Относительность и абсолютность в нравственности

Все ли относительно?

Силуянова И. В.

Долго ли будете вы уклоняться от соблюдения заповедей Моих и законов Моих?

Исх. 16, 28

Релятивизм утверждает историчность и изменчивость норм и стандартов человеческого поведения. «Все ценности и нормы относительны»,— вслед за Ницше и Марксом, классиками морального релятивизма, повторяют многие наши учителя и преподаватели, даже не отдавая себе отчета в том, что следует из их слов. При этом исходят наши учителя из несомненной реальности — относительной, не абсолютной нравственности житейских поступков и поведения человека.

Этимология слова «нрав» восходит к исконно русскому норов. Это как нельзя лучше свидетельствует о том, что словами «нрав», «нравственность» описывают эмоционально-психический склад человека, который отнюдь не постоянен и не всегда оценивается положительно. «Норов», или «нрав», человека может быть вспыльчивым, угрюмым, жестоким и т. д. За понятием же «мораль» закрепилось значение отклассифицированных нравов, приемлемых (должных, добрых) и неприемлемых (недолжных, злых) для общества.

Каждый поступок человека является результатом взаимодействия (включая противоборство) его нрава и моральных норм. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю(1). Бесконечно разнообразны проявления этого взаимодействия, они определяются многообразием характеров, ситуаций, эмоциональных состояний и образуют сложную реальность нравственных отношений. Исходное многообразие нравственной реальности и фиксируется в этике понятием относительности, вполне уместным при таком подходе. Однако перенос этого понятия с уровня многообразия проявлений нравственных отношений дальше — на уровень моральных норм и принципов — методологически некорректен. Это типичный для релятивистского подхода лукавый прием. Можно ли говорить, например, об относительности библейского декалога (десяти заповедей Моисея), который существует уже свыше трех тысяч лет? Он принят разными народами, придерживающимися разных духовных традиций, как основа нравственной жизни. Сама история культурных сообществ неоспоримо свидетельствует о том, что существует фундаментальное единообразие в главнейших моральных универсалиях, а удивительное разнообразие культур и духовных традиций с этической точки зрения отличается поразительным согласием в важнейшем и принципиальном. Современные исследования свидетельствуют, что «индивиды и культуры не очень глубоко различаются в отношении того, что они считают конечными этическими ценностями»(2). К абсолютным этическим ценностям относятся милосердие, забота, сочувствие, спасение жизни и другие: Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов(3).

Независимо от того, на каком континенте трудится или в какой стране живет человек, несмотря на временную и пространственную отдаленность людей и их культурно-национальные различия, фундаментальные ценности жизни и милосердия принимаются всеми. Именно эти ценности являются центральными для морали и определяют ее универсальность, абсолютность и всеобщность. Приведем пример, подтверждающий сказанное. В Токио в 1998 году проходил Всемирный конгресс по биоэтике. На нем был поставлен вопрос: возможно ли определить некие общие и разделяемые всеми странами и народами нравственные принципы, которые смогли бы регулировать научную, в частности медицинскую, деятельность? Если исходить из позиций классического релятивизма, то это невозможно по определению. Однако опыт реальной работы доказал обратное: это вполне возможно! Вот принципы, единодушно одобренные конгрессом в Токио: «не навреди», принцип автономии личности, принцип справедливости и принцип «твори благо».

Кому не известно, что на протяжении не только целой жизни, но даже одного дня человек способен совершить самые разные поступки: достойные и недостойные, низкие и великие, справедливые и несправедливые? Вот эта, как правило, всегда несовершенная, «материя» человеческого поведения и рассматривается релятивистами как реальность, единственно значимая для человека. Если принять эту релятивность за непреложную истину, то подлинный духовно-нравственный мир — реальность истинных христианских ценностей: любви, добра, мира и милосердия — лишается не только своего абсолютного значения, но и права на существование. Парадоксальность релятивистских убеждений поражает в особенности в том случае, когда их придерживаются учителя. Ведь именно для них наиболее очевидна жизненная истинность моральных ценностей, без которых если и возможно выдрессировать животное, то человека уж никак не воспитать.

Не извращай закона.

Втор. 16, 19

Достаточно всего лишь представить себе последовательное существование нескольких поколений людей, совершенно лишенных веры в моральные абсолюты, чтобы ясно осознать тупиковость и безысходность подобной цивилизации. Если все же допустить возможность продолжения ее существования, то, очевидно, что к ней, по меньшей мере, нельзя будет применить определение «человеческая». Это прекрасно понимал Ницше, когда называл будущее звероподобное состояние «белокурых бестий» сверхчеловеческим существованием. Современный американский релятивист Ричард Рорти в своей работе «Релятивизм: найденное и сделанное» четко и прямо определяет свое кредо: «...прагматисты исходят из Дарвинова описания человеческих существ как неких животных, которые стараются как можно лучше приспособиться к окружающей среде, совладать с нею, стараются создать такие инструменты, которые бы позволяли испытывать как можно больше удовольствий и как можно меньше страданий»(4).

Как можно больше удовольствий, как можно больше пользы и выгоды, как можно более полное удовлетворение эгоистических желаний — вот почему, по мнению Р. Рорти, «выгоды современной астрономии и космонавтики перевешивают преимущества христианского фундаментализма» (5).

Именно истины христианского фундаментализма не дают покоя теоретикам релятивизма. Ведь ради сокрушения христианской этики он и был придуман. Если в марксизме речь об относительности нравственных начал жизни велась исподволь, под прикрытием пышных одежд якобы объективного (!), научного (!) исследования истории, учета меняющихся классовых потребностей и интересов, то Ницше и не думает скрывать подлинные задачи релятивизма, который вовсе не направлен на то, чтобы независимо исследовать существующие ценности, осмыслить их и систематизировать, создать их перечень или каталог. Подлинная цель релятивизма — собрать все, что противостоит традиционной идеалистической этике и духу христианской морали, чтобы основательно дискредитировать их, лишить доверия, очернить и разрушить. «Странствуя по многим областям и утонченных и грубых моралей, господствовавших до сих пор или еще нынче господствующих на земле, я постоянно наталкивался на правильное совместное повторение и взаимную связь известных черт — пока наконец мне не предстали два основных типа и одно основное различие между ними. Есть мораль господ и мораль рабов»(6).

Мораль господ противостоит морали рабов. «"Рим против Иудеи, Иудея против Рима" — до сих пор не было события более великого, чем эта борьба, эта постановка вопроса, это смертельное противоречие»,— пишет Ницше(7). Ценность сострадания и мораль сострадания должны быть отброшены. Ницше рассматривает «мораль как болезнь»(8). Вера в мораль, убежден он, пошатнется при выявлении условий и обстоятельств, из которых она произросла. Из каких же? Из превращения слабости в заслугу, бессилия — в доброту, трусливую подлость — в смирение и т. д. и т. п.(9). Мораль — симптом вырождения, и она должна быть отвергнута имморализмом борьбы за власть и господство, имморализмом физиологических (природных) потребностей и интересов.

После Ницше, скончавшегося в 1900 году, накал страстей вокруг теории атеистического релятивизма несколько снижается. На удивление мало новых аргументов появилось в ее базе данных. Причем все новое — это более или менее безголосые перепевки того главного, что сделано немецким имморалистом. Самые шокирующие утверждения постницшеанских европейских философов и американских прагматистов таковы: «моральный выбор — это не выбор между абсолютно правильным и абсолютно ложным, а всегда лишь компромисс между конкурирующими принципами» и вообще «нет ничего абсолютно правильного или абсолютно неправильного»(10). Есть одна лишь относительность правильного или неправильного. Безапелляционность Ницше сменяется и смягчается готовностью на любой компромисс. Границы между добром и злом все больше размываются, нет и не должно быть никакой борьбы между ними в каждом человеке, в каждой душе. Индифферентность, равнодушие, безучастность, безразличие — это молчаливый компромисс со злом. Но возведение молчаливого компромисса со злом в ранг «новой» нормы — вовсе не норма морали, а всего лишь стандарт релятивистского аморализма.

Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых. Повеления Господа праведны, веселят сердце; заповедь Господа светла, просвещает очи.

Пс. 18, 8-9

Попытки современного релятивизма путем все более далеко идущих компромиссов и соглашений нейтрализовать зло устраняют границы, разделяющие зло и добро, неблагоразумие и благоразумие, подлость и доблесть, предательство и подвиг. Возможно ли это? Куда может привести людей осуществление трагической возможности разрыва благодатной связи души с небесными источниками добродетели и духовных совершенств? И сказал Он им: «остерегайтесь всякой неправды»(11). Одна из неправд релятивизма — нивелирование добра и зла, то есть выработка многочисленных операций и приемов достижения онемения сердца. Ибо лишь добившись сердечного бесчувствия, можно обеспечить повседневное торжество выгоды и целесообразности, расчета и пользы, удовольствия и интересов.

Можно ли и как можно противостоять молчаливому соглашательству релятивизма? Но вы, дети мои,— учит нас Священное Писание, — крепитесь и мужественно стойте в законе(12). В чем состоит этот закон? Весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя(13). Нет ничего более абсолютного и непреложного, нежели эта идеальная реальность нравственного закона и заповедей Божиих.

В чем же заключается абсолютность этой идеальной реальности, и почему она не может быть относительной по своей сущности? Потому, что ее уничтожение было бы равнозначно уничтожению мира, общества и человека. Она реальнее, чем, что бы то ни было иное, ибо за ней стоит многотысячелетняя история укрепления душ, у мудреная простых людей, веселия сердец, просвещения очей...

Говоря о законе Божием, нельзя не обратиться к одному удивительному тексту. Это 118-й псалом царя Давида. Блаженный Августин писал, «что... долго не мог взяться за толкование этого псалма, будучи поражаем его глубиною. Он говорил, что и другие псалмы содержат нравственные уроки: но те — как звезды, рассеянные по небу, а этот — как солнце, изливающее в полдень обильный свет»(14). Этот псалом отличается от всех других. Он содержит самое большое количество стихов: 176. И каждый из этих стихов говорит только об одном — о законе Божием, называя его разными наименованиями: «словеса», «пути», «советы», «заповеди», «оправдания», «стези», «суды», «уставы», «откровения», «повеления», «определения», «правда», «истина». 176 различных черт, характеристик, оттенков закона раскрывает псалмопевец Давид. 176 стихов поет он «об исполнении воли Господней, о том, как надо жить»(15).

Вот эти 176 абсолютных сокровищ христианского сердца:

1 Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем.

2 Блаженны хранящие откровения Его, всем сердцем ищущие Его.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: шпаргалки по математике, реферат по русскому языку, доклад по истории на тему.





1  2  3  4  5  6  7  8  9 | Следующая страница реферата