Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

Если оставить в стороне полемическую горечь этих текстов, ясно, что византийские богословы, столкнувшись с римской экклезиологией, отстаивали онтологическое единство и равенство в терминах благодатности всех местных Церквей с позиции благодати. Римскому требованию вселенскости, основанной на установленном законом центре, они противопоставили вселенскость веры и благодати. Благодать Бога равно явлена в каждой Церкви Христа, везде, “где двое или трое соберутся во Имя Мое”, то есть везде, где Церковь Божия существует в ее сакраментальной и иерархической полноте.

Но почему же в таком случае римская Церковь наделена первенством среди других Церквей, первенством, “аналогичным” первенству Петра среди Апостолов? У византийцев был ясный ответ на этот вопрос: римское первенство пришло не от Петра, чье присутствие имело больший эффект и лучше засвидетельствовано в Иерусалиме или Антиохии, чем в Риме, а от того, что Рим — столица империи. В этом согласны все византийские авторы: для них 28-е правило Халкидона — аксиома. Николай Месарит допускает, правда, что римское первенство связано с древней до-Константиновой традицией, более древней, чем христианская империя. Это обнаружилось уже во время суда над Павлом Самосатским: его осуждение на соборе в Антиохии в первую очередь было сообщено Риму. Согласно Месариту, это первенство было установлено для того, чтобы дать римскому епископу больший авторитет в отстаивании интересов Церкви перед языческими императорами[47] . Но какова бы ни могла быть историческая неточность этой схемы, основная идея Месарита состоит в том, что первенство Рима, установленное с общего согласия, полезно для Церкви, но должно зависеть от исповедания православной веры.

Первая реакция экклезиологического сознания Востока на западную доктрину первенства является, следовательно, не попыткой отрицания первенства Петра среди Апостолов, а интерпретацией его в свете концепции Церкви, отличной от той, которая распространилась на Западе.

3. БОГОСЛОВЫ ЧЕТЫРНАДЦАТОГО И ПЯТНАДЦАТОГО ВЕКОВ

Не один выдающийся византийский богослов касался проблемы Петра в четырнадцатом и пятнадцатом веках. Мы ограничимся только четырьмя из них: Варлаамом Калабрийцем, Нилом Кавасилой, святителем Симеоном Фессалоникийским и Геннадием Схоларием. Их мысль более выработана и цельна, чем первая реакция греческих богословов тринадцатого века. Аргумент, основанный на легенде об апостоле Андрее, никогда уже больше не возникает[48] .

Сочинения Варлаама Калабрийца, известного противника святителя Григория Паламы во время исихастских споров, пользовались большим успехом в Византии; в самом деле, только его сочинения против Паламы были уничтожены после Собора в 1341 г., а другие, в частности, его антилатинские трактаты, сохранились и имели определенное влияние. Три коротких трактата Варлаам посвятил проблеме апостола Петра[49] . Они лежат строго в русле византийской традиции. Грек из Южной Италии, Варлаам долгое время испытывал потребность выглядеть пламенным православным.

Его основной аргумент заключается в том, что первенство Петра не обязательно ограничивается церковью Рима. Подобно авторам тринадцатого века, он проводит ясное различие между апостольским и епископским служением. “Ни один из Апостолов, — пишет он, — не был назначен епископом в тот или иной город или землю. Они везде имели одинаковую власть. Что касается епископов, которым Апостолы предписывали следовать им, те были пастырями в различных городах и странах”[50] . Затем Варлаам дает объяснение епископского посвящения; если латиняне правы, рассуждает он, то “Климент поставлен Петром не только епископом Рима, но также и пастырем всей Церкви Божией, чтобы управлять не только епископами, поставленными другими Апостолами, но и теми, кого Корифей сам поставил в других городах. Но кто и когда называл Петра епископом Рима, а Климента — Корифеем? Поскольку Петр, корифей Апостолов, поставил множество епископов в различных городах, то какой же закон обязывает епископа одного только Рима именовать себя преемником Петра и управлять другими?”[51] .

Варлаам отстаивает онтологическое единство Церквей и, следовательно, равенство их епископов. Относительно римского епископа он заключает: “Папа обладает двумя преимуществами: он епископ Рима и первый среди других епископов. Он получил римское епископство от божественного Петра; что касается первенства чести, он удостоен его много позже благочестивыми императорами Константином и Юстинианом и святыми Соборами”[52] . Как епископ он равен другим: “Каждый православный епископ есть наместник Христа и преемник Апостолов, так что даже если все епископы мира отпадут от истинной веры и останется только один хранитель истинных догматов <...> то именно в нем сохранится вера божественного Петра”[53] . Более того, апостольские и епископские функции не идентичны, нельзя рассматривать отдельного епископа как преемника одного Апостола. “Епископы, поставленные Петром, являются преемниками не только Петра, но и других Апостолов, так же, как и епископы, поставленные другими Апостолами, являются преемниками Петра”[54] .

Последнее утверждение типично для Востока, где не придавалось особого значения “апостольству” отдельных местных церквей; разве не было десятков епископских приходов, которые претендовали, и часто вполне оправданно, на то, чтобы считаться основанными апостолами? Так или иначе, иерархия патриархальных диоцезов определялась не их апостольством, а тем авторитетом, которым они обладали de facto. Рим занимал первое место только “ради надлежащего устроения Церкви”, пишет Варлаам[55] . Вместе с авторами тринадцатого века он допускает определенную аналогию между апостольским хором и епископским собранием; в обоих случаях существует один “первый”, сохраняющий “надлежащее устроение”, предполагающее, что выбор первого епископа принадлежит императорам и Соборам.

Работы Нила Кавасилы, племянника знаменитого Николая Кавасилы, который стал архиепископом Фессалоники за несколько месяцев до своей кончины, прямо зависят от сочинений Варлаама. Обычно он просто, несколько развивая, повторяет выражения калабрийского “философа”. Так, он тоже упоминает два различных преимущества Папы: римское епископство и вселенское первенство. Как и Варлаам, он видит источник первенства в “Константиновом даре”, в 28-м правиле Халкидонского Собора и в законодательстве Юстиниана. Однако он настойчиво утверждает, используя некоторые новые выражения, более общую проблему первенства Петра. “Петр, — пишет он, — одновременно и Апостол, и глава (њxarcoj) Апостолов, в то время как Папа и не апостол (Апостолы поставляли пастырей и учителей, а не апостолов), и не Корифей Апостолов. Петр — учитель всего мира <...> в то время как Папа всего лишь епископ Рима <...> Петр поставил епископа в Риме, но Папа не назначает своего преемника”[56] . Тем латинянам, которые говорят, что “Папа не епископ города <...> а просто епископ, чем и отличается от других”[57] , Нил отвечает, что Православие не знает “просто епископов”, — епископский сан прямо связывается с конкретными функциями в местной Церкви.

Именно в свете такого учения о Церкви Нил интерпретирует адресованные Петру слова Христа. Если Папа является преемником Петра постольку, поскольку он сохраняет истинную веру, ясно, что слова Христа, касающиеся Петра, более не смогут прилагаться к Папе, если он эту веру утрачивает. Истинная вера, однако, может сохраняться другими епископами, и тогда очевидно, что не одна только римская Церковь построена на Камне... Церковь Христа установлена на “богословии” Петра (то есть на его исповедании Христа как Бога), но все имеющие истинную веру исповедуют то же самое богословие[58] . Нил понимает Мф 16:18 в духе Оригена: каждый истинно верующий является преемником Петра, но, в отличие от александрийского богослова, он полностью признает все значение видимой структуры Церкви. Толкование Оригена, таким образом, интегрируется в органическую и сакраментальную экклезиологию. Для него, как и для Варлаама, блюстители истины и преемники Петра — это главы Церквей, то есть епископы. Каждый член Церкви, конечно, прочно укоренен на Камне, но ровно в той мере, в какой он принадлежит церковному организму, главой которого является епископ. “Нет ничего великого в епархии Рима, называемой апостольским престолом, ибо каждый епископ посажен на престол Христа и наделен достоинством, высшим, чем ангелы”[59] .

У святителя Симеона Фессалоникийского, богослова и литургиста пятнадцатого века, мы находим еще одно свидетельство византийского отношения к Петру и его преемству. И для него преемство Петра — это преемство в истинной вере: “Не должно противоречить латинянам, когда они утверждают, что римский епископ — первый. Это первенство не пагубно для Церкви. Пусть только они докажут его верность вере Петра и вере преемников Петра. И если это так, пусть он пользуется всеми преимуществами Петра, пусть будет первым, главой, начальником всех и верховным первосвященником <...> Пусть епископ Рима будет преемником Православия Сильвестра и Агафона, Льва, Либерия, Мартина и Григория, тогда и мы назовем его апостольским и первым среди других епископов; тогда мы тоже будем повиноваться ему, и не только как Петру, но как Самому Спасителю”[60] . Очевидно, что эти слова святителя Симеона — не просто риторическое преувеличение. Каждый православный епископ, пока он не изменяет своему епископскому достоинству, представляет образ Христа в Церкви. И первый среди епископов — не исключение: он, в возложенных на него обязанностях, в данном случае — в первенстве, тоже призван являть образ Христа. Именно в этом смысле Эпанагога девятого века говорит о патриархе Константинопольском как об “образе Христа”; этот знаменитый текст, составленный, вероятно, святителем Фотием, не оспаривает, конечно, роли других епископов, которые являют “образ Христа” в своих собственных Церквах, но утверждает особую функцию епископа столичного города в явлении этого образа за пределами его епархии, в жизни всей Империи.

Согласно святителю Симеону, функция первенства, которая некогда принадлежала римскому епископу, не исчезла в Церкви. Внутри христианского мира, как его представляли себе византийцы, древняя столица Империи занимает неприкосновенное место, которое она возвратит себе, как только вернется к Православию, и это не только религиозная, но и политическая необходимость. “Мы никоим образом не отвергли Папу, — пишет святитель Симеон. — Мы не с Папой отказываемся вступить в общение. Мы привязаны к нему, как ко Христу, и мы признаем его как отца и пастыря <...> Во Христе мы в общении, и в нерасторжимом общении с папой, с Петром, с Лином, с Климентом...”[61] . Но действительный папа, “поскольку он больше не имеет преемства в их вере, постольку и не является наследником их престола”[62] . Другими словами, он больше не папа: “Тот, кто называется папой, не будет им, пока у него не будет веры Петра”[63] .

В сущности святитель Симеон излагает здесь учение о духовных дарах, которое всегда считалось очевидным для православных богословов. Каждый всегда может стать недостойным полученной им благодати и той функции, к которой призвала его благодать Святого Духа. Его недостоинство тем не менее не уничтожает ни дар, ни функцию, которые являются неотъемлемой частью жизни Церкви. Непогрешимость Церкви, следовательно, в конечном счете — это верность Бога Своему народу, и она никогда не должна отождествляться с личной непогрешимостью, ибо Бог никого не может заставить быть верным Ему. Каждый епископ получает харизму учительства и хранения истины в Церкви, в которой он поставлен епископом. Если он изменит своему назначению, он его утратит, но оно останется в Церкви и будет принято на себя другими. Именно так святитель Симеон Фессалоникийский рассматривает функцию первенства: она существует в епископском собрании так же, как существовала в апостольском, но подразумевает единство веры в истине.

Те же экклезиологические доводы мы находим у Геннадия Схолария, последнего великого византийского богослова и первого патриарха Константинополя под турецким владычеством. “Христос установил Церковь на Петре, — пишет он, — а что касается ее непобедимости от врат ада, то есть безбожия и ересей, то Он даровал эту непобедимость Церкви, но не Петру”[64] . Петр — “Епископ и Пастырь вселенной”, пишет Схоларий, цитируя священный текст[65] , но это не может быть сказано ни об одном из его преемников — епископов. В согласии со всеми другими византийскими авторами Геннадий проводит различие, с одной стороны, между апостольским призванием, основанном на уникальности и исключительности Откровения, связанного с историческим фактом Воскресения Христа, и, с другой, — служением учительства, вверенного в Церкви епископам. Не потому ли Церковь “апостольская”, что она основана Апостолами и не может ничего прибавить к тому, что было открыто однажды и навсегда свидетелям Воскресения? “Апостолы получили мудрость и благодать от Слова, Которое свыше, и Дух говорил через них <...> но как только основание Церкви совершилось, то не стало необходимости, чтобы благодать принадлежала учителям, как некогда Апостолам <...> Для Церкви было необходимо не оказаться умаленной от отсутствия той благодати, или для веры — получать меньшую помощь от Духа Святого; но для учителей вера была достаточной, и сегодня она все еще достаточна для них”[66] .

Апостолами нам передана полнота Откровения, данная во Христе. Церковь хранит это Откровение в соответствии со своей природой. Как сакраментальный организм, она прочно основана на Петре, исповедовавшем на пути в Кесарию истину Воплощения. Везде, где есть полнота этого сакраментального организма, есть Христос и есть Церковь Божия, утвержденная на Петре.

Мы не претендуем на то, что в этом кратком исследовании исчерпали содержание византийских сочинений, касающихся апостола Петра. Однако проанализированные нами тексты вполне достаточны, чтобы установить согласие ведущих греческих богословов средних веков по некоторым особым пунктам.

Прежде всего важно отметить, что это согласие не касается проблемы персонального первенства Петра среди Апостолов. Некоторые полемисты пытаются отрицать его, в то время как большинство просто констатирует, что власть ключей была дана также и другим Апостолам и что преимущество Петра — это действительно первенство, но не власть, существенно отличающаяся от власти других Апостолов. Это негативное утверждение не дает, однако, достаточного объяснения всего, что Библия подразумевает под мессианским образом “Петра”, или Камня, — образом, который Христос прилагает к одному только Петру. Лучшие богословы признают личное значение этого библейского образа и сосредотачиваются главным образом на проблеме преемства Петра. Нил Кавасила ясно утверждает: “Я не считаю нужным исследовать авторитет блаженного Петра, чтобы узнать, действительно ли он был главой Апостолов, и насколько святые Апостолы подчинялись ему. Здесь возможна свобода мнений. Но я утверждаю, что не от Петра получил Папа свое первенство перед другими епископами. Папа воистину обладает двумя преимуществами: он епископ Рима <...> и он первый среди епископов. От Петра он получил римское епископство; а что касается первенства, то он получил его много позже от блаженных Отцов и благочестивых императоров именно для того, чтобы церковные дела совершались в порядке”[67] .

Для всей святоотеческой традиции, принимаемой также и византийцами, преемство Петра зависело от исповедания истинной веры. Это исповедание вверяется каждому христианину при крещении, но особая ответственность лежит, согласно учению священномученика Иринея Лионского, на тех, кто в каждой местной Церкви занимает самый престол Христа в апостольском преемстве, то есть на епископах. Эта ответственность лежит на каждом из них, так как все местные Церкви имеют одинаковую полноту благодати. Тем самым учение византийских богословов находится в совершенном согласии с экклезиологией священномученика Киприана о “Кафедре Петра”: не существует множества епископских приходов, существует только один, кафедра Петра, и все епископы в возглавляемых ими общинах посажены, каждый в своей части, на эту самую кафедру.

Таково существо понимания преемства Петра в Церкви в православной экклезиологии. Существует, однако, и другое преемство, равно признаваемое византийскими богословами, но только на уровне аналогии — между апостольским собранием и епископским собранием; это второе преемство определяется необходимостью церковного порядка (™kklhsiastikѕ eЩtax…a). Его пределы определены Соборами и — с византийской позиции — “благочестивейшими императорами”. Как был Первый в апостольском собрании, таким же образом существует и примат у епископов. Установление этого первенства в известном смысле оказывается необходимым развитием, вытекающим из всех мер, принятых Соборами для утверждения “церковного порядка”: учреждение митрополий, патриархатов, “автокефалий” и т. д.

С позиции Православия римская экклезиология выглядит, следовательно, непропорционально увеличившей вес “аналогического” преемства Корифея в личности вселенского примата за счет преемства Петра в лице епископа каждой местной Церкви. Это нарушение баланса проявилось в истории постепенно, и оно может быть объяснено несколькими историческими причинами. Запад может восстановить баланс только терпеливым исследованием Предания. Даже если православные призваны помочь этому процессу, они сами должны приступить к тщательному изучению своего собственного Предания и стать в этой частной сфере экклезиологии поистине подлинными свидетелями первоначальной христианской истины.

Перевод с английского Н. Ерофеевой под ред. Я. Тестельца

Список литературы

*Meyendorff J. St. Peter in Byzantine Theology // The Primasy of Peter in the Orthodox Church (J. Meyendorff, N. Afanassieff, A. Schmemann, N. Koulomzine). American Orthodox Book Service. Printed in England. 2nd Edition. 1973. — Pp. 7–29.

В несколько ином виде это исследование представлено в: St. Vladimir's Seminary Quarterly. Vol. 4. 1960. №№ 2–3.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат книга, доклад, отправить сообщение.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата