Психология развития

Не так уж много событий в науке ХХ века будут волновать ученых в ХХI. К числу таких событий с минимальным риском ошибиться можно отнести достижения Л.Выготского и Ж.Пиаже в области психологии развития. Они сравнимы по своей значимости с достижениями замечательных мастеров в области психологической педагогики. Последняя вовсе не обязательно должна быть опосредствована специальным психологическим знанием. Ее ведет любовь к детям и к делу, и она вполне непосредственна, в чем и заключаются секреты ее успеха. Такова, на наш взгляд, педагогика М.Монтессори, И.А.Соколянского, Я.Корчака. Они и им подобные на основе интуиции и опыта формулируют принципы обучения, воспитания, образования человека в широком смысле этого слова. Эти принципы не уступают, а часто превосходят принципы научной, так сказать, психологии, педагогики, в том числе и научной психологической педагогики, которая только создается.

Нам представляется, что теория опосредствования в развитии высших психических функций и – более широко – в развитии человека, созданная Л.Выготским, как будто бы специально предназначена для непосредственной психологической педагогики, разумеется, для научной тоже. Во всяком случае, она не может им навредить, что для науки не так уж мало. Когда Л.Выготский формулировал тезис о зоне ближайшего развития, то едва ли предполагал (хотя кто знает?), что его собственные представления о развитии выйдут далеко за пределы "зоны ближайшего развития", в которой он размышлял и в которой ему выпало жить(1*) . Для психологии развития и для психологической педагогики представления Л.Выготского о развитии – это не прошлое, а все еще недостаточно понятое и освоенное настоящее. Внутренняя задача нашего доклада состоит в том, чтобы продолжить работу понимания, которую делали наши отцы – психологи Даниил Эльконин и Петр Зинченко, поделиться своим пониманием идей Л.Выготского. Естественно, что ответственность за наше понимание несем мы, а не они.

Процесс развития в культурно-исторической психологии представляет собой драму, разыгрывающуюся по поводу соотношения реальной и идеальной формы, их трансформаций и взаимопереходов одной в другую. Актером, а порой, и драматургом является субъект развития. Сцена – его жизнь. В первом приближении идеальную форму можно определить как культуру, которую субъект застает при своем рождении. Он либо входит в нее (или она входит в него), либо остается вне ее. Культура – это не просто среда, растящая и питающая личность. Здесь нет автоматизма. Культура – это и не движущая сила, не детерминанта развития. Здесь нет (во всяком случае, не должно быть) насилия, нередко встречающегося в образовании, иначе это не культура, а культ насилия. Если воспользоваться образом О.Мандельштама, культура – это приглашающая сила, не столько оболочка, сколько вызов, а субъект для нее есть вероятность, желаемость и ожидаемость. Субъект волен принять или отвергнуть приглашение, вызов. Если он его принимает, то может случиться акт, событие развития. Этим актом субъект присваивает идеальную форму, овладевает ею. Она становится его собственной субъектной, реальной формой. Последняя, в свою очередь, может и должна быть способной к порождению новых идеальных форм (в пределе – памятников человеческого духа), иначе остановится развитие культуры. Разделение идеальной и реальной формы весьма относительно. Идеальная форма всегда имеет своих вполне реальных носителей, выступающих посредниками-медиаторами развития. Л.Выготский в качестве таковых рассматривал роль трех медиаторов: взрослый-посредник, знак, слово. За рамками его анализа остались символ и миф, роль которых в развитии отмечалась А.Ф.Лосевым. К этому ряду медиаторов ("третьих вещей") может быть добавлен и смысл, который, например, в логике Л.Витгенштейна тоже существует как бы сам по себе и может быть отождествлен с неким возможным фактом. Впрочем, этот ряд медиаторов должен быть открыт. Полифонии медиаторов отвечает полифония сознания. На одном знаке или знаковом действии полифоническое сознание не построить. Только "рефлекторное". Когда субъект овладевает медиаторами, его реальная (по Л.Выготскому – прежде натуральная) форма становится идеальной, как минимум, идеализированной, культурной. В опосредствовании, точнее, в посредническом акте заключена тайна развития, тайна превращения реальной формы в идеальную. Включение в натуральные формы поведения ("живое движение") предмета, орудия, знака и т.п. трансформирует эти формы в идеальные, культурные. Они приобретают вид предметных, орудийных, знаковых, вербальных, символических – в широком смысле инструментальных форм действия и деятельности. Именно такое включение происходит в совместном, совокупном действии развивающегося субъекта с Другим – посредником. Совокупное действие, акт посредничества – это больше, чем ассимиляция, усвоение. Это сотворчество, более того, порождение субъектом на базе своей реальной формы новой собственной идеальной формы (возможно, это в каких-то отношениях близко к тому, что Ж.Пиаже называет аккомодацией). Наиболее демонстративно такое сотворчество выступает в порождении младенцем знаков (различных видов плача, движений руки и тельца, в которых выражаются его интенции), понятных взрослому. Обратим внимание, что сотворчество начинается с самого трудного – с порождения языка, собственного медиатора – средства общения. Младенец сразу вносит свой вклад в осуществление совокупного посреднического акта, который, конечно же, является прежде всего вкладом в самого себя, в свое поведение и самосознание. Творчество и сотворчество – это не механические акты. Они невозможны без страсти (страстотерпия, претерпевания, страдания), без того, что французы называют "пассьон". М.К.Мамардашвили приводит принцип Декарта, состоящий в том, что для мышления, для мысли недопустимо, чтобы в какой-либо момент были страсти без действия. Но они не тождественны. Страсть в отношении к чему-либо есть всегда действие в каком-либо другом смысле. Совокупное действие, сотворчество не является исключением. Оно одновременно страсть и действие, но рассматриваемое относительно двух разных субъектов или носителей. Если перевести это на язык психологической педагогики М.Монтессори, то родитель, педагог не только носитель образца, идеальной формы, но и источник смысла, страсти, возникающих у ребенка в посредническом действии. Разность потенциалов, существующая между идеальной и реальной формой, объясняет "неудержимость онтогенеза" (А.Г.Гурвич) и, в конце концов, объясняет страсть и усилия субъекта стать и быть человеком. Разумеется, в посреднических актах, как это принято в приличной драме, возможен обмен ролями и, соответственно, страстями и действиями. Порождение медиаторов (ср. словотворчество ребенка, поэта) или открытие их для себя, субъективирование, не означает их погружения в некоторое натуралистически понимаемое психологами внутреннее или столь же натуралистически понимаемое фрейдовское бессознательное. Овладение ими – это акт, сдвиг, переход от натуральной к культурной форме. Это начало объективации своего поведения, превращения его в наблюдаемый со стороны предмет, начало конструирования и использования средств обнаружения и видения себя и своего поведения вне себя. Тезис Л.Выготского о направленности знака извне внутрь не следует понимать буквально. Сам Л.Выготский писал, что посредством знака психические функции выносятся наружу, превращаются во внешнюю деятельность, объективируются. Понимание этого действительно трудного пункта в теории Л.Выготского предполагает отказ не только от натуралистической трактовки внешнего и внутреннего, но и от натурализма в трактовке предметного действия. Последнее никуда не интериоризируется, не вращивается, оно либо остается самим собой, либо развивается и совершенствуется. Оно само не только внешнее (материальное или материализованное), а и внутреннее. Его внутренняя форма идеальна, она всегда содержит в себе слово, образ, цель, интенцию, мотив и пр. По мере дифференциации его внутренней формы совершенствуется внешняя. Оно само становится образом и целью. Значит, на поле действия произрастают, объективируются для субъекта,а затем и автономизируются высшие психические функции. Переход от интерсубъективного к интрасубъективному выполнению посреднического акта вовсе не означает его интериоризации. Это всего лишь возможность самостоятельного выполнения действия. Не более, но и не менее того. Если сохранять привычную логику интериоризации-экстериоризации, то эти два противоположно направленных движения следует, как минимум, поменять местами. В начале просто нечего интериоризировать. Лишь после своего "овнешнения", объективации, экстериоризации и автономизации от предметной деятельности высшие психические функции, сохраняющие на себе ее родимые пятна, могут интериоризироваться в нее, вернуться в свое лоно. В идеальном случае мысль, сознание, дух возвращаются в предметную деятельность в более совершенной, развитой форме. А на деле, если забыть о логике интериоризации-экстериоризации, они поднимают (или опускают?) ее до своего уровня, превращают предметную деятельность в духовно-практическую.

Овладение полным составом медиаторов расширяет для субъекта степени свободы поведения и, казалось бы, сильно усложняет задачу управления им. В теории развития Л.Выготского слово "опосредствование" является ключевым. Избыток орудий, инструментов, средств (и сил) – это, несомненно, дополнительный источник свободы человека развивающегося. Дополнительный по отношению к "несотворенной свободе", то есть, по отношению к натуральным, естественным степеням свободы, которые получает живое существо от рождения. Этот же избыток рождает проблему выбора адекватных действий, орудий, средств, которая должна решаться hic et nunc. Выбор требует времени, которого всегда недостаточно. Большое число исследований, выполненных учениками и последователями Л.Выготского при его жизни и потом, в его, так сказать, дочерней школе, получившей название психологической теории деятельности, наметили пути ее решения. Получено много примеров обратной трансформации опосредствованного, произвольного в непосредственное и непроизвольное. Это особый тип трансформации, при которой сохраняется приобретенная инструментальность, то есть, опосредствованность действий, деятельности, поведения, а по длительности, по самонаблюдению они осуществляются как непосредственные, натуральные, спонтанные, то есть как бы безотчетно. Возникает "инструментальная стихия", обладающая порождающими свойствами. Здесь сотворенная свобода развивает, обогащает, ограничивает несотворенную, она не вступает в противоречие с человеческой сущностью, самостью. Однако в современном мире не все так безоблачно и гладко. Перед ним сегодня ставит проблемы не столько культура, сколько цивилизация. Человек действительно оснащается таким большим числом орудий,средств, артефактов, артеактов, амплификаторов,акцентуаций, установок, доминант, новых искусственных форм, функциональных, то есть, не морфологических, сконструированных, не естественных органов, идеологем, что реальна опасность превращения его самого в "человекоорудие" (термин Даниила Андреева), в инструмент, в машину, в робота и т.п. Такие опасения артикулированы в культуре независимо от культурно-исторической теории развития. Многие из них сбывались и сбываются, мимо чего культурная психологияне может и не должна проходить. Напомним К.Ясперса: "Кажется, что объективированный, оторванный от своих корней человек утратил самое существенное. Для него ни в чем не сквозит присутствие подлинного бытия. В удовольствии и неудовольствии, в напряжении и утомлении он выражает себя лишь как определенная функция" [9, с.311]. Нужно ли в свете этих становящихся реальностью опасений психологии продолжать записывать в свой актив преодоление старого доброго постулата непосредственности, как это делали Д.Н.Узнадзе и А.Н.Леонтьев? Ведь сейчас в литературе мелькает даже термин "искусственная интеллигенция". Еще больше обострим проблему. Мы ценим в человеке не искусственность и опосредствованность, а естественность, непосредственность, натуральность, неподдельность, непроизвольность, спонтанность, открытость, самость, наконец. Неужели в результате овладения богатейшим инструментарием все перечисленное остается лишь детским атавизмом, как рефлекс Робинзона? И сам человек превращается в артефакт? Это было бы слишком печально. Да и Христос не зря говорил ученикам: "Будьте как дети..." Мы знаем, что у наиболее талантливых их самость и детство сохраняются на всю жизнь. Нам представляется, что в теории опосредствованного развития психики содержится вакцина против "силы вещей", против тотального инструментализма и орудийности цивилизации. Это – представления Л.Выготского о смысловом строении сознания, важнейшего элемента идеальной формы (взаимоотношения сознания и идеальной формы должны стать предметом специальных размышлений). По своему происхождению сознание, несомненно, связано с символом, то есть,строго говоря, с артефактом, который может быть многозначен и иметь переменный смысл, даже терять его. А по своему строению и функционированию сознание связано со смыслом, укорененным не в символе (хотя и такое бывает), а в бытии, которое не может его потерять. Во всяком случае, нельзя не согласиться с тем, что в бытии укоренен абсолютный смысл. Именно он ограничивает степени свободы относительных смыслов, которые несут в себе медиаторы-артефакты. Абсолютный смысл, если он приоткрывается субъекту, может обессмыслить смысл символа, слова, мифа, утопии... Бытийным, абсолютным смыслом труднее манипулировать, чем вербальными, символическими смыслами. Вообще абсолютный смысл (смысл жизни) трудно вербализуем, и о нем в приличном обществе говорить не принято. Хотя опасно недооценивать способности "манипуляторов" человеческим сознанием. Это подтверждает ипечальный опыт педагогики, когда она подчиняется идеологии, которая по определению тоталитарна, какими бы красивыми символами, словами и мифами она не камуфлировалась. Подделка идеологии под абсолютный смысл рано или поздно, но чаще поздно обнаруживается. Источник оптимизма состоит в том, что, к счастью, не все медиаторы искусственны. Главным из них в логике Л.Выготского является Другой – непосредственный носитель бытийных смыслов и остальных медиаторов. Другой – в логике М.Бубера, М.Бахтина, Л.Выготского – не артефакт. Поэтому не "сила вещей", а "связь людей"(2*) определяет развитие высших психических функций и сознания в культурно-исторической теории Л.Выготского. Она же определяет развитие и в психологической педагогике, если она культурна и исторична.

Несколько слов в заключение. Теорию Л.Выготского развивали выдающиеся умы. Но эта теория адекватна своему предмету: чем больше развиваешь, тем больше остается. Мы не претендуем на ее развитие. Только на понимание и на трансляцию своего понимания. Оно, видимо, отличается от понимания других, но это не их и не наша вина. Может быть, в этом виноват сам Л.Выготский, который слишком намного опередил свое время.

Примечания

(1)* Слово "зона" в русском языке является синонимом более известного на Западе слова "Гулаг".

(2)* Мы пользуемся афористическим различением русского писателя М.Пришвина: "Культура – это связь людей"; "цивилизация – это сила вещей". Это различение можно выразить иначе. Культура – Cogito ergo sum. Цивилизация – Agum ergo sum. Разница между Cogito и Actio не только весьма существенна, но и не вполне безобидна. Еще раз сошлемся на К.Ясперса: "Вероятно человек надеялся узреть в своей деятельности бытие, но испуганный оказался перед им самим созданной пустотой". [9, с.299]. Об этом же сказала М.Цветаева: "Это ведь действие – пустовать". Для развития психологической педагогики равно необходимы Cogito и Agum. Другими словами, ей равно необходимы культурная теория сознания и цивилизованная теория деятельности. Непосредственная, неискушенная в теоретических изысках педагогика дает нам такие примеры. Наука стоит зачарованная перед ними, не в силах понять и разгадать их тайну, которая всегда есть в подлинном искусстве.

Список литературы

Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Киев: Firm Text, 1994.

Бубер М. Я и Ты. М.: Высшая школа, 1993.

Гурвич А.Г. Митогенетическое излучение. М.: Госиздат, 1932.

Зинченко В.П., Моргунов Е.Б. Человек развивающийся. М.: Тривола, 1994.

Зинченко В.П. Аффект и интеллект в образовании. М.: Тривола, 1995.

Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991.

Мандельштам О. Слово и культура. М.: Сов. писатель, 1987.

Эльконин Б.Д. Введение в психологию развития. М.: Тривола, 1994.

Яспер К. Смысл и назначение истории. М.: 1991.

Zinchenko V.P. The Zone of Proximal and Further Development of Activity Theory. In: Context and Consciousness: Activity Theory and Human Computer Interaction. Nardi B.(ed.). Cambridge, Mass.:, MIT Press, 1995.

Zinchenko V.P. Cultural-Historical Psychology and the Psychological Theory of Activity: Retrospect and Prospect. In: Wertsch J.V., Rio P. del, and Alvarez A. (eds.). Sociocultural Studies of Mind. NY: Cambridge University Press, 1995.

12. Эльконин Б.Д., Зинченко В.П. Психология развития.

Скачали данный реферат: Наталия, Железкин, Ивакин, Лапухов, Дея, Блохин.
Последние просмотренные рефераты на тему: задачи реферата курсовые работы, реферат на тему производство, диплом государственного образца, контрольная по русскому.





1