Приснодева Богородица

Прот. Георгий Флоровский

Все догматическое учение о Владычице нашей выражено в двух Ее именах: Богородица и Приснодева - theotokos и aeparthenos. Оба имени получили кафолическое признание, оба приняты Вселенской Церковью. О девственном Рождении Спасителя прямо говорит Новый Завет; этот догмат - неотъемлемая часть церковного Предания. "Воплотившийся от Духа Свята и Марии Девы" (или "рожденный от Марии Девы"), - говорится в Символе веры. И это не просто утверждение исторического факта. Это вероучителъное утверждение, исповедание веры. Имя "Приснодева" формально принято на Пятом Вселенском Соборе (553 г.). А "Богородица" - нечто большее, чем имя или хвалебное величание. Это догматическое определение в одном слове. Даже до Эфесского собора (431 г.) имя Богородицы было критерием истинной веры, отличительным знаком Православия. Уже свт. Григорий Богослов предупреждает Клидония: "Кто не исповедует Марию Богородицей, тот чужд Богу" (Epist. 101).

Это имя широко употребляют Отцы четвертого и, может быть, даже третьего века, например, Ориген - если верить Сократу Схоластику (Hist. Eccl. VII, 32) и отрывкам, сохранившимся в катенах (In Luc. horn. 6 и 7). Несторий и его сторонники отвергали и порочили уже утвердившуюся традицию. Слово "Богородица" (theotokos) не встречается в Писании - так же, как не встречается там слово "Единосущный" (omoousios). Однако ни в Никее, ни в Эфесе Церковь не вводила какого-то невиданного новшества. "Новые", "небиблейские" слова были избраны именно ради выражения и сохранения древней веры Церкви. Верно, что Третий Вселенский Собор, занятый прежде всего христологией, не выработал специального мариологического учения. И поэтому тем более замечательно, что отличительной чертой, своеобразным паролем православной христологии стало именно мариологическое понятие. "Богородица" - ключевое слово христологии. "В этом имени, - говорит преп. Иоанн Дамаскин, - заключена, вся тайна Воплощения" (De fide orth. Ill, 12; PG 94, 1029). Поудачней формулировке Петавия: "Quem in Trinitatis explicando dogmate omoousiou vox, eumdem hoc in nostro Incamationis usum ac principatum obtinet qeotokos nomen" [Сколь употребительно и первостепенно при изъяснении догмата о Троице слово "Единосущный", столь при нашем изъяснении Воплощения - слово "Богородица"] (De incamatione V, 15). В чем причина такого пристального внимания вполне понятно. Христологическое учение, из которого изъята догма о Матери Христа, не поддается точному и правильному изложению. Все мариологические ошибки и споры нынешних времен коренятся в потере христологической ориентации, открывая острый "христологический конфликт". В "усеченной христологии" нет места Матери Божией. Протестантским богословам нечего сказать о Ней. Однако не замечать Матери - значит не понимать Сына. И обратно, приблизиться к пониманию личности Преблагословенной Девы, начать правильно говорить о Ней можно лишь в христологическом контексте. Мариология - не самостоятельное учение, а лишь глава в трактате о Воплощении. Но, конечно, не случайная глава, не приложение, без которого можно обойтись. Она входит в самую сущность учения. Тайна Воплощения немыслима без Матери Воплощенного. Однако эта христологическая перспектива порой затемняется неумеренным преклонением, духовно нетрезвыми восторгами. Благочестие всегда должно следовать за догматом. Есть мариологический раздел и в учении о Церкви. Но ведь сам догмат о Церкви является "распространенной христологией", учением о "totus Christus, caput et corpus" [всём Христе - Главе и Теле].

Имя "Богородица" подчеркивает, что Рожденный от Марии - не "простой человек", не человеческая личность, а Единородный Сын Божий, Один из Святой Троицы. Это - краеугольный камень христианской веры. Вспомним халкидонскую формулу: "Затем, следуя святым Отцам, мы исповедуем Одного и Того же Сына (ena kai ton auton). Господа нашего Иисуса Христа... прежде всех век рожденным от Отца по Божеству, а в последние дни Его же Самого (ton auton) нас ради и нашего спасения рожденного по человечеству от Марии Девы Богородицы". Итак, ударение ставится на полном тождестве личности: "Того же", "Его же Самого", "unus idemque" [Одного и Того же] у свт. Льва Великого. Здесь мы видим и двоякое происхождение Слова (но не двух сыновей: это - несторианское искажение). Сын только Один: Рожденный от Девы Марии есть в самом полном и точном смысле слова Сын Божий. По словам преп. Иоанна Дамаскина, Святая Дева носила "не простого человека, но Бога истинного", однако Бога "не обнаженного, но воплощенного" . Тот же. Кто рожден в вечности от Отца, "в последние дни сии" рождается "без изменения" от Девы (De fide orth. III, 12; PG 94, 1028). Но здесь мы не найдем смешения двух природ. "Второе рождение" и есть Воплощение. Не новая личность появилась на свет от Девы Марии, но Предвечный Сын Божий стал человеком. В этом и заключается тайна Богоматеринства Девы Марии. Материнство, несомненно, личное отношение, отношение между двумя личностями. А Сын Марии - воистину Божественная Личность. Имя Богородицы неизбежно следует из имени Богочеловека. Одно невозможно без другого.

Учение об ипостасном единстве включает в себя и концепцию Богоматеринства. К величайшему сожалению, в наше время тайна Воплощения слишком часто толкуется отвлеченно, словно абстрактная метафизическая проблема или диалектическая головоломка. Богослов, говорящий о Воплощении, с необычной легкостью соскальзывает в лабиринты рассуждений о конечном и бесконечном, о вечном и временном, обозначая этими понятиями лишь логические или метафизические отношения - и, увлекшись диалектикой, забывает о главном. Он забывает, что прежде всего Воплощение - деяние Живого Бога, Его личностное вторжение в тварное бытие, "нисхождение" Божественной Личности, личного Бога. Во многих нынешних попытках изложить веру Предания современным языком чувствуется тонкий, но явственный душок докетизма. Современные богословы так энергично подчеркивают Божественность Воплощенного, что Его земная жизнь уходит куда-то в тень, превращаясь в "Инкогнито Сына Божия". Очевидно, что для этих авторов не существует абсолютного тождества Сына Божия и исторического Христа. Всё Воплощение сводится к символам: Господь Воплотившийся рассматривается как инкарнация какого-либо Божественного принципа или идеи (будь то Гнев Божий или Любовь, Кара или Милость, Суд или Прощение), но не как Живая Личность. Личностный аспект ускользает или намеренно игнорируется, ведь идея - даже идея Любви и Милосердия - не может воспринять человека в сыновство Богу: это возможно только Воплощенному Господу. Что-то реальное и очень важное произошло с человеком и для человека, когда Слово Божие "стало плотию и обитало с нами", или точнее даже "вселися в ны" - по живописному выражению апостола Иоанна (Ин.1:14).

"Но когда пришла полнота времени. Бог послал Сына Своего, Который родился от жены" (Гал.4:4). Так подтверждает Писание ту истину, за которую боролись отцы Церкви в Халкидоне. Но каково точное значение и смысл этих слов: "родился от жены"? Материнство - даже чисто человеческое - не исчерпывается одним фактом физического рождения. Лишь пребывающий в абсолютной слепоте может не замечать его духовного значения. Само рождение устанавливает между матерью и ребенком особую духовную связь. Связь эта уникальна и неповторима: основа ее - привязанность и любовь. Можем ли мы, говоря, что Господь наш "рожден от Девы Марии", забыть об этой любви? В данном вопросе, как и в христологии вообще, непозволителен никакой докетический уклон. Разумеется, Иисус был (и остается) Вечным Богом; однако Он воплотился, и Мария - Его мать в полном смысле слова. Иначе Воплощение было бы ложью. Но это означает, что одно человеческое существо связано с Господом особыми и очень тесными отношениями: говоря прямо, для этого человека Иисус - не только Господь и Спаситель, но и Сын. С другой стороны, Мария была истинной Матерью своего Ребенка, и то, что Она - Мать человека, не менее важно чем то, что Она - Мать Бога. Ребенок Марии был Богом. Однако исключительность ситуации не умалила духовную сторону Ее материнства, так же как Божество Иисуса не мешало Ему быть истинным человеком и испытывать сыновние чувства в ответ на Ее материнскую любовь. И это не бессмысленные рассуждения. Недопустимо вторгаться в священную тайну уникальных, неизреченных отношений Матери и Ее Божественного Сына. Но еще менее допустимо обходить эту тайну совершенным молчанием. Так или иначе, жалким убожеством было бы видеть в Матери Господа лишь физический инструмент для облечения Его плотью. Такой взгляд не только узок и кощунствен - он с самых древних времен формально отвергнут Церковью. Богоматерь - не "канал", по которому появился на свет Господь, но истинная Мать, от Которой Он берет Свою человеческую природу. Преп. Иоанн Дамаскин так и формулирует учение Церкви: Иисус не прошел "как бы через канал" (ws dia swlhnos), но воспринял от Нее (ex auths) единосущную с нами плоть (De fide orth. Ill, 12; PG 94,1028).

Мария "обрела благодать у Бога" (Лк.1:30). Она была избрана послужить тайне Воплощения. Этим предвечным выбором и предназначением Она была в какой-то мере отделена от человечества, выделена из творения. Можно сказать, что Она поставлена превыше всей твари. Она является представительницей рода человеческого, но в то же время превосходит его. В этом Божественном избрании заключено противоречие. Мария выделена из человечества. Еще до Воплощения, как будущая Мать Воплотившегося Господа, Она находится в особых и неповторимых отношениях с Богом, со Святой Троицей, ибо то, что происходит с Ней - не просто историческое событие, но исполнение предвечного решения Божия. В Божественной икономии Спасения у Нее Свое особое место. Через Воплощение человек вновь обретает единство с Богом, разорванное и уничтоженное грехопадением. Освященное человечество Иисуса стало мостом через пучину греха. А человечество дала Ему Дева Мария. Само Воплощение открыло для человечества новый путь, дало начало новому человеку. В Воплощении рожден "Последний Адам" - Человек воистину, но больше, чем просто человек: "Второй человек - Господь с неба" (1Кор.15:47). И Мария, как Мать этого "Второго Человека", непосредственно участвует в таинстве искупительного ново-творения мира. Разумеется, Она входит в число искупленных. Она в первую очередь обретает Спасение. Ее Сын - Ее Искупитель и Спаситель, как и Искупитель всего мира. Однако лишь для Девы Марии Искупитель мира - Ее Сын, Ребенок, которого Она выносила и родила. Иисус рожден "ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога" (Ин.1:13 - этот стих относится и к Воплощению, и к перерождению человека в крещении) - и тем не менее Он в самом прямом смысле "плод чрева" Марии. Его сверхприродное рождение - образ и источник нового бытия, нового, духовного рождения всех верующих, которое есть не что иное, как усыновление Богу - причастие освященному человечеству, "Второму Человеку", "Последнему Адаму". Мать "Второго Человека", несомненно, входит в новую жизнь Своим, особым путем. И не будет слишком смелым сказать, что для Нее Искупление было некоторым образом предвосхищено в самом Воплощении. "Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя" (Лк.1:35). Это истинное "богоявление" в полноте Духа и благодати. "Осенение" - теофаническое выражение и теофанический символ. И Мария поистине благодатна, исполнена благодати - gratia plena. Благовещение для Нее - предвосхищение Пятидесятницы. Непостижимая логика Божественного избрания подталкивает нас к этому смелому сопоставлению. Не можем же мы рассматривать Воплощение лишь как некий метафизический трюк, не оказавший никакого влияния на судьбу людей, так или иначе в нем участвовавших. Бог никогда не использует человека, как мастер свое орудие. Каждый человек - живая личность. Святая Дева не превратилась в "инструмент", когда была "осенена силой Всевышнего". Разумеется, особое положение Святой Девы не Ее личное "достижение", не награда за "заслуги" и не "аванс" в предвидении Ее будущих заслуг и добродетелей. Это свободный дар Божий, в прямом смысле gratia gratis data. Этот выбор предвечен и абсолютен, хотя и не безусловен - он обусловлен тайной Воплощения. Мария занимает особое место в мироздании не просто как Дева, но как Девоматерь, будущая Мать Господа. Ее роль в Воплощении двойственна. С одной стороны, Она обеспечивает непрерывность человеческого рода. Ее Сын по Своему "второму рождению" - Сын Давидов, Сын Авраама и всех "праотцев" (это подчеркнуто в обоих вариантах родословия). По словам сщмч. Иринея Лионского, Иисус "возглавил Собой длинный список человечества" (Adv. haeres. III, 18, 1: "longam hominum expositionem in se ipso recapitulavit"), "собрал в Себе все народы, распространившиеся от Адама" (III, 22, 3) и "воспринял в Себя древнее создание" (IV, 23,4). Но, с другой стороны, Он "показал новое рождение" (V, 1, 3). Он стал Новым Адамом. В непрерывности рода человеческого произошел резкий разрыв, истинный переворот самой сути бытия. И начинается этот переворот с самого Воплощения, с Рождества "Второго Человека". Сщмч. Ириней говорит об обращении назад - от Марии к Еве (III, 22, 4). Как Матерь Нового Человека, Мария предвосхищает всеобщее обновление. Конечно, Иисус Христос - единственный Господь и Спаситель. Но Мария - Его Мать. Она - "Звезда, являющая Солнце" (asthr emjainwn ton Hlion), предвещающая восход "Солнца Спасения". Она - "заря таинственного дня", augh mustikhs hmeras (оба выражения - из Акафиста Пресвятой Богородице). И даже Рождество Самой Богородицы в какой-то мере принадлежит к тайне спасения. "Рождество Твое, Богородице Дево, радость возвести всей вселенней: из Тебе бо возсия Солнце правды, Христос Бог наш" (тропарь праздника Рождества Богородицы).

Христианская мысль всегда движется в пространстве не обобщенных идей, но личностей. Для Нее тайна Воплощения является тайной Матери и Сына. Материнство Богородицы - страж евангельской конкретности, от лица которого бежит всякий докетизм. На традиционной восточной иконе Богородицы мы всегда видим Деву с Младенцем: это икона Воплощения. И, разумеется, никакая икона, никакой образ Воплощения невозможен без Богоматери.

Итак, Благовещение есть "спасения нашего главизна, и еже от века таинства явление: Сын Божий Сын Девы бывает, и Гавриил благодать благовествует" (тропарь праздника Благовещения). Архангел объявил и провозгласил Божественную волю. Но Дева не молчит в ответ. Она отвечает на призыв Бога, отвечает с верой и смирением. "Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему". Она приняла решение Бога и откликнулась на Его зов. Этот ответ человека Богу чрезвычайно важен. Послушание Марии уравновешивает непослушание Евы. В этом смысле Мария называется Второй Евой, как Сын Ее - Вторым Адамом. Эта параллель прослеживается с самых ранних времен. Впервые -у св. Иустина (Diаl. cum Tryph., 100). У сщмч. Иринея мы находим уже разработанную концепцию, органически связанную с его основной идеей "возглавления". "Как Ева по слову ангела пала и бежала от Бога, преступив Его заповедь, так Мария, из речи ангела приняв благое обетование, что родится от Нее Бог, была послушна этому слову. И, хотя одна ослушалась Бога, другая Ему повиновалась: так Дева Мария стала заступницей за деву Еву. И, как через деву род человеческий подвергся смерти, так через Деву он спасается, потому что непослушание одной девы уравновешено послушанием другой" (Adv. haeres. V, 19,1). Или в другом месте: "Итак, узел непослушания Евы развязан послушанием Марии; ибо что дева Ева связала неверием, то Дева Мария разрешила верою" (III, 22, 4). Это сопоставление традиционно и для Востока, и для Запада - особенно в огласительных беседах. "Вот великое таинство (magnum sacramentum): как через женщину смерть стала нашим уделом, так и жизнь рождена для нас женщиной", - говорит блаж. Августин (De agone Christ., 24 - в другом месте он просто цитирует сщмч. Иринея). "Смерть через Еву, жизнь через Марию", - афористически провозглашает блаж. Иероним (Epist. 22: mors per Evam, vita per Mariam; PL 22, 408). Процитируем также восхитительный отрывок из проповеди митрополита Филарета Московского (1782-1867): "Во дни творения мира, когда Бог изрекал Свое живое и мощное: да будет, - слово Творца производило в мир твари; но в сей беспримерный в бытии мира день, когда Божественная Мариам изрекла Свое кроткое и послушное буди, - едва дерзаю выговорить, что тогда соделалось, - слово твари низводит в мир Творца. И здесь Бог изрекает Свое слово: Зачнеши во чреве и родиши Сына... Сей будет велий... Воцарится в дому Иаковли во веки. Но - что опять дивно и непостижимо - самое Слово Божие медлит действовать, удерживаясь словом Марии: Како будет сие? Потребно было Ее смиренное: буди, чтобы воздействовало Божие величественное: да будет. Что же за сокровенная сила заключается в сих простых словах: Се раба Господня: буди Мне по глаголу Твоему, и производит столь необычайное действие? - Сия чудная сила есть чистейшая и совершенная преданность Марии Богу, волею, мыслию, душою, всем существом, всякой способностью, всяким действием, всякой надеждой и ожиданием" (Слово в день праздника Благовещения Пресвятой Богородицы, 1822 г.). Воплощение - свободное деяние Божие, однако оно открывает не только всемогущество Бога, но и, прежде всего, Его отеческую любовь. Бог еще раз взывает к человеческой свободе - как воззвал к ней в начале времен, сотворив разумные существа. Инициатива, разумеется, принадлежит Богу. Однако, поскольку средство спасения, избранное Богом, состоит в соединении Божественной Личности и человеческой природы, человек не может оставаться пассивным наблюдателем в этом таинстве. Устами Марии, представительницы человечества, весь род человеческий откликнулся на искупительное решение Божественной любви. Ибо в Себе, в Своей личности, Мария представляла всё человечество. Покорное и радостное принятие Искупления, так прекрасно выраженное в "Песни Богородицы", было свободным. Разумеется, эта свобода не предполагает инициативы - однако это подлинная свобода, свобода любви и поклонения, смирения и доверия, свобода соработничества (ср. сщмч. Ириней Лионский, Adv. haeres. III, 21, 7: "Мария, соработница домостроительства Спасения") - это и есть человеческая свобода. Благодать Божия не может быть, так сказать, механически наложена на человека. Она должна быть свободно принята в смирении и послушании.

Мария избрана для того, чтобы стать Матерью Воплотившегося Господа. Мы должны предположить, что Она была готова к этому необыкновенному служению - подготовлена Самим Богом. Можем ли мы определить, в чем суть и характер этого приготовления? Здесь мы стоим перед антиномией, о которой уже упоминали. Пресвятая Дева - представительница всего человеческого рода, то есть человечества падшего, "Ветхого Адама". Но Она же - "Вторая Ева"; с Нее начинается новое поколение. Предвечным советом Божиим Она выделена из человечества, но это "выделение" не разрывает Ее сущностной связи с человеческим родом. Можно ли уложить это таинственное противоречие в логическую схему? Римо-католический догмат о Непорочном Зачатии Девы Марии представляет собой смелую и благородную попытку решения. Но такое решение имеет смысл лишь в контексте особого и в корне неверного понятия о первородном грехе у католиков. Строго говоря, этот "догмат" является лишь ненужным усложнением, а его неудачная терминология затемняет неоспоримую истину кафолической веры. "Привилегия" Богоматеринства зиждется не на "свободе от первородного греха". Поистине, Пресвятой Деве дана полнота благодати, и личная чистота Ее сохранена водительством Святого Духа. Но одно это не избавляет от греха. Грех уничтожен лишь на Древе Крестном, а до Креста он был обычным и Всеобщим состоянием человечества, и ни о какой "свободе" от него не могло быть и речи. Грех не был уничтожен даже Воплощением, хотя оно и представляет собой начало нового Творения. Воплощение было лишь основой, "отправной точкой" искупительного деяния Господа. И сам "Второй Человек" входит в полноту славы Своей через врата смерти. Искупление - сложный акт, в котором необходимо различать отдельные элементы, хотя на предвечном совете Божием оно было задумано и решено во всей полноте. Спроецированное на временную ось, единое искупительное деяние распадается на отдельные стадии, которые отражаются друг в друге, а окончательное совершение иреовосхищается и прообразуется в каждой из них. У Искупления есть история, и она движется вперед. Мария как Мать Воплотившегося обрела благодать Воплощения, но это не абсолютная полнота благодати, так как еще не исполнилось Искупление. Однако личная праведность возможна и в неискупленном мире, а тем более - в мире, где Искупление совершается. Истинная богословская проблема - проблема Богоизбранности. В Воплощении Мать и Дитя неразрывно связаны. Воплощение - поворотный пункт истории, а всякий поворотный пункт неизбежно противоречив: в нем сочетаются ветхое и новое. Дальнейшее - молчанье. Оставим рассуждения и будем в трепете созерцать явление Тайны.

Внутренний опыт Богоматери сокрыт от нас. По самой природе этого опыта он не доступен никому другому. Это - тайна личности Пресвятой Девы. И Церковь, говоря о Марии, избегает догматических определений. Она прибегает к языку молитвенной поэзии, языку антиномичных образов и метафор. Нет ни причины, ни нужды полагать, что Пресвятая Дева сразу реализовала всю полноту, все богатство благодати, данной Ей от Господа. Нет ни нужды, ни причины считать, что "полнота" благодати в данном случае понимается арифметически и означает собрание всех возможных совершенств и все многообразие духовных даров. Слово "полнота" относится к Марии: это была полнота для Нее; Она была полна благодати. И это была особая благодать, благодать Матери Божией, Девоматери, "Невесты Неневестной". Разумеется, у Нее Свой духовный путь, личное возрастание в благодати. Всё значение тайны Спасения открывается для Нее постепенно. И Она участвует в Крестной Жертве: "И Тебе Самой оружие пройдет душу" (Лк.2:35). Яркий свет воссиял только в Воскресении. До этого и Христос не был еще прославлен. И после Вознесения мы видим Пресвятую Деву посреди Апостолов, в центре растущей Церкви. Несомненно одно: впечатление (если можно так выразиться) от ангельского посещения, Благовестия о чудесной тайне и исполнения ее Пресвятая Дева всю жизнь хранила в Своем сердце. Да и могло ли быть иначе? Повторим еще раз: суть Ее опыта от нас сокрыта. Но если мы вовсе откажемся от поиска благочестивых догадок, не будет ли это предательством самой тайны? "А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем" (Лк.2:19). Вся Ее внутренняя жизнь была сосредоточена вокруг этого события. Ибо тайна Воплощения - несомненно, и тайна Ее личности. Ее положение в этом мире уникально и исключительно, и Своими личными качествами Она должна соответствовать ему. В этом - самая суть Ее особого совершенства, называемого "Приснодевственностью". Мария - Дева. Девство здесь не просто физическое состояние. Это в первую очередь особое внутреннее мирочувствие, без которого телесная девственность не приносит никакой пользы. И имя Приснодевы, конечно же, относится не только и не столько к области физиологии. Оно относится не только к девственному рождению и не означает лишь то, что Она и в дальнейшем сохранилась безмужней (если мы верим в непорочное зачатие и Божественность Иисуса, то последнее не вызывает сомнения). Оно прежде всего отрицает любой "эротический" элемент душевной жизни, любые чувственные и себялюбивые желания и страсти, любое рассеяние ума и сердца. Телесная девственность есть лишь внешний знак духовной целостности и чистоты - ведь только чистые сердцем, сказано, "Бога узрят". Девственность есть свобода от страстей, истинная apatheia, составляющая сущность духовной жизни. Свобода от страстей и "влечений" (epithumia) - свобода от власти "помыслов", неудобопревратность ко злу, по выражению преп. Иоанна Дамаскина. Душа Марии подвластна одному Богу, стремится только к Нему. Все Ее помыслы и желания направлены (tetammenh - привлечены, притянуты, по слову преп. Иоанна) к предметам, достойным желания и привязанности. Она не знает страсти (thumos). Она хранит девственность ума, души и тела (Horn. 6, in Nativitatem В. V. Mariae, 9 et 5; PG 96,676A et 668C). Это всецелое обращение к Господу, полное посвящение Себя, всей Своей жизни, Богу. Быть подлинно "Рабой Господней" и значит быть Приснодевой, не имеющей плотских стремлений. Духовная девственность есть безгрешность - но все-таки не "совершенство" и не свобода от соблазна. Даже Господь наш был в каком-то смысле уязвим для искушений - не случайно сатана искушал Его в пустыне... У Владычицы нашей, вероятно, тоже были Свои искушения, но Она побеждала их твердой верой и верностью Богу. И обыкновенная, земная материнская любовь в высшей своей точке превращается в духовное самоотождествление с ребенком - чувство, включающее в себя и самоотречение, и жертву. А Мария любила Своего Сына, конечно, не меньше, чем обычная мать - обычного ребенка. Ее Сын будет велик и назовется Сыном Всевышнего (ср. Лк.1:32). Очевидно, это Тот, "Который должен прийти", Мессия (см. Лк.7:19). Мария исповедует Свою веру в "Песни Богородицы", гимне мессианской хвалы и благодарения. Мария не могла не понимать смысла всего совершающегося с Ней - но, скорее всего, понимала это постепенно, со временем, слагая таинственные обетования в сердце Своем. Для Нее существовал только один путь. Она была поглощена одной мыслью - о послушании Богу, Который "призрел на смирение Рабы Своея" и "сотворил величие" Ей. Апостол Павел так и описывает состояние и красоту девственности: "Незамужняя заботится о Господнем, как угодить Господу, чтобы быть святою и телом и духом" (1Кор.7:34:). Вершина этого девственного служения - святость Приснодевы, Пречистой и Пренепорочной.

Кардинал Ньюмен в своем восхитительном "Письме Его преподобию Э.Б. Пьюзи, доктору богословия, по поводу его "Иреникона"" (1865) удачно замечает: "Богословие занимается предметами сверхъестественными, вечно вопрошает о тайнах, которые ни постичь, ни приблизить к себе рассудок не в состоянии. Мысль обрывается, и пытаться продолжить или закончить ее означает нырять в бездну. Блаж. Августин предупреждает, что если мы попробуем найти и связать концы линий, ведущих в бесконечность, то лишь начнем противоречить сами себе..." (Difficulties felt by Anglicans in Catholic Teaching, 5-th ed., p.430). Все согласны, что в конечном счете критерием истинности того или иного христианского предания служит догмат. Исторических аргументов - от древности или от умолчания - оказывается здесь мало. Их следует подвергать тщательной богословской проверке в свете всей христианской веры в целом. Вопрос ставится так: храним ли мы веру Писания и Церкви, понимаем ли и исповедуем Символ веры именно в том смысле, в каком он дан нам, правильно ли веруем в истину Воплощения? Процитируем еще раз Ньюмена. "Я хочу сказать, - продолжает он, - что если уж мы свыклись с тем утверждением, что Мария родила, а затем кормила и носила на руках Предвечного, ставшего ребенком, то можно ли чем остановить всё более стремительную лавину мыслей и догадок, вызванных осознанием этого факта? Какой трепет и изумление охватывает нас при мысли, что творение так приблизилось к Сущности Божества!" (Ор. cit, p.431). К счастью, богослов в своих поисках руководствуется не только логикой и эрудицией. Его ведет вера: "credo ut intelligam" [верую, чтобы понимать]. Вера просвещает разум. Знания, память о прошлом, оживают в непрерывном церковном опыте. Кафолическое богословие следует за учительным авторитетом Церкви, за ее живой традицией. Православный богослов сам живет в Церкви, в Теле Христовом. Церковь - то мистическое тело, где, можно сказать, не прекращает действовать Тайна Воплощения, раскрывая всё новые и новые свои грани в таинствах и молитвенном опыте. В Небесной - истинной Соборной и Вселенской - Церкви тайна Нового Человечества предстает как реальное новое бытие. И здесь, в живом единстве мистического Тела Христова, личность Пресвятой Девы является во всём блеске и славе. Здесь Церковь созерцает Ее недосягаемое совершенство. Здесь становится ясно, сколь неразрывно соединена Она с Сыном, с "Седящим одесную Отца". Для Нее уже наступило исполнение того, что только предстоит человечеству. "Преставилася еси к животу, Мати сущи Живота", - поет Церковь. "Богородицу... гроб и умерщвление не удержаста: якоже бо Живота Матерь, к животу престави во утробу Вселивыйся приснодевственную" (тропарь и кондак праздника Успения Божией Матери, koimhsis). Повторим: это не столько "награда" за Ее чистоту и добродетель, сколько необходимое следствие Ее служения как Матери Божией, Богородицы. Церковь Торжествующая есть прежде всего Церковь молящаяся, ее бытие - живое участие в служении Христа, в Его заступничестве и искупительной любви. Соединение со Христом, составляющее цель бытия Церкви - да и каждого отдельного христианина - есть прежде всего причастие Его жертвенной любви к человечеству. И здесь огромная роль принадлежит Той, Которая уникальным образом связана с Искупителем - узами материнской любви. Матерь Божия становится Матерью всех живущих, всего христианского рода, каждого рожденного и возрожденного в Духе и истине. Вершина материнской любви - самоотождествление с ребенком - проявляется здесь во всей полноте. Церковь не много говорит в догматах о тайнах своего собственного бытия. А тайна Марии - тайна Церкви. Мать Церковь и Матерь Божия вместе дают рождение новой жизни. И обе они - предстоятелъницы. Церковь призывает к себе верующих и помогает им врастать духовно в эти тайны веры, тайны их собственного существования и духовной судьбы. В Церкви они учатся созерцать живого Христа вместе с торжествующим собором. Церковью первенцев, написанных на Небесах (ср. Евр.12:23), и поклоняться им. И в этом сияющем славою соборе они различают ослепительный лик Пресвятой Матери Господа и Искупителя, лик, полный благодати и любви, сострадания и милосердия - лик "Честнейшия херувим и Славнейшия без сравнения серафим, без истления Бога Слова Рождшия". В свете этого созерцания и в духе веры должен богослов исполнять свой труд - разъяснять верующим и всем взыскующим истины величественную тайну Воплощения. Тайну эту, начиная от века Отцов, символизируют одним священным именем: Мария Богородица, Мать Воплотившегося Бога.