Демографическое будущее развитых обществ: между детерминизмом и свободой выбора

Романюк А. И.

Нынешняя социально-демографическая ситуация развитых стран приобретает новые черты, отличающиеся от предшествующих. В то время как продолжительность жизни теперь приближается к своему биологическому пределу, о чем раньше не смели и думать, репродуктивная функция общества снизилась до точки, не обеспечивающей воспроизводства населения. Практически во всех развитых странах коэффициент рождаемости упал ниже порога простого замещения поколений, и низкая рождаемость является уже хронической для них. Это сопровождается глубокими изменениями, касающимися семьи: миграцией юг-север и растущим этнокультурным плюрализмом.

В связи с этим говорят о "втором демографическом переходе". Это понятие кажется мне мало пригодным для характеристики происходящего, поскольку сегодня нет прерывания эволюции, как в случае демографического перехода от равновесия высокой рождаемости и смертности к их дисбалансу. Наступил, скорее, новый и, возможно, финальный этап демографического перехода, который я предпочитаю называть "демографической зрелостью".

Речь идет о настоящей социальной трансформации, о состоянии, которое не может оставить безразличным. Оно вызывает часто противоположные чувства: одни ему радуются, другие бьют тревогу. Для кого-то в замедлении демографического роста — небесное благословение, конец "перенаселенности" и "экологической деградации". Напротив, те, кого беспокоят современные явления, видят в них признаки упадка цивилизации, культурного распада общества, потерю единства и национальной идентичности из-за массового непрерывного вливания чуждых элементов, которые ассимилируются и интегрируются с большим трудом. Даже не заходя далеко в своих апокалиптических предсказаниях, они все же говорят о маргинализации Запада, теряющего многое в геополитическом плане по мере того, как экономический и демографический вес перемещается в другие части мира (Индия, Китай).

Среди тех, кто таким образом воспринимает историю, одни призывают к социальным и институциональным реформам, способным обратить вспять демографические тенденции, другие относятся к негативным тенденциям фаталистически, опускают руки, говоря, что ничего нельзя сделать. Самые большие оптимисты ссылаются на мудрость природы, которая сама все урегулирует. Но есть и те, кто ищет возможность как-то приспособиться к ходу истории, на который нельзя, как они считают, повлиять.

Я привожу здесь некоторые из мрачных и оптимистических сценариев, безусловно, возможных, но вряд ли неизбежных, для того, чтобы подчеркнуть позиции. Цель данной статьи - очертить рамки предметных размышлений о политике населения в контексте трех интеллектуальных перспектив демографической динамики, прежде всего, динамики ключевой переменной - рождаемости. Первая перспектива, именуемая эволюционистской, постулирует наступление демографической "зрелости" в качестве итога социальной эволюции, на которую невозможно повлиять. Самое большое, на что можно рассчитывать, - это приспособиться путем социальной и институциональной трансформации к режиму стагнации и демографического старения. Вторая перспектива возникла под влиянием либеральной философии. Ее основная идея заключается в авторегуляции (саморавновесии) социального процесса без вмешательства государства. Это доктрина "laisser faire". Наконец, третья перспектива представляет собой ориентированную на действия социальную программу, целью которой является утверждение общественного выбора в интересах социума. Если две первые перспективы можно назвать "детерминистскими", последняя будет "волеизъявительной", направленной на выбор действий.

Эволюционистская перспектива

Понять эволюционистскую перспективу означает понять силы, которые продолжают поддерживать столетний спад рождаемости. Рационализм, утилитаризм и индивидуализм в контексте научно-технической революции дали человеку растущую власть над природой, в том числе над своим собственным воспроизводством, глубоко изменив психологию и институциональные рамки рождения потомства. Наступление эпохи потребления и феминизации занятости привели к новой экономической системе, радикально отличающейся от семейной экономики домопроизводства.

Обвал рождаемости, начавшийся в 1960 г., связан с развитием общества потребления. Достаточно представить невиданный выбор товаров, услуг и удовольствий, который был предложен даже не очень состоятельному потребителю на основе эффективной системы кредитов и хорошо организованной рекламной кампании. Вслед за Дж. Гелбрайтом можно сказать, что чем больше потребностей мы удовлетворяем, тем больше новых потребностей появляется1. Разгорается соревнование между производством благ, с одной стороны, и созданием потребностей, с другой. Такова адская спираль, в которую непреодолимо вовлечены люди различного достатка.

Стремление ко все более высокому уровню жизни стало характерно для нашей культуры. Усилия государственной власти в этом направлении имели следствием расширение женской занятости и перераспределение ресурсов в пользу потребительского образа жизни в ущерб формированию семьи. Долги по кредитам "подталкивают" все большее число матерей к необходимости работать вне семьи, что ведет к пересмотру планов относительно рождения детей. Как ни парадоксально, государство только усиливает этот процесс. Под давлением реальных (или искусственно созданных) потребностей населения происходит эскалация социальных услуг, которую страна может вынести лишь за счет растущего бюджетного дефицита и/или все более тяжкого налогообложения. Налоговое бремя является фактором относительного обеднения молодежи, достигающей возраста формирования семьи, той причиной, которая заставляет молодых людей принести в жертву создание полнокровного семейного очага.

С другой стороны, воздействие государства имеет своим результатом ослабление репродуктивной функции общества. Тот факт, что забота о пожилых перешла в значительной мере от семьи к обществу, привел к тому, что уменьшился экономический интерес родителей к обзаведению детьми. По мере того, как "социальное родство" заменяет "семейное родство" и уменьшает родительский контроль, дети теряют свое значение источника психологического удовлетворения для родителей. Со своей стороны, дети также чувствуют уменьшение значения психологических связей. Те же самые факторы, которые у взрослых ведут к желанию иметь все меньше детей, провоцируют последних на безразличие к семейной идентичности и преемственности, ослабляя стремление стать самим родителями. Все это происходит на фоне снижения в общественном мнении ценности материнства как высшего призвания женщины.

Исчезновение традиционного разделения труда и "семейной зарплаты" ознаменовалось появлением "двухкарьерных" супружеских пар с двойным заработком - это исторически фундаментальный факт. Распространение женской занятости вызвано не только материальными затруднениями семей, но также и стремлением к финансовой безопасности, поскольку хрупкий институт брака перестает быть залогом благополучия личности. В статье под выразительным названием "Семья, которая не самовоспроизводится" Н. Кейфиц сравнивает ставшее малопривлекательным материнство с притягательностью профессий, к которым женщины получили доступ в современном обществе2.

Естественная связь, казалось бы, существовавшая между браком, сексуальностью и деторождением, из-за краха семейных ценностей и норм ослабла, если не разорвалась вовсе. Этому способствует появление технологий, имеющих целью предупреждение зачатия (контрацепция), а также искусственно генерирующих жизнь. Имеются в виду искусственное оплодотворение, развитие эмбриона в лабораторных условиях, трансферт вне организма спермы и материнской яйцеклетки, институт суррогатных матерей. Передача деторождения в репродуктивные лаборатории и пересмотр взглядов на материнство и отцовство подтачивают остатки моральной поддержки биологического родительства и моногамного брака как социального института. Возможность иметь ребенка без сексуальных отношений не меньше ослабляет семью и родственные узы, чем возможность вступать в сексуальные отношения без риска зачатия и родов.

Вышесказанное подтверждает, что семья оказалась точкой пересечения сил, подтолкнувших столетнее снижение рождаемости. Поэтому сегодня положение семьи в обществе требует пристального внимания. С одной стороны, сужение сети родства как следствие низкой рождаемости затрудняет передачу семейных ценностей и ознакомление детей с родительскими функциями. Разводящиеся и заново созданные семьи приводят к перерывам в ходе социализации ребенка. С другой стороны, уменьшение родственных контактов ребенка и его усечения, сегментарная социализация при достижении взрослости не вызывают приобщения к родительским ролям, стремления стать отцом-матерью. Таким образом замыкается причинный круг низкой рождаемости.

В эволюционной перспективе низкая рождаемость оказывается результатом возникающей вместе с индустриализацией идеологии индивидуализма. Дальнейшее снижение рождаемости поддерживается ее собственной динамикой, на которую влияет большое число факторов, усиливающих друг друга в воздействии на ограничение числа детей. Существуют ли границы снижению рождаемости? Ничто не предвещает его остановки. Пришла пора расстаться со спасительной идеей о том, что порог простого замещения поколений является тем магическим барьером, ниже которого уровень рождаемости не спустится, а коэффициенты рождаемости лишь будут колебаться вокруг этой "оси надежды". Со скоростью эпидемии низкая рождаемость завоевала все развитые общества и предстает теперь как их эндемическое состояние.

Возникает вопрос - что можно сделать? Если речь идет о повороте тенденций вспять, то немногое. Эволюционистская перспектива несет в себе пессимизм, граничащий с фатализмом. При этом остается надежда только лишь на смягчение отрицательных воздействий стагнации и старения путем социальной и институциональной адаптации.

Литература пессимистического оттенка в наши дни быстро распространяется, в ней много написано об эрозии фундаментальных ценностей, создавших величие капитализма. Отказ от пуританизма и протестантской этики оставил капитализм без морального фундамента. Соревновательный и производительный индивидуализм, который был характерен для пионеров капитализма, выродился в гонку за счастьем, которая заводит в тупик нарциссовых забот о себе самом. Можно лишь сожалеть о распаде социального единства и социального капитала, при котором поиск источников обновления и жизненных сил оборачивается обнаружением саморазрушительных элементов, объявляемых внутренними противоречиями капитализма3.

С другой стороны, поиски равенства в социальной сфере (в ущерб свободе) и путей принудительного распределения в экономической сфере (в ущерб производительности) значатся среди парадоксов нашего общества4. В кризисе современного капитализма сегодня видят отражение общего кризиса западной цивилизации, и этим все сказано.

Покинем теперь дарвиновский мир, управляемый неотвратимыми законами эволюции, ведущими к социальной энтропии, чтобы войти в ньютоновский мир законов, способных привести к равновесию социальных сил.

Перспектива саморегуляции

Можно нарисовать более радужную картину мира, чем неумолимость эволюционного процесса. Достаточно обратиться к экономической доктрине и либеральной политике "laisser faire", которая со времен Адама Смита главенствовала в гражданском мышлении Запада. Это мир, в котором "невидимая рука" природы через созидательные силы рынка берет на себя продвижение к экономическому (и социальному) равновесию множества частных интересов без вмешательства государственной власти. Вот пример - "мальтузианский демон" был спонтанно укрощен сокращением рождаемости, и таким образом была предотвращена угроза перенаселения Западной Европы. Может быть, та же невидимая рука установит некое демографическое равновесие путем возрождения необходимого уровня рождаемости без какого-либо вмешательства Государства, просто давая каждому возможность преследовать свои личные интересы? Каким образом повышение рождаемости в таком случае может произойти спонтанно?

В рамках мышления Homo economicus возможен следующий ответ. Уподобляя ребенка экономическому благу - "товару длительного пользования" и предполагая, что потребитель способен выбрать среди предложенных ему благ те, которые максимизируют степень его удовлетворенности, следует предположить, что сама "редкость" детей способствует "спросу". Вот источник роста рождаемости, с точки зрения "новой экономики домохозяйства", которая распространяет экономический анализ на социальную область (Г. Беккер является выдающимся представителем этого направления). Однако возникают сомнения, что эти экономические механизмы способны повысить рождаемость. Во-первых, недостаточно аргументов, по мнению Д. Блейк, чтобы ребенок мог быть уподоблен "товару длительного пользования", который якобы "приобретается" (а не производится) родителями5. Во-вторых, если даже принять логику Беккера, то равновесие спроса на детей и их предложения реализуется лишь при условии, что рыночные отношения не ограничиваются никоим образом и не "испорчены" вмешательством государственной власти, - таким, к примеру, как социальное обеспечение пожилых, которое, как отмечалось, снижает интерес родителей к рождению детей.

При социологическом подходе также можно найти надежду на само собой образующееся повышение рождаемости. Достаточно предположить, что в социальном мире действуют циклические процессы, "приливы и отливы", которые, вызвав период низкой рождаемости и ослабления семейных ценностей, сменяются затем периодом семейного обновления. При этом предполагается, что изменения в культуре, ценностях и нормах предшествуют изменениям в системе социального действия. В действительности же целый ряд социокультурных инноваций, как бы предрекавших перелом тенденций рождаемости, сопровождал, если не предвосхищал падение (а не подъем) рождаемости в шестидесятые годы. Это была эпоха "контр-культуры", сексуальной революции, радикального феминизма, воинствующего экологизма, политического радикализма и разного рода идеологий протеста. В последнее время заявляет о себе реакция на идеологические преувеличения этой эпохи. На первый план в политических дебатах выходят другие ценности, но среди них пока не удается различить даже скромные признаки семейного обновления - возвращения к более стабильному браку, к подъему брачной рождаемости.

Наконец, с точки зрения экологической можно доказать, что демографический упадок остановится рано или поздно, уступив место равновесию между населением и окружающей средой. После того, как "новый" технологический прогресс внесет изменения в соотношение "население — окружающая среда", демографическая стагнация может смениться ростом. Однако и здесь реальность бросает вызов очередной теоретической модели. Об этом свидетельствуют негативные последствия головокружительного роста крупных метрополий.

Вообще говоря, снижение численности населения плохо приспосабливается к требованиям муниципального управления. К сожалению, тревожные голоса по поводу тенденций населения начинают раздаваться лишь после того, как из-за недостатка учеников закрываются школы, или из-за отсутствия поступлений от налогов прекращается социальное обеспечение.

В противовес эволюционной перспективе, подход саморегулирования пронизан оптимизмом; долгосрочные изменения ведут к прогрессу, несмотря на трудности переходного характера, свойственные любому адаптационному процессу. Насколько реалистично такое видение будущего? Если механизмы свободного рынка посредством смены циклов конъюнктуры действительно способны к спонтанному приспособлению (сочетающемуся с экономическим равновесием) несмотря на сопутствующие этому процессу отклонения6, то можно ли эти механизмы перенести в социальную и демографическую сферы? Специалисты в этом сомневаются7, особенно в том, что "невидимая рука" может разрешить противоречия между индивидуальными и коллективными интересами. В самой природе индивидуалистического общества, на котором основано понятие равновесия рынка, заложен тот факт, что индивидам не удается принять потребности общества. Индивидуализм как необходимое условие рыночного равновесия является в то же время условием, затрудняющим демографическое равновесие. По-видимому, отсутствие равновесия присуще современным обществам, которые одновременно динамичны в социальном и экономическом плане и отличаются стагнацией в демографической сфере. В подобной ситуации нужны определенные действия общества для достижения равновесия или, по крайней мере, сокращения разрыва между индивидуальными и коллективными интересами.

Перспектива свободы выбора

Она исходит из способности общества изменять свою судьбу: самосохранение не может быть оставлено на волю случая или так называемого естественного закона. Эта интеллектуальная ориентация вдохновлена социальной доктриной, которая подразумевает главенство воли и действия в формировании будущего и проповедует усиление роли государства в воздействии на социальную сферу.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: доклады 7 класс, детские рефераты, титульный курсовой работы.





1  2  3 | Следующая страница реферата