школы были. Конечно, они начались не с XVIII в., а были и раньше. С какого именно времени — неизвестно. А о существовании таких школ в Великороссии свидетельств нет. Приход часто строил церковь, выбирал и содержал священно- и церковнослужителей, но содержал ли он еще при этом и школу при церкви — неизвестно. Вероятно, при некоторых приходах школы бывали; но, чтобы это явление было всеобщим в
Великороссии, как в Малороссии в XVII—XVIII вв., на это не подлежащих сомнению и, вообще, прямых указаний нет.

2 Самообразование путем начетчества. Допетровский период.

1.2.1.Литература, как источник просвещения древних славян.

Скудность обучения у учителей в допетровский период естественно возбуждает вопрос: неужели целый народ в течение нескольких веков мог ограничиваться такой бедной духовной пищей? Неужели он не чувствовал потребности в более обширном и разнообразном знании? Несомненно, эта потребность была в русском народе, и она удовлетворялась самообразованием, начетчеством, которое было широко распространено. В русском народе издавна обращалось множество рукописных сборников, заключавших в себе разнообразные сведения по разным областям, преимущественно же по религиозно-нравственной.
Из этих рукописных сборников, а позднее из печатной литературы русский человек пополнял свое образование. Когда старые сборники и книги оказались недостаточными, тогда наши предки, не отставая от своего излюбленного и испытанного средства расширять знания — самообразования путем начетчества, начали вызывать ученых иностранцев для перевода новых книг на славянский язык. Этот способ образования сделался столь обычным, так укоренился, что долгое время наши предки, при своем крайне ограниченном образовательном курсе, не чувствовали потребности в устройстве правильно организованных школ, довольствуясь «мастерами» грамоты и их незатейливым обучением.
Общее образование наших допетровских предков было настолько скудно, что не давало никаких основ для реального мировоззрения, для сколько-нибудь правильного понимания мира и его явлений. О природе, о растениях, о животных, об астрономических, физических и химических явлениях учителя ничего не говорили своим ученикам, так как сами о таких явлениях ничего толком не знали; но зато много твердили о Боге, ангелах, чудесах, злых духах, их действии на человека. Положительных сведений о мире не было, но о действии в нем божеской и демонической силы, о чудесном, таинственном, мистически страшном — об этом сообщения были очень обильные, и вера во все сверхъестественное была самая твердая.
Очевидно, пытливость была у наших предков, но пытливость совершенно первобытная, младенческая. Она обращалась преимущественно в сторону религии и являлась какой-то своеобразной, неуклюжей и тяжелой философией .
Старинные замысловатые вопросы и притчи напоминают современные ребусы, шарады и тому подобные задачи. Есть любители разрешать их.
Духовным запросам таких-то людей, с таким миросовпадением, с таким умонастроением должна была удовлетворять литература. Присмотримся к ней ближе.
К наиболее любимым и читаемым книгам Древней Руси следует отнести
«отреченные» или «сокровенные» книги, апокрифическую литературу. Ее возникновение и широкое распространение в Древней Руси понятно. В Библии весьма много недосказанного, о многих чрезвычайно любопытных материях или ничего не сказано, или сообщено слишком мало, слишком кратко. А знать об этом верующему человеку весьма интересно; при надлежащей же, правда весьма изрядной, дозе легковерия желаемые сведения получить было можно. На то и существуют апокрифы, восполняющие пропуски священных книг.
Апокрифы рано проникли на Русь из Византии и с Востока: уже в начальной летописи есть апокрифические сказания о падении Сатанаила и десятого чина ангелов, подробности о жизни патриархов и т. п. В XII и XIII вв. были известны отдельные апокрифы, а с течением времени их число увеличивалось.
Многое в апокрифах было вполне согласно с Библией, соответствовало ей, только восполняло ее, а не противоречило ей; поэтому было естественно, что наши предки с детской верой жадно зачитывались апокрифами. А нужно помнить, что это делали не только наши предки, но и все народы и племена, принявшие христианство и находившиеся с нашими допетровскими предками на одинаковой ступени культурности.

1.2.2. Уровень и качество научных знаний

Светские знания, точнее научные, были не особенно велики и достоверны у наших предков. Источниками исторических сведений служили старинные летописцы и хронографы. Большим почетом и широкой известностью пользовались в Древней Руси два исторических произведения: «Летописец эллинский и римский», составленный из двух византийских хроник в Болгарии и рано перешедший в Россию, и «Хронограф», имевший в основе также византийские хроники. Эти два произведения сокращались, дополнялись и всячески изменялись в Древней Руси, так что в конце концов сделались вполне русским достоянием. «Летописец» и «Хронограф» сообщали ветхозаветную и новозаветную историю, повествовали о четырех древних монархиях, о троянской войне и чудесах древнего мира, содержали статьи о Магомете, об открытии Америки, а позднее сообщали сведения по истории Западной Европы. Само собою разумеется, что вставлена была и русская история, составленная в национально-патриотическом духе. С течением времени, согласно новым требованиям, хронографы и летописцы переделывались, не изменяясь по существу, так что до самого XVIII в. источником познаний по истории служил, по выражению Пыпина, «заматерелый византийский хронограф». Философия хронографов и летописцев была незамысловата: ненавистник рода человеческого
— дьявол — внушал людям различные деяния; исторические бедствия суть божеские наказания людей за их грехи. «Богу же попущающему, а врагу действующему»... «И искони в российской земле лукавый дьявол всеял плевелы свои»... Историки до Петра задавались постоянно таким коренным вопросом: кто виноват в том, что меч ярости Божией столько лет подряд поражает Русь, не переставая? Как вся еврейская история некогда приводила к уклонениям евреев в идолопоклонство и к наказаниям Иеговы за эти отступления от веры в истинного Бога, так вся русская история в древности сводилась к божеским наказаниям за грехи людей, за отклонения их с пути добродетели и благочестия.
Понятно, что и естественные сведения московской Руси не могли отличаться научной объективностью и точною беспристрастной наблюдательностью. В этом отношении особенно характерны географические представления наших предков, их путешествия или «хождения». Они показывают, что путешественники видели и чего не видали, к чему привлекалась их наблюдательность, что составляло предмет их внимания и чего они не замечали, чем не интересовались, хотя телесно, очами, и видели.
При таком легковерии и полном отсутствии критики, при таком упорном невидении самых поразительных предметов и явлений и необычайной восприимчивости к другим — из религиозной сферы, объективное мировоззрение, объективное наблюдение, точное знание природы было невозможно. Все перепутывалось с религиозными представлениями, все окрашивалось в господствующий фантастический цвет. Вместо точного знания получались какие- то чудесные построения и невероятные, якобы фактические, сообщения. В одном
Азбуковнике XVII в. сообщались такие сведения о человеке и о земле:
«человек есть животное геометрическое или землемерительное: голова и сердце его изображают восток, нижняя часть тела — запад, правая рука — юг, левая — север; середина земли есть середина тела человеческаго... Есть три части света: Асиа — первая часть — земли студености ради так именуема... Африка же теплоты ради великия прозвася... Европе же третий часть земли от дщери
Агенаря царя именовася, юже Юпитер волхв, Зевесов сын, на Крите на поли восхити... Америка же в Асии и во Европе... В той убо части Асии великаго благочестия светлосиятельное государство Российскаго царства, пресветлая и
Богом снаб-димая великая держава... В той части Африки государство
Палестинское, идеже Авраамовы наследницы быша»3.
О птицах, о рыбах, вообще о животных, о камнях наши допетровские предки рассуждали по «Физиологу» — произведению II—III вв. от Р. X., переведенному на болгарский язык. Животные, камни, растения изучались не сами по себе, ради заключающегося в них интереса, а ради душеспасительности, которую в этих предметах можно было открыть. Так, агнец и единорог считались символами Христа, голубь — символом Духа Святого и верующей души вообще; овцы и рыбы обозначали последователей Христа, олень — душу, ищущую , спасения. Дракон, змей и медведь были символами дьявола, свинья, заяц, гиена — образами невоздержанности и непотребства..

1.2.3. Внешкольное образование.

Таким образом, внешкольное образование наших предков до Петра носило тот же характер, что и школьное, т. е. было отмечено церковностью. Основой всех дополнительных знаний, а вместе и начетчества, служили библейско- апокрифические сказания, к ним в конце концов все сводилось. Все отрасли знания были проникнуты церковностью, религиозно-нравственными воззрениями; собственно научного в них было мало, зато много было фантастиче-ского, невероятного, которое, однако, сомнений и споров не возбуждало. При этом начетчество отличалось еще механическим характером, в ученой литературе наших предков не было развития. В одной и той же рукописи новое самым мирным образом уживалось со старым, древний памятник списывался в XVII в. и сохранял свой авторитет, не возбуждая никаких сомнений.
Новое, несмотря на свое противоречие со старым, механически присоединялось к последнему и существовало с ним рядом. «Так было, например, когда к старой космогонии Козьмы Индикоплова прибавлялись отголоски системы Птоломея, наконец, даже и Коперника; когда к древним скудным географическим познаниям присоединялись новейшие космографии и т. п. Отсутствие школы и отсутствие критики превращало литературу в безразличную массу книжного материала, где не было исторических эпох, смены направлений, а были только различные отделы содержания — книги церковные, поучение, летопись, повесть и т. д. Нет граней, которые делили бы один период от другого, сама литература полагала себя как нечто однородное».4
В древней русской письменности была одна отрасль, стоявшая далеко от господствующего религиозно-нравственного течения, имевшая особый самостоятельный интерес и значение. Это область математических знаний. В школах арифметике почти не учили, другим отделам математики и того менее.
Но вне школы арифметические и геометрические знания существовали, так как они вызывались разнообразными жизненными потребностями. Предмет их — определение количества скота (овец, коз, свиней, лошадей, коров), происходящего в течение данного числа лет от данного числа самок, вследствие естественного размножения, или определение величины прибытка, доставляемого данным количеством известного зернового хлеба. Вычислялось количество роев пчел, происходящих в 12 лет от двух роев, число стогов сена, получаемых с луга в 12 лет и т.п.
В Древней Руси было два счета: малый и великий. Малый счет — единицы, десятки, сотни, тысячи, тьма, или тма,-- 10000, легион — 100000, леодр — 1
000000. Великий счет употреблялся при очень больших числах и шел до единиц
48-го и даже иногда 49-го разряда, т. е. словесного выражения числа, состоящего из 48 или 49 знаков. «И боле сего», как говорится обыкновенно в рукописях, «несть человеческому уму разуме-вати». Впрочем, великий счет употреблялся очень редко. К началу XIII в. русские могли считать лишь до миллиона, и то не особенно твердо и бойко. Так, они писали: 300 000 и 60
000, и 400, и 40, и 6 рун, 70 000 и 3000, и 700, и 20, и 8 свиней, 30 000 и
6000, и 800, и 60 гривен, и 4 гривны (в некоторых списках «Русской правды»).

1.2.4.Что дало нам начетчество?

Самообразование, начетчество, со своей внутренней воспитательной стороны весьма много зависело от умения не только механически читать, но и понимать читаемое, от широты и серьезности школьного курса, от подготовки к чтению и самообразованию. С этой стороны дело в Древней Руси было плохо, и пред нашими старыми начетчиками во всем своем грозном величии вставал роковой вопрос: «Понимаешь ли, еже чтеши?» Грамотность не есть образование, а только средство приобресть его. И если человеку в качестве орудия приобретения образования дают одну грамотность, то этого очень мало, человеку трудно будет понимать книги. Нужно, чтобы он в школе приобрел еще некоторые основы образования, заложил бы фундамент своим дальнейшим приобретениям, усвоил элементы наук. Тогда он может с сознанием и разумением относиться к книгам и постепенно создавать в себе способности критики читаемого, его оценки. Указанного внутреннего благоприятного условия самообразования — некоторой школьной подготовки — не было у наших предков. Поэтому их начетчество было не вполне рациональным, они читали беспорядочно, что попадало под руку, что смогли достать, читали без критики читаемого и даже с весьма недостаточным пониманием читаемого.
Но несмотря на трудность для наших предков самообразования, оно главным образом и дало нам ряд выдающихся лиц. Откуда взялись у нас такие просвещенные и талантливые писатели и деятели, как преподобный Нестор, митрополит Иларион, Кирилл Туровский, Владимир Мономах и др.? Мы не знаем, чтобы они прошли какую-либо хорошую и серьезную школу; может быть, им пришлось столкнуться с какими-либо образованными людьми, например греками.
Но несомненно одно, они были начетчиками, самообразовавшимися личностями, много читавшими и думавшими.5

3 Братские школы конца XVI и XVII веков.

Начетчество как замена вполне организованной школы не могло вечно держаться на Руси, недостатки его были совершенно ясны и значительны.
Начетчество хорошо после хорошей школы, но заменять ее не может. Чтобы самообразовать себя, для этого нужно знать, что читать, уметь разбираться в читаемом, т. е. относиться к читаемому критически: руководств же к самообразованию в то время не было. Если у человека не было даже хороших элементарных сведений, то, очевидно, ему было очень трудно самообразоваться, он необходимо и часто становился в тупик, читая в своих книгах разные удивительные сказания, противоречившие его опыту и здравому смыслу. Он был не в состоянии решить вопрос: правда, это или не правда, нужно это усвоить или нужно отбросить, он уподоблялся древнему составителю
«Азбуковника», который, находясь в таком же положении, откровенно писал:
«Аще истинно есть или ложно, неведе». Школа тем и важна, что закладывает фундамент образования, дает возможность немножко разбираться в читаемом, вооружает критикой.
С этим вопросом первой встретилась юго-западная Русь, которая, войдя в состав Литовского государства, соединившегося в 1386 году с Польшей, через последнюю стала лицом к лицу с западной культурой, с западными школами, распространенными в Польше и Литве. Началась довольно острая и напряженная борьба между просвещенными, хорошо вышколенными представителями католицизма и едва грамотными православными пастырями — церковниками, которые дальше изучения церковно-богослужебных книг не шли. Борьба была неравной, голыми руками взять иезуитов было невозможно при всей твердости в православии.
Приходилось волею-неволею позаботиться о борьбе равным оружием — просвещением и хорошими благоустроенными школами. За дело взялись западные православные братства — львовское, виленское, киевское, могилевское, луцкое, пинское, оршанское и многие другие.
Братства учреждались при церквах или монастырях и от них получали свое название. Кроме церквей братства учреждали и имели на своем попечении и содержании монастыри, богадельни, больницы, странноприимные дома, школы и типографии. Членами братств были лица разного звания, чина и положения, духовные и светские: митрополиты, архиепископы, епископы, игумены, иноки, священники, князья, дворяне, паны, шляхтичи, мещане. Были случаи, что в братства вступали священники с целыми приходами; членами братств были некоторые из государей молдавских и валахских, а равно из знатных русских людей; членами братств были и женщины. Главнейшая обязанность братчиков заключалась в единодушной, дружной деятельности на пользу веры православной: «одного желать; друг за друга стоять крепко; до последнего издыхания защищать древнюю веру, права и вольности братства» (постановление членов Львовского братства 10 августа 1700 года).
Вот эти-то братства и явились новыми деятелями в школьном деле. Их деятельность находилась в тесной связи с характером просвещения в предшествующее время: они понимали просвещение в том же смысле, как его понимали и раньше, т. е. что оно должно служить интересам православной веры и церкви. Братства возникли для защиты православия, для борьбы с католиками; естественно, что ( школы, ими заводимые и поддерживаемые должны были служить той же цели. Братства начали с устройства элементарных школ, а потом заводили школы более высокого порядка, средние и даже высшие (киево- могилянская академия).
В братских школах основательно проходились церковный устав, церковное чтение, пение и пасхалия, Св. Писание и предание («учение от св. Евангелий, посланий апостольских, пророков, св. отцов»), учение о добродетелях и учение о праздниках. Особое внимание было обращено на изучение Св. Писания.
Вообще, все образование в братских школах велось в строгом духе православной церкви, а изучение догматов веры служило основным предметом, составляло центр всего учебного курса. Учебный курс братских школ не ограничивался одними церковно-религиозными дисциплинами, но, согласно с задачею школ, включал ряд научных светских предметов. В грамотах королевских и патриарших братские училища называются школами греческого, славянского, русского, латинского и польского письма, откуда следует видное положение языков в этих школах. Учащимся вменялось в обязанность ежедневно спрашивать друг друга по-гречески, а отвечать по-славянски, а также спрашивать по-славянски, а отвечать на простом языке. Но, вообще, учащиеся не должны были разговаривать между собой на одном простом языке, но на славянском или греческом. Кроме языков в братских школах преподавались грамматика, поэзия, риторика, диалектика и другие части философии и арифметики.

1.3.2. Реформа братских школ

Крупную реформу братской школы произвел Петр Могила (в 1633 г.). Сущность реформы заключалась в превращении братской школы, при сохранении ее церковно-религиозного характера, в коллегию по иезуитскому образцу: языком преподавания (кроме катехизиса и славянской грамматики) сделался латинский; по-латыни же воспитанники были обязаны говорить и в классах, и вне их, и дома, и на улице; за ошибки в латинском языке взыскивали строго. В братских школах было 4—5 классных отделений, в киевской же академии образовалось 8 классов: 7 обычных иезуитским коллегиям — инфима, грамматика, синтаксис, поэзия, риторика, философия и богословие — и восьмой низший дополнительный, в котором учили читать и писать. Способы преподавания, учебники, объем учебных курсов — все это было, как и в заграничных коллегиях, вся западная схоластика была перенесена в Киев. Латинский язык учили по известному учебнику польских училищ Альвара, заимствованному поляками у западной
Европы; философии учились по Аристотелю, богословию — по Фоме Аквинату.
Необходимым и чрезвычайно важным пособием при прохождении всех учебных курсов признавались диспуты, было убеждение, что без диспутов невозможно усвоить никаких знаний. Поэтому диспутировали все, даже малыши, но особенно деятельно на сем поле духовной брани подвизались философы и богословы. Были даже, как и на Западе, нищенствующие школьники, т. е. бедняки, сироты, не принятые на казенное содержание и добывавшие себе пропитание воспеванием духовных и светских кантов, устройством подвижных театров, обучением детей, попрошайничеством и т. п. В продолжение всего существования академии до преобразования ее в специальное духовно-учебное заведение учащиеся в ней принадлежали всем сословиям — и высшим и низшим, и к дворянству и к крестьянству. Были в ней дети знатнейших малороссийских фамилий. Число светских учеников нередко превышало даже число духовных.
С учреждением академии запрещалось учиться дома, без разрешения блюстителя и учителей академии, языкам греческому, польскому и латинскому и другим иностранным языкам, повелевалось домовых учителей не держать и детей, кроме как в академии, не учить из опасения, как бы домашние учителя, особенно иностранные и иноверные, не внесли какой-либо противности вере нашей православной, чтобы не было разногласия. Виновные в нарушении этого приказа подвергались конфискации имущества.
Предметы преподавания в академии были обычные,т.е. языки,грамматика,риторика, поэзия, философия, богословие, церковное и гражданское право и некоторые другие, например, арифметика, география, история. Вообще универсальный, энциклопедический характер обучения в академии никогда не был осуществлен на деле, и «все свободный науки» остались на бумаге, красивой фразой, а в действительную жизнь и деятельность не перешли. Правда, государство хотело использовать академию во всех видах и смыслах: в беседе с патриархом Адрианом Петр высказался об академии как о такой царской школе, из которой должны выходить люди «во всякия потребы — в церковную службу и в гражданскую, воинствовати, знати строение и докторское врачевское искусство».6 Указом Петра 1725 года поведено было учить в академии «геометрии и тригонометрии, всякаго звания людей, кто пожелает».7 Но все такие заявления остались лишь благими пожеланиями не только из-за трудности устроить такую школу, но и из-за характера мировоззрения и общего состояния образования того времени.8

Глава 2. Классики о семейном воспитании.

2.1. А.С. Макаренко о роли состава семьи.

В старом обществе каждая семья принадлежала к какому-нибудь классу, и дети этой семьи обыкновенно оставались в том же классе. Сын крестьянина и сам обыкновенно крестьянствовал, сын рабочего тоже становился рабочим. Для наших детей предоставлены очень широкие просторы выбора. В этом выборе решающую роль играют не материальные возможности семьи, а исключительно способности и подготовка ребенка. Наши дети, стало быть, пользуются совершенно несравненным простором. Об этом знают и отцы, об этом знают н дети. При таких условиях становится просто невозможным никакое отцовское усмотрение. Для родителей теперь нужно рекомендовать гораздо более тонкое, осторожное и умелое руководство.
Семья перестала быть отцовской семьей. Наша женщина пользуется такими же правами, как и мужчина, наша мать имеет права, равные правам отца. Наша семья подчиняется не отцовскому единовластию, а представляет собой советский коллектив. В этом коллективе родители обладают известными правами. Откуда берутся эти права?
В старое время считалось, что отцовская власть имеет небесное происхождение: так угодно богу, о почитании родителей существовала особая заповедь. В школах батюшки толковали об этом, рассказывали детям, как бог жестоко наказывал детей эа неуважение к родителям. …И наши родители имеют некоторую власть и должны иметь авторитет в своей семье. Хотя каждая семья составляет коллектив равноправных членов общества, все же родители и дети отличаются тем, что первые руководят семьей, а вторые воспитываются в семье.
Обо всем этом каждый родитель должен иметь совершенно ясное представление. Каждый должен понимать, что в семье он не полный, бесконтрольный хозяин, а только старший, ответственный член коллектива.
Если эта мысль хорошо будет понята, то правильно пойдет и вся воспитательная работа...
Только в семье, где есть несколько детей, родительская забота может иметь нормальный характер. Она равномерно распределяется между всеми. В большой семье ребенок привыкает с малых лет к коллективу, приобретает опыт взаимной связи. Если в семье есть старшие и младшие дети, между ними устанавливается опыт любви и дружбы в самых разнообразных формах. Жизнь такой семьи представляет ребенку возможность упражняться в различных видах человеческих отношений. Перед ними проходят такие жизненные задачи, которые единственному ребенку недоступны: любовь к старшему брату и любовь к младшему брату — это совершенно различные чувства, умение поделиться с братом или сестрой, привычка посочувствовать им. Мы уже не говорим, что в большой семье на каждом шагу, даже в игре, ребенок привыкает быть в коллективе. Все это очень важно для воспитания.
Бывают и другие случаи неполной семьи. Очень болезненно отражается на воспитании ребенка, если родители не живут вместе, если они разошлись.
Часто дети становятся предметом распри между родителями, которые открыто друг друга ненавидят и не скрывают этого от детей.
Необходимо рекомендовать тем родителям, которые почему-либо оставляют один другого, чтобы в своей ссоре, в своем расхождении они больше думали о детях. Какие угодно несогласия можно разрешить более деликатно, можно скрыть от детей и свою неприязнь и свою ненависть к бывшему супругу.
Трудно, разумеется, мужу, оставившему семью, как-нибудь продолжать воспитание детей. И если он не может благотворно влиять на свою старую семью, то лучше постараться, чтобы она совсем его забыла, это будет более честно. Хотя, разумеется, свои материальные обязательства по отношению к покинутым детям он должен нести по-прежнему.
Вопрос о структуре семьи — вопрос очень важный, и к нему нужно относиться вполне сознательно.
Если родители по-настоящему любят своих детей и хотят их воспитать как можно лучше, они будут стараться и свои взаимные несогласия не доводить до разрыва и тем не ставить детей в самое трудное положение.
Следующий вопрос, на который нужно обратить самое серьезное внимание,— это вопрос о цели воспитания. В некоторых семьях можно наблюдать полное бездумье в этом вопросе: просто живут рядом родители и дети, и родители надеются на то, что все само собой получится. У родителей нет ни ясной цели, ни определенной программы. Конечно, в таком случае и результаты будут всегда случайны, и часто такие родители потом удивляются, почему это у них выросли плохие дети. Никакое дело нельзя хорошо сделать, если неизвестно, чего хотят достигнуть.9

2.2. И. Г. Песталоцци о материнской любви

Просвещенная и рассудительная мать живет для ребенка, служа его любви, а не его капризам и его по-животному "возбуждаемому и поддерживаемому эгоизму.
Природосообразная заботливость, с которой мать охраняет покой ребенка, неспособна раздражать его чувственность, она может лишь удовлетворить его физические потребности. Эта Природосообразная материнская заботливость, хотя она и живет в матери в виде инстинкта, все же находится в гармонии с запросами ее ума и сердца. Она опирается на ум и сердце и лишь вызвана к жизни в виде инстинкта, следовательно, ни в коем случае не является результатом подчинения наиболее благородных, самых высоких задатков матери чувственным вожделениям ее плоти и крови, а есть результат устремлений ее ума и сердца.
Воздействуя таким путем, материнская сила и материнская преданность природосообразно развивают в младенце ростки любви и веры. Эта сила и эта преданность призваны подготовить и заложить основы благотворного влияния отцовской силы, братского и сестринского чувства и таким образом постепенно распространить дух любви и доверия на весь круг семейной жизни. Физическая любовь к матери и чувственная вера в нее вырастают таким путем до человеческой любви и человеческой веры. Исходя из любви к матери, этот дух любви и доверия находит себе выражение в любви к отцу, братьям и сестрам и в доверии к ним. Круг человеческой любви и человеческой веры ребенка все более расширяется. Кого любит мать, того любит и ее дитя. Кому доверяет мать, тому доверяет и дитя. Даже если мать скажет о чужом человеке, которого ребенок еще никогда не видел: «Он любит тебя, ты должен ему доверять, он хороший человек, подай ему ручку», то ребенок улыбнется ему и охотно протянет свою невинную ручонку. И если мать скажет ему: «Далеко- далеко отсюда у тебя есть дедушка, и он тебя любит», то ребенок этому поверит, охотно станет говорить с матерью о нем, поверит в то, что дедушка его любит.10

2.3. В.А. Сухомлинский о том «как воспитать настоящего человека»

Отец и мать как бы взаимно дополняют друг друга; ребенок по-настоящему видит своего отца, если у него есть хорошая дружба с матерью... Но все же первые истоки, первые тончайшие корни нравственного развития ребенка — в разуме, чувствах, душевных порывах матери. Человек в своем нравственном развитии становится таким, какова у него мать, точнее, какова гармония любви и воли в ее духовном мире. Мудрость материнской любви заключается в том, как воля управляет любовью и подлинная человеческая любовь одухотворяет главный стимул воли — чувство ответственности за будущее человека.
Утверждение культа матери в духовной жизни детей, культа, в котором уважение проникнуто глубоким пониманием и понимание вдохновляет уважение, почитание, любовь, благоговение, требует от педагога умно, мудро, возвышенно говорить с детьми о высокой материнской миссии...
Я твердо убежден, что мать — со своим богатым духовным миром, своей образованностью, своими широкими общественными интересами, своим чувством собственного достоинства, своей преданностью и вместе с тем высокой требовательностью в любви к мужу, своей строгостью и несгибаемостью, своей непримиримостью и нетерпимостью к злу — мать, женщина должна быть нравственным, духовным властелином и повелителем в семье. Вся воспитательная работа, направленная на воспитание благородного отношения к. матери,— это краеугольные камни, утверждающие авторитет отца. Подлинная гармония воли и любви... достигается в тех семьях, где свет разума, мудрости, изумляющий детей каждодневными открытиями человеческой красоты, исходит от матери, где духовную красоту, благородство, преданность мужа жене и семье дети видят только благодаря этому свету -—исходящему от умной, тонко чувствующей человеческие достоинства is пороки матери. От материнской мудрости исходит духовная сила, морально дисциплинирующая отца, утверждающая в нем чувство благородной человеческой ответственности за семью. В хорошей семье — а хорошей я называю семью, у духовных истоков которой стоит умная, духовно богатая, гордая, умеющая дорожить своим достоинством мать, все это осуществляется тонко, изящно, незаметно. И это одно из важнейших условий так называемой отцовской власти, или твердой руки отца.
Здесь надо остановиться на одном нелепом предрассудке, утвердившемся в сознании части педагогов и родителей. Кое-кто считает, что «отцовская власть», «твердая рука» отца — это некие волшебные палочки, действующие уже в силу того, что с ребенком соприкасается существо мужского рода. Нельзя противопоставлять женское — материнское влияние мужскому — отцовскому влиянию. Это просто несуразица — считать, что от мужчины якобы исходит более сильное волевое влияние, и в этом заключается мужественность воспитательной силы мужчины-отца, а от женщины-матери — более нежное, тонкое, благородное влияние, чуть ли не расслабляющее человека. Настоящая женщина-мать нежна, как лепесток только что раскрывающегося цветка, и тверда, мужественна, несгибаема, непримирима к злу и беспощадна, как справедливый меч.
Вместе с тем нельзя отрицать особенной роли и особенного места мужчины- отца в воспитании детей, в том сложном оркестре, который называется духовными взаимоотношениями отца-матери как единой силы, повелевающей' и властвующей над молодым поколением. Роль мужчины-отца определяется его ответственностью. Отец, умеющий быть ответственным, умеющий долженствовать,— настоящий мужчина; его воля становится силой, способной дисциплинировать мысли, чувства, желания, порывы детей.
Мужественность Мужчины, Мужа, Отца заключается в умении защищать, оберегать детей и жену. Нравственный долг, нравственная ответственность мужчины требует от него быть главным кормильцем детей и матери: обстоятельства могут складываться так, что в определенные периоды труд матери заключается только в воспитании 'детей.
С этого начинается миссия Мужчины, Мужа, Отца. Если мы говорим о гражданском облике отца, о его способности быть образцом для детей, то гражданственность мужчины определяется прежде всего его способностью быть долженствующим. Ответственность за человека, рожденного тобой,— это твоя школа гражданского служения Отечеству. Тропинка к служению Отечеству для настоящего мужчины проходит через семью, через долженствование в сфере отношений с женой и детьми, через ответственность за человека. Только идя этой тропинкой, мужчина-отец способен подняться на вершину патриотического служения Родине.11

2.4. П. Ф. Лесгафт о воспитании правдивости в семье.

Последовательность в отношении слова к делу при обращении с ребенком составляет очень существенное требование при семейном его воспитании.
Необходимо помнить, что ребенок появляется на свет только с известною степенью энергии организма. Органы активной его деятельности только намечены и далеко еще не развиты, они должны постепенно развиваться по мере их возбуждения к работе. Проявления ребенка первоначально исключительно имитационные; вместе с этим он при посредстве своих вопросов узнает условное значение произносимых им звуков, а также условность тех ощущений, которые у него являются и при посредстве которых он приучается отличать влияние на него внешнего мира и то, что происходит в его собственном организме. Из них у ребенка слагаются представления, разъединением и сравнением которых он уже вырабатывает себе критерий для своих действий.
Если ребенок подмечает, что никакой последовательности у взрослых нет, то он не в состоянии усвоить себе этого критерия, его действия будут случайны, шатки, никаким серьезным основанием не будут руководимы и направляемы. Если ребенку говорят о чем-либо, как об уже исполненном, а он на деле видит, что это не так, что это не исполнено, то он предполагает, что можно сказать одно, а сделать другое, не соответствующее слову. Если в присутствии ребенка потребовать, чтобы пришедшему сказали что нас нет дома, то он первоначально изумленно посмотрит и сейчас же выскажет свое сомнение.
Заявление о том, что это не его дело, чтобы он молчал и не рассуждал, ему дела не объясняет, он только сбит с толку, и полагает, что может поступать, как придется или как хочет. При прочиx условиях ребенок не усваивает себе критерия правды, у него нет оснований для нравственных его проявлений, он будет руководствоваться только своим ощущением, то, что ему приятно, он будет делать, что неприятно — он будет избегать, т. е. будет руководствоваться тем, чем руководствуется каждое животное. Ребенок, таким образом, будет сбит в основаниях нравственных проявлений человека.
Правдивость не дана человеку готовой, она должна быть приобретена и усваивается первоначально только наблюдением над жизнью окружающих, так же как и речь ребенка.12

2.5. Ф. Э. Дзержинский о телесных наказаниях.