Даосизм и Конфуцианство

| Категория реферата: Рефераты по религии и мифологии
| Теги реферата: матершинные частушки, экзамены
| Добавил(а) на сайт: Evlampija.

Теория инь-ян уходит корнями в глубину веков, но своему концептуальному оформлению она обязана Цзоу Яню, жившему в IV в. до н.э.
Столетие спустя вышли комментарии к «Книге перемен», где также рассмотрена теоретическая основа этого учения.

Инь (темное/женское) и ян (светлое/мужское) олицетворяют два типа вселенских сил, воплощенных в пяти элементах, которые в свою очередь составляют суть проявленного мира. Так же как Дао устанавливает равновесие, инь и ян нуждаются в нем. Подобно солнечной и теневой сторонам горы (именно этот образ лег в основу терминологического оформления концепции), инь и ян нераздельны и дополняют друг друга. Жизнь не может быть окрашена лишь в темные цвета и наоборот; думать иначе — значит проявлять безрассудство.

Графически концепцию выражает тайцзи (символ великого предела):

[pic]

Черный цвет символизирует инь, а белый — ян. Две противоположности составляют единое целое, дополняя одна другую и перетекая друг в друга.
Символ демонстрирует изначальный дуализм всего сущего. При этом все вещи характеризуются наличием как мужского, так и женского начала, проявлением как темных, так и светлых аспектов, причем женкое начало обязательно содержит элемент мужского, и наоборот.

Заметим, что символ олицетворяет непрерывное движение, незатихающий процесс. В этом смысле теория не оставляет места статичному равновесию, утверждая динамичность баланса сил.

Даосизм рассматривает мир как поток вечного изменения и развития: бытие превращается в небытие, пустоту, а из нее опять рождаются вещи, согласно закону "дао". Дао содержит в себе потенции всех возможных вещей, и они опять возвращаются в дао, как в свой первоисточник. Действие дао — борьба противоположностей. "Даодэцзин" демонстрирует образцы высокой диалектики взаимопроникновения противоположностей: "неполное становится полным; кривое становится прямым; пустое становится наполненным; ветхое сменяется новым; то, что мало, становится многим" ("Даодэцзин", 1 ч., 2?).
Идея развития выражена в положении: "В мире самые слабые побеждают самых сильных". "Человек при рождении слаб, а после смерти тверд и крепок. Все существа и растения при своем рождении нежны и слабы, а при гибели тверды и крепки. Твердое и крепкое — это то, что погибает, а нежное и слабое есть то, что начинает жить." Также с водой: "Самое мягкое и слабое существо непобедимо в преодолении твердого и крепкого. Слабые побеждают сильных, мягкое преодолевает твердое." ("Даодэцзин", 2 ч., 76,78.) Этика Лаоцзы — это учение о золотой середине. Мудрец избегает крайностей, он действует, но не борется, постоянно совершенствуется. Нужно сливаться с
"естественностью", понимая, что она не знает цели. Естественное дао напоминает натягивание лука. Когда его растягивают, он сжимается, результат
— полет стрелы. Если народ угнетать, он восстает и уничтожает своих притеснителей. Мудрый человек довольствуется малым. Идеал Лаоцзы — простота и естественность людей древнего общества, куда он предлагает вернуться, так как там не было ни богатых, ни бедных, не было войн и насилия, не было орудий труда и оружия, не было письма, но люди были счастливы. Тайные общества Китая, выступавшие в оппозиции к государственной власти, находили опору в этих даосских идеях.

Кроме Лао-цзы нельзя не назвать другого даосского мыслителя, Чжуан-цзы
(IV-III вв. до н.э.), автора трактата, названного его именем. Впрочем,
“Чжуан-цзы” даже не хочется называть сухим словом “трактат”: так много в нем парадоксов, притч, эксцентричных образов, перетолкованных в духе даосской философии и литературного блеска.

Чжуанцзы (369-286). Книга "Чжуанцзы" состоит из трех частей: внутренняя, внешняя и смешанная. Внутренняя часть излагает философские проблемы. Чжуанцзы (Чжуан Чжоу) склонялся к мистицизму. Чтобы достигнуть познания дао, нужно отказаться, отвлечься от всего реального как иллюзорного. “Однажды Чжуану Чжоу приснилось, что он — бабочка, весело порхающая бабочка. (Он) наслаждался от души и не осознавал, что он — Чжоу.
Но вдруг проснулся, удивился, что (он) — Чжоу, и не мог понять: снилось ли
Чжоу, (что он) — бабочка, или бабочке снится, (что она) — Чжоу. Это и называется превращением вещей, тогда как между мною (Чжоу) и бабочкой непременно существует различие.”

Чжуанцзы — философ-поэт, полагающийся на метафору, олицетворение природы, интуицию. Для его понимания требуется соответствующий интуитивный подход. "Безумные речи" Чжуанцзы как выражение парадоксальности его мышления, выворачивающего наизнанку сущность истины — таков взгляд на
Чжуанцзы В.В. Малявина, автора очень оригинального и интересного исследования о Чжуанцзы. Может ли западноевропейская установка на рационализм помочь понять китайского мыслителя? Нет, считает В.В. Малявин.
Поздние даосы опирались не только на натурфилософию и диалектику Лаоцзы, но и на мистицизм и релятивизм Чжуанцзы. И эти тенденции способствовали преобразованию даосской философии в религию.

Так что же такое даосизм? Вопрос этот с давних пор привлекает внимание исследователей Китая, однако дать на него краткий и ясный ответ оказалось очень сложно. Ибо “даосизм” – понятие весьма многомерное и многозначное.

Само слово “дао” вовсе не является исключительным достоянием даосизма.
Оно принадлежит всей китайской мысли, и каждый философ древнего Китая видел в нем обозначение истины или, точнее, глубочайшей правды и праведного пути жизни. Все китайские мудрецы – приверженцы Дао. И хотя это понятие дало название даосизму (дао цзяо), ничего собственно даосского в нем нет. Это одна из важнейших категорий всей китайской культуры. Специфично лишь ее осмысление даосизмом. Если в конфуцианстве Дао – путь нравственного совершенствования и правления на основе этических норм, то в даосизме Дао космологизируется, приобретая значение высшего первопринципа, мировой субстанции, источника бытия всего сущего.

Даос живет тем, что живо вовеки – капиталом духа. Даосизм есть прежде всего оправдание традиции. Правда Дао – это то, что дается нам прежде, чем мы познаем сами себя, и она есть то, что перейдет от нас к будущим поколениям после того, как мы уйдем. Что же это? “Классики” даосской традиции дают по видимости туманный, а по сути очень точный ответ: все то, что существует “само по себе” (цзы жань), что не порождено людским умствованием и озабоченностью, что не несет на себе печати натуги, напряжения, насилия.

Мудрость приверженца Дао – это не знание и не искусство, а некое умение – совершенно неумелое – “не затемнять суетным деланием великий покой бытия”. Даосизм, таким образом, воплощает самую сердцевину восточной мысли, всегда требовавшей от человека обрести полноту своего бытия через самоустранение, явить глубину нежелания, которая таит в себе самое одухотворенное желание. Поэтому даосизм не является философией в классическом понимании этого слова, ибо он не интересуется определениями понятий, логическими доказательствами и другими процедурами чистого умозрения. Не является он и религией трансцендентного Бога, требующего от своих поклонников веры и послушания. Его нельзя, наконец, свести и к искусству, мастерству, практике в собственном смысле слова, ибо мудрость
Дао не утверждает необходимости что-нибудь делать. Скорее, даосизм - это
“путь цельного существования”, в котором умозрение и действие, дух и материя, сознание и жизнь оказываются собранными в свободном, беспредельном, хаотическом единстве (и сюй). Такое единство, как и большинство основных понятий даосизма, насквозь парадоксально, и потому даосские учителя умолкают, когда у них просят это объяснить. Как сказано в
“Дао-дэ цзин”, главном каноне даосизма: “Знающий не говорит, а говорящий не знает”. И в другом месте: “Когда низкий человек слышит о Дао, он смеется.
Если бы он не смеялся, это не было бы Дао”.

Даосские мудрецы ничего не доказывают и не проповедуют. Они даже не учат какому-нибудь определенному образу жизни. Их цель - дать верную жизненную ориентацию, указать путь к средоточию жизненного опыта – вечно отсутствующему и вездесущему.

Не будучи в строгом смысле, как уже говорилось, ни философией, ни религией, даосизм сочетает в себе черты того и другого. По учению даосов, воистину существует лишь великое Дао – предвечное, бесконечное, немыслимое, не имеющее “образа, вкуса или запаха”, никем не сотворенное, оно “само себе ствол, само себе корень”, охватывающее и вмещающее в себя все сущее. Даосы называют его “высшим Учителем”, “небесным предком”, “матерью мира” или
“творцом вещей”, но они не ждут от него конкретной заинтересованности в их личной судьбе или судьбе Вселенной, ибо в мире все происходит “само собой”, каждое мгновение времени и каждая частица бытия совершенно самодостаточны.

Это означает, что и само Дао не является, в сущности, принципом мироздания. Дао, утверждается в даосской литературе, “не может владеть даже собой”, оно “обладает, не владея”. Дао мгновенно и непрестанно изменяется,
“теряет себя в мире конечного и преходящего”. Но, “поистине, нет ничего постояннее непостоянства” - в своем самопревращении Дао пребудет вечно.

Отсюда то важное место, которое занимает в даосизме учение о космогенезе - творении всего сущего. Даосы учат, что мир возник из первозданного Хаоса, который они именуют также Единым дыханием (и ци),
Изначальным дыханием (юань ци) или Великой пустотой (тай сюй). Творение же мира есть результат самопроизвольного деления первичной целостности Хаоса.
Сначала Хаос, или Единое дыхание, разделилось на два полярных начала: мужское, светлое, активное Ян и женское, темное, пассивное Инь; из “двух начал” выделились “четыре образа”, соответствующие четырем сторонам света;
“четыре образа” породили “восемь пределов” мироздания и т.д. Эта схема записана в древнейшем китайском каноне “И цзин” (“Книга Перемен”), содержащем общий для всей китайской традиции свод графических символов мирового процесса Дао.

Мир, по представлениям даосов, есть “превращенное Единое”, плод метаморфозы Дао. В даосской традиции в этой связи говорилось и о превращении первочеловека, каковым считался полулегендарный основоположник даосизма и верховное божество даосской религии Лао-цзы. Мир для даосов – это “превращенное тело” (xya шэнь) Лао-цзы. А это значит, что между сердцем человека и телом предвечного Дао существует глубочайшая внутренняя связь.
Человек и мир в даосизме нерасторжимы и взаимозаменяемы.

Тема превращения, творческих метаморфоз бытия – центральная тема даосской мысли. Для даосов ни формы, ни бесформенное не являются реальными.
Или, как говорится в даосских книгах, “пустота не может одолеть десять тысяч вещей”. Подлинная реальность для даосов – это самое превращение.
Даосы мыслят в категориях не сущностей или идей, а отношений, функций, влияний. Для них в мире “ничего нет”, но сами связи между вещами, несомненно, реальны. Истины, может быть, вовсе нет. Но метафора истины, бесчисленные отблески реальности точно существуют.

Итак, даосская картина мира – это бесконечно сложный, подлинно хаотический узор явлений, где нет одного привилегированного образа, одной
“единственно верной” идеи. Как писал Чжуан-цзы: “Вся тьма вещей – словно раскинутая сеть, и нигде не найти начала”.

Говоря о китайской культуре, мы привыкли рассматривать ее как нечто единое и цельное. Однако, это совершенно неверно применительно к китайской древности. Подобно тому, как сам Китай (тогда царство Чжоу) был разделен, начиная с середины 1-гo тыс. до н.э., на множество отдельных, враждовавших между собой царств, также и культура его являла собой картину значительного многообразия; существовало несколько типов культур, только позднее сплавленных в великом обще китайском синтезе.

В наибольшей степени отличались друг от друга культуры севера и юга
Китая. Если для севера, давшего начало конфуцианству, характерно внимание к этической проблематике и ритуалу, рассудочное стремление к рациональному переосмыслению архаических основ цивилизации, то на юге господствовала стихия мифопоэтического мышления, процветала экстатичность шаманских культов. И даосизм, созревший, видимо, в лоне южной традиции, тем не менее соединил в себе экзальтированную архаику юга и рациональность севера.
Первая дала ему содержание, вторая наделила формой, предоставив созданный ею философский способ освоения действительности для выражения смутных и неосознанных творческих потенций. Без южной традиции даосизм не стал бы даосизмом, без северной – не смог бы сказать о себе языком великой культуры и книжной образованности.

В “Дао-дэ цзине” речь идет о едином первоначале всего сущего – единой субстанции и одновременно мировой закономерности – Дао. Это понятие дало название даосизму (дао цзяо). Впрочем (как уже было сказано), ничего собственно даосского в самом понятии “дао” нет, это одна из важнейших категорий всей китайской культуры.

Для традиционной китайской философии была нехарактерна вера в бессмертие конкретно души. Реальной признавалась только единая психофизическая целостность живого существа. Сам дух понимался вполне натуралистически: как утонченная материально-энергетическая субстанция
(ци). После смерти тела это “ци” рассеивалось в природе. К тому же даосизм унаследовал от шаманизма учение о множественности душ – животных (по) и мыслящих (хунь). Тело выступало единственной нитью, связывающей их воедино.
Смерть тела приводила к разъединению и гибели душ. Поэтому уже в глубокой древности огромное значение придавалось средствам продления физической жизни, а долголетие (шоу) стало одной из важнейших ценностей китайской культуры.