Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8 | Следующая страница реферата

Наибольший интерес представляют сами допросы (пытки) и как факт социокультурной юридической традиции, и как своеобразный языковой эксперимент. Именно в «словах и делах» государевых эта часть текста играет самую функционально значимую роль: на ее документировании основывается судебное решение и выносится окончательный вердикт. С точки зрения текстового пространства такой компонент является необходимым звеном в цепи структурного построения словесного материала и своей формой подтверждает подлинность совершаемого действия. Следовательно, и речевая оболочка такого текста меняет свою окраску: от официального «представления» дела — к реальному коммуникативному процессу. См. далее:

«А съ пытки рязанецъ, с. б., Федотка Короваевъ сказалъ: въ нын#шнемъ во 154 г. на масляной неделе говорилъ въ тюрьме тюремный же сиделецъ Iевлевъ кр. Протасьева Ивашко Яковлевъ, что онъ на государево дело плюнетъ; а къ какой де речи Ивашко Яковлевъ то слово молвилъ, и онъ, Федотка, того не слыхалъ» (там же, 540).

Этот процесс предполагал запись речи участников следствия «слово в слово» или ее передача косвенными конструкциями, но с сохранением общего смысла и манеры словесного выражения. Такая задача ставилась писцу, который оформлял настоящие акты по заданному трафарету. В данную схему входил и перцептивный элемент: воспроизведение подлинной речи говорящего, воспринимаемой участниками процесса, с отображением индивидуальных особенностей «поведенческой тактики»:

«А Ивашко Яковлевъ въ разспросе сказалъ: пилъ де онъ на масляной неделе2 дни и вопьянеде молвилъ онъ, Ивашко, то невеливое слово; а къ какой реи то слово молвилъ, и онъ, Ивашко, того самъ не помнить, и въ той де его винегосударь воленъ. А въ тюрьму Федотка Караваевъ посаженъ въ прошломъ во 153 г. въ Оспожинъ постъ, прiехалъ де онъ, Федотка, въ Переславль Рязанскiй государю крестъ || целовать, и его де у крестнаго целованья изымали губные старосты Григорiй Колеминъ да Дмитрiй Смагинъ, и сказали ему, что велено его по язычной молке посадить въ тюрьму; а по чьей де язычной молке, и въ какомъ деле, того де ему не сказали; и съ техъ де местъ сидитъ въ тюрьме, и г. бы его пожаловалъ, велелъ ему свой г. указъ учинить» (там же, 541).

В таких эпизодах фиксируются событийная сторона допроса: пилъ де онъ на масляной неделе 2 дни…, а фигурирующие дополнительные обстоятельства показывают причину следственного действия: велнно его по язычной молке посадить въ тюрьму… Заметим, что речь обвиняемого при ее письменной атрибуции получает «деловую» обработку: меняется семантический облик текста, который приобретает нетрадиционные для реальной ситуации детали. В этом отношении заслуживает внимания выражение и вопьяне де молвилъ онъ, показывающее разные возможности семантико-стилистической адаптации разговорных элементов. Ср.: «…такое слово || въ караульной избе молвилъ спроста пьянъ…» (там же, 15–16); «…онъ молвилъ про г. непристойное слово съ простоумья, а не умысломъ…» (там же, 141). Указанный глагол употреблен писцом в одном из вторичных значений: молвить — это не просто «говорить, сказать», а «наговаривать на кого-л.»12. Здесь старинная книжная семантика слова получила практическую реализацию в деловом контексте. Заметим, что в современном литературном языке архаический оттенок вышел из употребления: молвить фиксируется только как «сказать, проговорить что-л.» с пометой «народно-поэтическое»13. В данном контексте выделяем еще один показательный элемент делового письма, имевший хождение и в обиходной речи: по язычной молке. Это выражение означает «донос, свидетельское показание» и фиксируется как устойчивый оборот приказной письменности с конца XVI в. Лексема молка (молвка) в древнерусских деловых текстах трактуется так: «оговор, обвинение»14. В сочетании с прилагательным язычный (от слова язык15) данное выражение получает терминологический смысл и в такой семантической оболочке воспроизводится в утилитарной словесности, иногда с иным текстовым сопровождением. Ср. другие фрагменты следственных материалов XVII в.: «…губный староста Иванъ Бехтеевь поималъ меня, x. т., безъ поличнаго и безъ язычной молки, и посадилъ меня вь тюрьму занапрасно, стакався съ ельчаны, детьми боярскими, Денисомъ Шиловымъ съ товарищемъ. И я, x. т., сиделъ въ тюрьме и помиралъ голодною смертью годъ. И тотъ г., губный староста Иванъ Бехтеевъ хотелъ меня пытать безъ поличнаго и безъ язычной молки, по челобитью техъ моихъ недрузей…» (Слово и дело, 139).

Таким образом, устойчивый терминологический аппарат юридического языка — тоже неотъемлемая часть текстов допросных речей, в схеме воспроизведения которых словесный материал приобретает специальный, профессиональный облик судебно-правового документа. Это подтверждается дальнейшими действиями следствия, зафиксированными после пытки другого участника данного процесса, сообщившего дополнительную информацию:

«Бориско Воротниковъ Кривой въ разспрос# и пытки сказалъ: въ прошломъ де во 152 г. #здилъ онъ въ Касимовскiй уездъ для своего дела, и заехалъ въ село Наташенье по знакомству къ татарину Гришке Синееву, и виделъ, что тотъ татаринъ Гришка Синеевъ делаетъ укладныя деньги, и продаетъ за серебряныя деньги, и продаетъ де за рубль по гривне и больше. А ему, Бориску, тотъ татаринъ Гришка Синеевъ укладныхъ денегъ далъ рубли съ 2, а у него, Бориска, взялъ за рубль по 5 алтынъ. То де за нимъ, за Борискомъ, и государево дело, а иного никакого дела нетъ. А въ тюрьму онъ, Бориско, посаженъ въ прошломъ во 153 г. по язычной молке Рязанскаго архiепископа кр. Федотка Михеева въ разбойномъ деле» (там же, 541).

Стоит отметить, что каждый допрос представляет собой новый тематический блок дела, но с повторяющимися текстовыми элементами, обрамляющими конкретный фрагмент. Первый его компонент — наименование лица (как правило, даются имя и фамилия и дополнительно, если есть, прозвище: Бориско Воротниковъ Кривой), сословная принадлежность которого фиксируется в начале следственного действия (казак). Имена представителей низших ступеней социальной лестницы, кроме того, получают суффиксальную атрибуцию: уменьшительно-ласкательный аффикс -к- (Захарко Лопаткинъ, съ Ивашкомъ Фроловымъ). Следующий компонент — наименование следственного меоприятия (допрос, пытка): …въ разспросе и съ пытки сказалъ… Затем помещается изложение речи, т. е. происходит словесная фиксация событийной стороны (объяснение причин и обстоятельств случившегося). Завершается блок объявлением официального лица, инициировавшего следствие: «А въ тюрьму онъ, Бориско, посаженъ въ прошломъ во 153 г. по язычной молке Рязанскаго архiепископа кр. Федотка Михеева…», «А въ тюрьму онъ, Захарко, посаженъ въ прошломъ во 152 г. по язычной молке тюремнаго-жъ сидельца Гришки Скопинскаго…», с типичной формулярной концовкой: «…въ разбойномъ деле». Ср. аналогичный эпизод далее по тексту (цифрами указали выделенные нами части):

«(1) Захарко Лопаткинъ (2) въ разспросе и съ пытки сказалъ: (3) тому де ныне четвертый годъ ездилъ онъ б. П. И. Романова съ кр. съ Ивашкомъ Фроловымъ въ Мещору въ Гускую волость купить суконъ и рогожъ, и въ той де Гуской волости стояли они въ дер. Ташкине у кр. у Васьки; и какъ де поехали они отъ того Васьки съ двора, и на дороге де показалъ ему товарищъ его Ивашко Фроловъ медныхъ денегъ рублей съ 10; а сказалъ ему тотъ Ивашко, купилъ де онъ, Ивашко, медныя деньги у того кр. у Васьки, у котораго они на дворе стояли; а по чему за рубль серебряныхъ денегъ давалъ, того де ему, Захарку, онъ, Ивашко, не сказалъ. То де онъ, Захарко, государево дело и ведаетъ, а иного никакого дела нетъ. (4) А въ тюрьму онъ, Захарко, посаженъ въ прошломъ во 152 г. по язычной молке тюремнаго-жъ сидельца Гришки Скопинскаго въ разбойномъ деле» (там же, 541).

В состав следственного дела включались и другие компоненты: челобитная «тюремного сидельца», указ царя. Каждый из них интересен характером речевых средств и их письменной фиксацией в деловом контексте. Заметим, что при общей схеме такого документа они обслуживают разные информационные блоки: челобитная выражает типичные черты этого жанра приказной словесности и менее официальна в представлении речевой характеристики, она использует как традиционный набор «ритуальных» формул, так и элементы народно-разговорного языка; ответ государя содержит только констатирующую клаузулу, оформленную средствами деловой архаики, представляющую собой государственный слог; она не допускает стилистических и лексических отклонений. Проанализируем эти части подробнее.

Итак, челобитная «тюремного сидельца» — один письменно-речевой тип данного следственного документа:

«Ц. г. и в. к. А. М. в. Р. бьетъ челомъ х. т. изъ темницы заключенный рязанецъ Федотко Васильевъ сынъ Короваевъ. Въ прошломъ, г., во 153 г. прiехалъ я, х. т., въ Переславль Рязанскiй тебе, г., креста целовать и губные старосты Григорiй Колеминъ да Дмитрiй Смагинъ, взяли меня, х. т., отъ крестнаго целованья и посадили въ тюрьму безъ поличнаго и безъ язычной молки для своей бездельной корысти, а истца мне, х. т., и по ся места никого нетъ. Сижу напрасно, помираю нужною, голодною смертью. И въ нынешнемъ, г., во 154 г., сидечи въ тюрьме, сказалъ за собою твое государево слово, и о томъ в. Дмитрiй Овцынъ писалъ къ тебе, г., къ Москве въ Разрядъ. И супротивъ той отписки изъ Рязряду прислана твоя г. грамота, а велено меня въ твоемъ государеве слове разспросить. И я, х. т., супротивъ твоей г. грамоты разспрашиванъ; а твоего г. указу мне, х. т., нетъ, сижу внапрасне, безъ вины, помираю нужною, голодною смертью. И я, х. т., билъ челомъ тебе, г., о указе и думные, г., дьяки Иванъ Гавреневъ да Михайло Волошениновъ, дела и отписки слушавъ, сказали, что въ томъ твоемъ государеве деле я, х. т., оправдался и дела до меня нетъ: а губные старосты отказали, что до меня имъ никакого дела нетъ. Милосердый г., пожалуй меня, х. своего, заключеннаго, вели, г., мне дать свою г. грамоту изъ Разряда и вели, г., меня свободить, чтобъ || мне, х. т., сидечи въ тюрьме, съ стыда и съ голоду не помереть. Ц., г., смилуйся, пожалуй» (там же, 541–542).

Мы отмечаем в данном фрагменте типичные образцы делового трафарета челобитных, характеризующие традиционный письменный приказный обиход: бьетъ челом, х[олопъ] т[вой], сказалъ… государево слово, г[осударева] грамота, твоего г[осударева] указу.

Автор использует устойчивое выражение, применявшееся как в утилитарной словесности, так и в произведениях художественной литературы: …и по ся места (=до сих пор) никого нетъ, и закрепившееся в архаичной форме. Ср. такой фрагмент из древнерусской повести XVII в.: «Ой еси, Сухан Дамантьевичь! Ты славен в Киеве велик богатырь, а по ся мест не ведаешь, ужь тому девятой день, как перевозитца через быстрой Непр царь Азбук Товруевичь»16. В изучаемом деле указанное выражение встречается в двух видах: простом (как в примере выше по тексту) и составном: …и съ техъ де местъ онъ, Θедотка, и по ся места сидитъ и помираетъ голодомъ… (Слово и дело, 542). Последний вариант, по-видимому, был распространен реже и не отмечается в таком составе в «Словаре русского языка XI–XVII вв.».

Другой особенностью текста являются клишированные обращения, применяемые в утилитарной стилистике как схематическое средство поведенческой тактики: Милосердый г., пожалуй меня, х. своего…; …вели, г[осударь]…; Ц., г., смилуйся, пожалуй. В таких случаях употребляются формы повелителного наклонения глаголов. При обработке текста сохранена личная мотивация письма, подтвержденная использованием местоимения я.

Мы фиксируем и менее устойчивые компоненты делового орнамента, применяемые как дополнительное описательное средство. Они отражают полуофициальные тенденции в языке челобитных: для своей бездельной корысти, сижу внапрасне; помираю нужною, голодною смертью; дела до меня нетъ. Очевиден их обиходно разговорный характер.

Показательным элементом живой языковой традиции является употребление исконно русских глагольных форм в сочетаниях типа сидечи въ тюрьме.

Для челобитных характерно введение в содержательную структуру слов-титулов, обозначавших лицо и его социокультурную принадлежность. В нашем контексте это — губные старосты, думные дьяки. Документ содержит и лексические средства, имеющие юридическую семантику: поличное, язычная молка, истец, указ, а также наименования государственных учреждений (Разряд).

Таким образом, анализируемый фрагмент представляет собой определенный набор традиционных языковых средств «подьяческого наречия», подчиненных заданной деловой схеме, но и имеющих индивидуальное проявление в контексте. Несомненна некоторая профессиональная стилистическая обработка материала и унификация приемов словесного выражения. Насыщенность терминами и лексемами из области государственно-правовых отношений и судебная ориентация текста позволяют выделить в нем опорные фигуры, на основе которых формируется жанр челобитной и по образцу которых создается тип словесного полотна. Но все они функционируют в русле гражданских письменных традиций. В целом рассмотренные компоненты данного текста отражают и реальную языковую ситуацию того времени, показывая устойчивость утилитарной нормы, ее закрепленность за конкретным жанром и в то же время способность воспринимать и адаптировать деловом контексте неоднородные речевые средства. Трафаретность позволяет вмешиваться в приказную схему народно-разговорным, книжным и обиходно-деловым «ритуалам», вводимым с функциональной целью, и уживаться с ними в одном контексте.

Следующая далее вторая челобитная содержит краткий пересказ событийной линии и в текстовом отношении почти идентична первой. Она включает тот же набор речевых средств, но повествование ведется от третьего лица:

«И г. ц. и в. к. А. М. в. Р. бьетъ челомъ рязанецъ Θедотко Короваевъ, а сказал: въ прошломъ де во 153 г. прiехалъ онъ, Θедотка, изъ дер. своей въ Переславль Рязанскiй крестъ целовать г., и губные старосты Григорiй Колеминъ да Дмитрiй Смагинъ для своей корысти отъ крестнаго целованья его, Федотка, взяли, и посадили въ тюрьму; и онъ де, Федотка, не перетерпя тюремныя нужи, сказалъ за собою государево дело, и съ техъ де местъ онъ, Федотка, и по ся места сидитъ и помираетъ голодомъ, а истца де ему никого нетъ. И г. бы его, Федотка, пожаловалъ, велелъ его изъ тюрьмы свободить» (там же, 542).

Другой тип — заключительная часть следствия, представленная «пометой» государя и царской «грамотой». Она выдержана в стилистике официально-делового письма с краткими резюме и выделяется двумя показателями:

а) оборотами речи, принятыми в писцовой традиции: государь пожаловал, выпустить съ порукою;

б) устаревшими книжными формами: употребление глагольного перфекта (писалъ еси)17, указательного местоимения ся, древней формы творительного падежа мн. числа (съ иными нашими делы).

Здесь же фиксируется и такая любопытная социокультурная деталь судебного делопроизводства: «разпросныя и пыточныя речи» присылались для принятия решения в Москву, о чем на место подавалась отписка: «И намъ то ведомо».

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: контрольная работа класс, реферат синдром, quality assurance design patterns системный анализ.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7  8 | Следующая страница реферата