Claw.ru | Языкознание, филология | Русский язык в свете творческой филологии Русский язык в свете творческой филологии | Категория реферата: Языкознание, филология | Теги реферата: сочинение капитанская, ответы 4 класс | Добавил(а) на сайт: Нилин. Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата

Язык — это не инертная масса слов и правил, а энергия, "вулкан", который все время выбрасывает новые слова, выражения, смыслы, обороты речи. Бывают эпохи, когда язык находится в разгоряченном, расплавленном состоянии, это самая счастливая пора для языкотворчества. Быть может, она наступает и для России? Во всем мире быстро растут новые отрасли техники, виды работы и досуга, рыночно-товарные реальности, обеспечение которых требует не меньше лингвистических, знаковых инвестиций, чем материальных и финансовых. Одна виртуально-сетевая реальность чего стоит — а ведь по-русски она в полный голос еще не заговорила, живет обрубками, искаженными отзвуками английских слов. Никакое дело не может быть успешным, если у него нет внятных имен. "Если имена неправильны, — отвечает Учитель на вопрос Цзы-лу, — то слова не имеют под собой оснований. Если слова не имеют под собой оснований, то дела не могут осуществляться" (Конфуций).

Есть три вида деятельности в области знаков и слов: знакосочетательная, знакоописательная и знакосозидательная. Подавляющее большинство всех текстов, всего написанного и сказанного относятся к первому виду. И Пушкин, и Достоевский, и государственный деятель, и пьяный забулдыга — все они по-своему сочетают слова, хотя число этих слов и способы их сочетания в литературе, политике, просторечии весьма различны. Грамматики, словари, лингвистические исследования и учебники, где описываются слова и законы их сочетания, принадлежат уже ко второму виду знаковой деятельности, описательному; это уже не язык первого, объектного уровня, а то, что называют метаязыком, язык второго порядка.

Третий вид — самый редкий: это не употребление и не описание знаков, уже существующих в языке, а введение в него новых знаков: неология, знакотворчество, семиургия. К семиургии относятся многие элементы словаря В. Даля (по подсчету лингвистов, 14 тысяч слов, т.е. 7% состава его Словаря, образована им самим); значительная часть творчества В. Хлебникова (создавшего порядка 10 тысяч новых слов или, по крайней мере, морфемных сочетаний) и несколько меньшая — А. Белого, В. Маяковского, И. Северянина... Но вообще этот третий вид знаковой деятельности находится еще в зачаточной стадии развития.

Существует предубеждение, что творение новых знаков, новых единиц языка — это процесс коллективный, безымянный, соборный, что субъектом словотворчества может выступать только целый народ. Это мифологическое представление: ведь у народа нет одного рта, чтобы в один голос изрекать новое слово. Всегда кто-то произносит его первым, а потом оно подхватывается, распространяется — или угасает. Но в дописьменном или в информационно малоразвитом обществе, где преобладает устная коммуникация, не фиксируемая и не распространяемая в электронных сетях, нет возможности проследить индивидуальные источники словообразования. Когда-то ведь не было и индивидуального литературного творчества, песня и сказка передавались из уст в уста, а потом, с возникновением письменности, появились и индивидуальные авторы литературных произведений. Точно так же и сейчас, с переходом к электронной словесности, завершается фольклорная эпоха в жизни языка, у слов появится все больше индивидуальных авторов.

Собственно, и в прежние эпохи индивидуальное словотворчество было важным фактором обогащения не только языка, но и всей материальной и духовной культуры. М.В. Ломоносов ввел такие слова, как "маятник, насос, притяжение, созвездие, рудник, чертеж"; Н.М. Карамзин — "промышленность, влюбленность, рассеянность, трогательный, будущность, общественность, человечность, общеполезный, достижимый, усовершенствовать". От А. Шишкова пришли слова "баснословие" и "лицедей", от Ф. Достоевского — "стушеваться", от И. Тургенева — "нигилизм", от К. Брюллова — "отсебятина", от В. Хлебникова — "ладомир", от А. Крученых — "заумь", "заумный", от И. Северянина — "бездарь", от В. Набокова — "нимфетка", от А. Солженицына — "образованщина"...

Но до создания интернета трудно было проследить истоки новых слов, зафиксировать, кто их впервые стал употреблять и в каком значении. С появлением Сети это делается простым нажатием клавиши в поисковой системе. С другой стороны, интернет делает возможным и мгновенное распространение нового слова среди огромного количества читателей. Новообразование может быть подхвачено на лету, и его успешность легко проследить по растущему из года в год и даже из месяца в месяц числу употреблений. Именно прозрачность интернета в плане чтения и проницаемость в плане писания делает его идеальной средой для отслеживания и распространения новых словесных, да и графических, изобразительных знаков. Интернет делает с языком то, что когда-то письменность сделала с литературой: подрывает его фольклорные основания, переводит в область индивидуального творчества.

Можно предположить, что знакодатели со временем будут играть в обществе не меньшую роль, чем законодатели. Это два дополнительных вида деятельности, потому что закон подчиняет всех общей необходимости самоограничения, а новый знак создает для каждого новую возможность самовыражения.

Здесь я хочу сослаться на Романа Якобсона, который обнаружил удивительную общность между генетической программой развития организма и лингвистической программой развития культуры и общества: "...Сейчас на повестке дня стоит рассмотрение временн'ой, программирующей роли языка как моста, перекинутого от прошлого к будущему. Интересно, что известный русский специалист по биомеханике Н.А. Бернштейн в 1966 году в заключении к своей книге удачно сравнил "запечатленные в молекулах ДНК и РНК" коды (которые отображают "процессы предстоящего развития и роста") с "речью как психобиологической и психосоциальной структурой, обеспечивающей предварительную модель будущего". [12]

Будущee может описываться в самых разных жанрах: гадание, пророчество, апокалипсис, утопия или антиутопия, политический или эстетический манифест, научная гипотеза, научно-фантастический роман или фильм... Но самый экономный, так сказать, минимальный жанр описания будущего — это новое слово, неологизм. Оно не только описывает возможное будущее, но создает саму эту возможность, поскольку расширяет сферу смыслов, действующих в языке. А что на языке, то и в уме; что на уме, то и в деле. По мысли В. Хлебникова, "слово управляет мозгом, мозг — руками, руки — царствами". Одно-единственное слово — это зародыш новых теорий и практик, как в одном семени заложены мириады будущих растений.

4. От идеологии — к творческой филологии

...Живая образная речь, которую мы слышим, зажигает наше воображение огнем новых творчеств, то есть новых словообразований... ...То единственное, на что обязывает нас наша жизненность, — это творчество слов... Цель поэзии — творчество языка; язык же есть само творчество жизненных отношений. ...Первый опыт, вызванный словом, есть вызывание, заклятие словом никогда не бывшего феномена; слово рождает действие... Андрей Белый [13]

Знакотворчество и словотворчество — это не просто создание новых знаков и слов. С каждым новым словом появляется и новый смысл, и возможность нового понимания и действия. Мы чувствуем и действуем по значению слов. Мы спрашиваем себя: "Любовь это или не любовь? А может быть, то, что мы испытываем, точнее назвать жалостью, или дружбой, или вожделением, или уважением, или благодарностью?" — и выбрав точное слово для своих чувств, мы и действуем в соответствии с этим словом: женимся или разводимся, встречаемся или расстаемся, объясняемся в любви или в нелюбви. В греческом языке было около десятка слов, обозначавших разные типы и оттенки любви, некоторыми мы пользуемся и поныне ("эрос", "мания", "филия", "агапэ"). А в русском (да и во многих других европейских языках) — на все только "любовь": и к родине, и к мороженому, и к женщине... С новыми образованиями от того же корня, преломляющими его через смысловую призму иных суффиксов: "любь" и "любля", "равнолюбие" и "недолюбок", "слюбка" и "залюбь" — появляется не только новый слой значений в языке, но и новый оттенок в спектре чувств, действий, намерений...

Вспомним, какое колоссальное воздействие оказал советский идеологический язык на жизнь нашего общества и всего мира. Казалось бы, всего-навсего пустые сотрясения воздуха, но по ним строились гиганты социндустрии, коммунальные хозяйства и квартиры, система сыска и наказания, пятилетние планы, будни и праздники, трудовая дисциплина, нравы партийной и производственной среды... Излишне говорить о роли слов в ту эпоху — но ведь это было не завышением роли слова, а скорее, занижением самих слов, которые сводились к заклинаниям-идеологемам, с убитым корнем и смыслом, который не подлежал пониманию и обсуждению, а только исполнению. В постсоветском обществе на место идеологем должно прийти вольное корнесловие, которое может предоставить простор для смыслополагания в действиях. Культура отчаянно нуждается в словах с ясными корнями и множественными производными, чтобы она могла понимать себя — и в то же время усложняться, утончаться, ветвить свои смыслы от живых корней во всех направлениях. XXI век этой своей потребностью словотворчества перекликается с авангардом начала XX века, с А. Белым и В. Хлебниковым.

Если теоретическое языкознание можно уподобить ботанике, изучающей жизнь растений, то практическую лингвистику, языководство уместно сравнить с лесоводством и садоводством, возделкой языковой почвы и выращиванием новых древесных пород. В сущности, языкотворчество, творческая филология — это единственная идеология нашего времени, которая обеспечивает смысл существованию народа и взаимосвязь прошлого и будущего. Язык — единственное, что питает сознание всеобщими смыслами и делает сограждан понятными друг другу. Не то, что говорится на этом языке, но сам язык. Не тексты и даже не предложения, а слова и морфемы. Вечные, непревзойденные "мир", "дар", "кровь", "люб-", "ход-", "на-", "по-", "и", "-ств", "-овь", "-ение"... Уже на предложениях мы расходимся, a на уровне текстов начинаются непонимание, подозрение, общественные битвы.

Вряд ли какая-нибудь политическая, или философская, или религиозная идеология может в наши дни объединить общество. Где выдвигается объединительная "национальная" идея, т. е. оценочное суждение с притязанием на всеобщность, там начинается раскол нации. Смыслообразующее единство народа дано не в идее, а в языке, и то лишь при условии, что этот язык развивается, что крона его не редеет и корни его не гниют. Лексикология есть не только дисциплина изучения и описания словарного состава языка, но и научная основа его пополнения и обновления, творческого словообразования, которое расширяет первичную область смыслов, доступных данной культуре и всем ее носителям. Филология не просто любит и изучает слова, но и извлекает из них возможность для новой мысли и дела; расширяя языковой запас культуры, меняет ее генофонд, манеру мыслить и действовать.

В культуре, где почитается Логос, Слово, Которое было в начале всех вещей, должно быть и внимание к Неологизму, ожидание нового слова, которое молча пребывает в недрах языка, — и вдруг, неслыханное, рождается на свет. В этой связи — пожелание всем филологам, писателям, ораторам, лекторам, журналистам... Все мы пользуемся сокровищницей языка, черпаем оттуда пригоршнями слова и речения и превращаем их в средства собственного существования: языковые знаки — в денежные. Все мы — пожизненные иждивенцы языка, но хотя бы частично можем и отработать свой долг, пополняя его новыми словами. Нет у языка налогового ведомства, которое обязало бы нас с каждой тысячи или с десятка тысяч использованных слов внести хотя бы одно собственное слово в общий запас. Но пусть это будет делом профессиональной чести.

5. Словарь творческого развития русского языка

Далее мне хотелось бы поделиться с читателями своим проектом творческого развития русского языка. Это проект авторский — и одновременно предполагающий самое широкое участие читателей как потенциальных авторов новых слов и понятий. Уже шестой год, с апреля 2000 года, я веду сетевой проект под названием "Дар слова. Проективный словарь русского языка". [14] Каждую неделю, по понедельникам, подписчики (их сейчас две тысячи семьсот) получают очередной выпуск Словаря в виде электронной рассылки. В каждом выпуске — несколько новых слов с определениями, мотивировкой их введения в язык, микротекстами — примерами использования. Читателю предлагаются слова, термины, понятия, которые могут войти во всеобщее употребление и стать знаками новых идей, научных теорий, художественных движений, стилей жизни и мышления... А могут и не войти. От самих читателей зависит, насколько "входчивыми" окажутся эти слова и насколько "сбывчивыми" те образы и идеи, которые они приносят с собой. Языку ничего нельзя навязать, но можно нечто предложить — в надежде, что не все будет отвергнуто. Наряду с авторскими выпусками выходят и гостевые, где предлагаются слова, созданные читателями-подписчиками, а также обсуждаются пути обновления лексики и грамматики русского языка, развитие корневой системы, расширение моделей словообразования.

"Дар слова" — это словарь лексических и концептуальных возможностей русского языка, перспектив его развития в XXI веке. Поскольку проективный словарь — жанр необычный, по крайней мере в русской словесности (но не только в ней), хочу кратко пояснить его цели. У каждого предлагаемого слова есть по крайней мере три задачи, условно говоря, (1) минимум, (2) медиум и (3) максимум:

Указать на некоторое насущное понятие или явление, еще лексически не обозначенное в языке. Это задача аналитическая: выявление лакун, смысловых пустот и попытка их заполнения.

Предложить такое слово, которое могло бы восприниматься как самостоятельное произведение в крошечном жанре однословия: чтобы у слова была своя интрига, свой лексический и/или грамматический сюжет, смысловой поворот, выразительность, ловкость, неожиданный и вместе с тем обоснованный подбор составляющих элементов (морфем), и т. д. [15] Важна и точность в определении значения, в частности, размежевание синонимов, а также убедительность, разнообразие, стилевая пластичность речевых примеров. Речевой пример — это тоже самостоятельный словесный жанр, причем наиважнейший, хотя и совершенно не изученный ни в литературоведении, ни в лингвистике. Не по романам и повестям, не по одам и элегиям, но именно по речевым примерам, приводимым в школьных учебниках на то или иное правило, мы осваиваем письменный язык, его словопроизводительные и словосочетательные модели, которые потом откладываются в памяти на всю жизнь и регулируют нашу речевую деятельность. Это задача эстетическая: создать слово и речевые примеры, которые отвечали бы критериям самостоятельного произведения в данных мини-жанрах словесности.

Наконец, наивысшая и почти невыполнимая коммуникативная задача, точнее, надежда: создать такое слово, которое могло бы с пользой применяться другими говорящими и пищущими, а в конечном счете — войти в язык, вплоть до забвения авторства, растворения в реках народной речи.

Я надеюсь, что слова, входящие в проективный словарь, выполняют первую задачу и хотя бы отчасти вторую. А третья надежда остается почти несбыточной, и остается лишь повторять за Ф. Тютчевым:

Нам не дано предугадать,

Как наше слово отзовется,

И нам сочувствие дается,

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: инвестиции реферат, форма реферата, конспект урока по русскому языку.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6 | Следующая страница реферата