Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата

Но стоит ли за это цепляться?

Превратился в иную вещь —

И тоже, стоит ли горевать?

Перевод И.Лисевича

(Вэнь сюань 1959, т. 1, с. 278]

У Чжуан-цзы же Учитель Грядущий, стоя у смертного одра своего друга-философа, вопрошает: «Что из тебя теперь получится? Куда тебя теперь отправят? Превратишься ли ты в печень крысы? В плечо насекомого?» На что тот смиренно отвечает в том смысле, что на все воля Великого плавильщика (т.е. Дао) и «если ныне тот, кто однажды был отлит в человеческом облике, станет [снова] требовать: "Человеком. Человеком", то Творящий превращения наверняка сочтет его человеком негодным» [там же, с. 165-166]. Разумеется, отрывок этот дает достаточно оснований для того, чтобы заподозрить Чжуан-цзы именно в идее реинкарнации, тем более, что в оригинале стоит: «тот, кто однажды вошел в человеческий облик...». Правда, комментаторы утверждают, что иероглиф «вошел» («вторгся» — фань) употреблен здесь для красоты написания вместо своего омонима, обозначающего литейную форму [ЧЦЦЧ

1996, т. III, с. 43] (отсюда — наш перевод), и следовательно, речь идет отнюдь не о перерождении. К тому же Учитель Грядущий, говоря о предстоящих умирающему метаморфозах, предрекает ему не превращение существа в существо (т.е. реинкарнацию), но как бы рассеяние, когда составляющие его тело элементы смогут послужить материалом для частей тела самых презираемых существ: крыс, насекомых и еще кого-то в том же роде. Пафос этого текста Чжуан-цзы (как и поэмы Цзя И) в существовании неких «качелей трансформации» — от самого возвышенного к самому низменному и наоборот, в необходимости принять душой череду этих даруемых свыше изменений, остановить которые невозможно. Все сущее плавится и вновь выходит из горнила мироздания в новых сплавах и новых обличьях. Потому-то не следует «ценить лишь свое "я", отграничивая его от остального мира,— это присуще только людям недалекого ума, ибо, как известно, "малая мудрость себялюбива"» [Вэнь сюань 1959, т. 1, с. 278]. Таким представляется автору этих строк ход мыслей Чжуан-цзы и его последователя Чжан Хэна, тем более, что другие строки «Оды сове» показывают, что, говоря о превращениях, Чжан Хэн имеет в виду только тело. И потому Человек Дао,

Освободившийся от пут мудрости, отринувший зримые формы,

Перешагнувший через жалость к самому себе,

Безбрежен и пуст, смутно-неясен [как сновиденье],

Он стремится вниз по течению

И прекращает свой бег, достигнув тверди.

[Он] отпускает на волю свое тело, полагаясь [лишь] на судьбу,

Не считая его своей собственностью.

Жизнь для него — плаванье по воле волн,

Смерть для него — обретение пристанища.

Перевод И.Лисевича

(Вэнь сюань 1959, т. 1, с. 279]

Да, пристанище, твердь,— добавим мы, но отнюдь не врата к новым воплощениям. И все-таки, следует признать, что имея в своем арсенале идею накопления прижизненных «заслуг», идеи воздаяния, личного бессмертия и всеобщих метаморфоз, древние даосы очень близко подошли к идее реинкарнации, хотя так и не сформулировали ее — может быть, оттого, что она по сути отменила бы свято почитаемый институт культа предков.

Параллельно с ними в Китае шло становление и развитие еще одного направления простонародной литературы, вполне традиционного и по идеям своим более связанного уже с даосизмом — то, что впоследствии получило название чуаньци («передаю необычное»). После падения четырехвековой Ханьской династии на рубеже II и III вв. Китай стал ареной гигантских политических катастроф, на фоне которых судьба отдельного человека не значила уже почти ничего, а жизнь представлялась не более чем минутной передышкой птицы перелетной на ветви сухой» или же мгновенной вспышкой искры при ударе зубила о камень [ЦХСЦНБЧI 1959, т. 1, с. 77, 129]. Северную часть страны захватили орды кочевников, царства создавались и гибли, унося с собой жизни миллионов и всякую надежду на стабильность. В этой обстановке непрекращающегося лихолетья человек все больше жаждал чуда, которое освободило бы его от вечного страха, ибо засвидетельствовало бы существование иного мира, живущего по законам высшей справедливости. Если и раньше все необычное привлекало внимание придворных летописцев как знамение, как видимое проявление движения мировых стихий, то теперь даже совершенно частные лица начинают составлять сборники записей о чудесном и необыкновенном, по тем или иным критериям выходящем вон из ряда ординарных событий. Часто это были известные писатели или же государственные деятели, которым авторство подобных «нереспектабельных» произведений сулило лишь сомнительную славу. Тем не менее, сборников с завлекательными названиями становилось все больше, и, хотя бурная история Китая сохранила их далеко не все, они оказали свое влияние на все дальнейшее развитие китайской прозы и пронесли через столетия прелюбопытнейшие истории и интереснейшие сведения.

Впоследствии, в процессе одного из очередных упорядочений космоса и социума, которые проводились обычно при воцарении новой династии и выражались на уровне Слова в составлении разного рода энциклопедий, словарей и компендиумов, по высочайшему повелению в 977 г. были созданы «Обширные записи годов Всеобщего Благоденствия». Собравшие в своих пятистах свитках всю квинтэссенцию подобной прозы, тщательно классифицированной по темам, «Записи...» донесли до нас удивительную подборку коротких рассказов, озаглавленную: «Воспоминания о предыдущем рождении». Тема, надо сказать, не только увлекательная, но и достаточно редкая, если учесть, что предшествующие ей и столь же интригующие случаи «воскресений (из мертвых)» занимают в общей сложности объем вшестеро больший... Тексты эти, если судить по сборникам, откуда они заимствованы

(когда о них хоть что-то известно), и по указаниям на время событий (как правило, очень редким) в массе своей достаточно поздние и принадлежат уже к эпохе Тан (У11-1Х вв. н.э.). Тем не менее, они, как правило, весьма лаконичны и просты,— новеллу отдаленно напоминают лишь 4-5 текстов из общего количества 21. Остальные же скорее можно отнести к жанру былички, сосредоточенной на одном каком-то событии и озабоченной доказательностью того, что это действительно «было». Названы они также все без особых затей — просто по именам их главных героев. Если из общего числа этих текстов мы  исключили две последних, в которых речь идет не столько о воспоминании, сколько о предвидении 5, остается всего 14 быличек. Размеры их невелики — в среднем где-то от двух до восьми строчек, т.е. не более 300 знаков. Открывается подборка быличкой о Ян Ху, хотя и взятой из сборника эпохи Тан, но по происхождению, по-видимому, более ранней. Она достаточно коротка, чтобы привести ее здесь целиком, дав тем самым возможность познакомиться с ней по тексту, а не по пересказу: «Когда цзиньскому Ян Ху было три года, и кормилица гуляла с ним, держа его на руках, он попросил ее достать золотое кольцо из дупла дерева (росшего) у соседей с восточной стороны.

— Наш сын семи лет отроду упал в колодец и умер — сказали соседи.— Раньше он играл золотым колечком, и куда оно делось, мы не знали.

Отсюда видно, что в прошлой своей жизни Ху был сыном восточных соседей» [ТПГЦ 1959, т. 4, с. 3085].

По такому же типу внезапной «находки» или «узнавания» построены и многие другие рассказы, однако среди них внимание читателя привлекает неординарностью ситуации и своей живостью история третья. Содержание ее таково: в одной семье (указано имя, фамилия, прозвище, провинция и уезд) была дочь, которая умерла, будучи еще ребенком. Когда же она заболела, ей полюбилось играть маленьким ножичком, и мать, опасаясь, что больная девочка может им пораниться, хотела этот ножичек у нее отобрать. Та не давала, капризничала и во время возни нечаянно поранила родную мать — великий грех с точки зрения конфуцианских принципов «почтительности к родителям».

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат на тему мова, онегин сочинение, растения реферат.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4 | Следующая страница реферата