Топонимия Урала как памятник языка и истории

А. К. Матвеев

Человечество в своем большинстве воспринимает язык как данность, как то, что не требует осмысления и бережного отношения, однако язык не только орудие общения. Язык - бесценный памятник истории и культуры народа. Но языковые факты легко тонут в реке забвения. История языков - это непрерывные и невосстановимые утраты.

Уральский регион с его бурной историей и демографическими потрясениями - не исключение. Сто лет тому назад венгерский языковед Б. Мункачи и финский лингвист А. Каннисто еще записывали мансийскую речь в населенных пунктах по рекам Пелым и Тавда, т. е. на территории северо-востока Свердловской области. Автору довелось говорить уже с последним носителем пелымского диалекта - Денисом Мульминым, типичным манси по облику, который, однако, помнил только несколько слов родного языка. Чуть позднее были зафиксированы и последние речения тавдинских манси. Сходные процессы происходят и среди русского населения. Под мощным давлением литературного языка и просторечия исчезают русские народные говоры, хранители бесценной информации о старинном русском быте, культуре, менталитете.

Можно по-разному относиться к этим процессам и их историческому смыслу, но в любом случае исчезновение языка или диалекта и соответственно определенного этноса всегда трагично. Перед учеными же встает сакраментальный вопрос: все ли было сделано для того, чтобы умирающий язык засвидетельствовать и сохранить его как памятник языка и истории, по информативной значимости не менее ценный, чем сокровища материальной культуры.

Топонимы - географические названия - тоже факты языка, нередко исчезающие целыми пластами на наших глазах. Но иногда у них бывает более счастливая судьба, чем у других слов. Это связано с тем, что топонимия в силу своей множественности, формульности, жесткой прикрепленности к месту, а также способности одновременно обслуживать разные этносы может сохраняться в течение веков и даже тысячелетий. В ней живут новой жизнью как слова древних языков, иногда единственные свидетельства о давно исчезнувших народах, так и архаические речения родного языка, содержащие в себе ценную информацию о самом языке, об истории народа и его культуре.

Топонимия Урала давно привлекла внимание ученых. Еще в ХVIII в. В. Н. Татищев и П. С. Паллас пытались проникнуть в тайны происхождения названий нашего края, иногда с успехом, иногда наивно и беспомощно. Так или иначе, проблема была поставлена, однако понадобилось два столетия, чтобы появились первые уральские топонимические словари1 . С чем связана такая задержка? Во-первых, с объемом материала (в нашей области несколько сот тысяч топонимов, на всем Урале - их миллионы), во-вторых, с его крайней пестротой, обусловленной многоязычностью населения как в настоящем, так и в прошлом. Но самое главное, надо было знать не отдельные факты, а такое их множество, которое позволило бы обнаружить определенную систему. Необходимо было собрать материал как у населения, так и в письменных источниках. Для реализации этой цели сорок лет назад начала работать топонимическая экспедиция Уральского университета. Территория, охваченная ее деятельностью, огромна: Урал, Русский Север, Западная Сибирь.

Если не касаться географических названий Крайнего Севера, имеющих свою специфику, топонимическое районирование Урала в основном совпадает с его традиционным членением на Северный, Средний и Южный.

На западном склоне Северного Урала господствует топонимия коми, на восточном преобладают мансийские географические названия. Топонимистам университета удалось осуществить ряд удачных экспедиций в эти труднодоступные районы, собрать там обширный материал и исследовать структуру и значение местных топонимов. Значительная часть их была включена в первый в нашей стране оронимический словарь, т.е. словарь названий гор и хребтов2 .

В процессе этой работы были установлены существенные отличия между коми и мансийской топонимией. Коми приняли христианство в XIV в., их топонимия прошла через многолетний религиозно-культурный и языковой фильтр, утратив в основном языческие черты и древнюю образность. Напротив, манси стали христианами сравнительно недавно (XVIII в.), в глубине души оставаясь язычниками. Отсюда удивительная яркость и образность мансийских топонимов, которые содержат ценные сведения о мансийской религии, мифологии и истории.

Так, в топонимии самых разных народов мира горы получают названия со значением "Старый человек". Признак старости, древности, вечности гор по сравнению с человеком - семантическая универсалия, которая представлена и в мансийской топонимии, но у манси она имеет два способа реализации.

В первом случае семантическая модель "Старый человек" претерпевает значительную метаморфозу. Уральский хребет делится на своего рода округа. В каждом таком округе возвышается свой Нёр-Ойка , т.е. "Старик Урал" или "Хозяин Урала", который должен стеречь Уральский хребет и помогать манси. Разумеется, ему надо приносить жертвы. При этом один из этих каменных богов - в вершине Северной Сосьвы - был главным, ему подчинялись остальные.

В другом варианте древность гор подчеркивается сравнением с событиями времен всемирного потопа. При этом выясняется, что горы старее, поскольку высокие вершины, по поверьям, оставались сухими, и там спасались люди и животные. На горе Холат-Сяхыл ("Гора мертвецов") во время потопа искали убежище девять манси, но они умерли от голода, откуда и название.

В мансийских топонимах такого рода и связанных с ними легендах и обычаях в синкретическом единстве выступают язык, фольклор, мифология и религия. Но из топонимии манси можно извлечь и достаточно достоверные историко-лингвистические сведения.

В настоящее время манси - оленеводы, которые пасут свои стада на горных пастбищах. Понятно, что каждая гора, перевал, скала получили у них свое особое обозначение. Но что поразительно: главный хозяйственный персонаж - олень - почти не упоминается в топонимии, зато неоднократно отмечены названия типа Лув-Нёр "Конь-Камень" и другие подобные оронимы. Эти наименования связаны с характерным для манси культом коня, который отражает их былой коневодческий быт, а в прошлом находил также выражение в жертвоприношении белой или пегой лошади, подробно описанном в дореволюционных источниках по этнографии. Отсюда вывод, что манси, как и их ближайшие сородичи венгры, когда-то жили южнее и занимались коневодством, но затем под давлением более мощных кочевых племен отошли на север и в конце концов стали оленеводами. Другой небезынтересный момент: многие названия рек Северного Урала (Вишера, Лозьва и др.), а иногда и гор не имеют мансийских этимологий. Они явно принадлежат какому-то более древнему населению, может быть, родичам современных ненцев, живущих в полярных тундрах. Это также свидетельствует о том, что манси не являются аборигенами, а пришли на Северный Урал из других мест.

На Южном Урале видим совсем другую картину. Здесь господствует тюркская (башкирская и татарская) топонимия, которая образует верхний слой названий. Топонимия Южного Урала, естественно, привлекает прежде всего башкирских ученых, и они сделали немало в области изучения структуры и семантики тюркских географических названий, но и здесь наши экспедиции, собирали материал для оронимического и других словарей. Сама по себе тюркская топонимия изучена уже достаточно хорошо. Проблему создают довольно многочисленные дотюркские названия, подступы к "расшифровке" которых серьезно затрудняются их переработкой в тюркской среде. А между тем интерпретация дотюркских названий может иметь радикальные последствия для реконструкции лингвоэтнической карты Южного Урала в древности. В свое время мы активно участвовали в разработке и обсуждении двух труднейших вопросов, связанных с происхождением субстратной топонимии Южного Урала, а именно с поиском древневенгерских и иранских топонимических реликтов в этих местах. Был предложен ряд этимологий субстратных топонимов, но в целом проблема оказалась очень сложной и "прорывных" исследований в этой области пока нет. Однако фактов довольно много, и надо надеяться, что рано или поздно ключ к ним будет подобран.

Весомее результаты изучения топонимии Среднего Урала, для которой характерен верхний русскоязычный слой и довольно многочисленный, но очень пестрый и неравномерно распределенный по территории дорусский субстрат.

Средний Урал, где горы очень низкие, а перевалы иногда, например, близ Екатеринбурга, вообще незаметны, не представлял собой какого-либо препятствия для кочевников. Он был в древности и в Средние века настоящим проходным двором. По этой причине в некоторых местах, особенно в средней части Зауралья между Турой и Исетью, уцелели буквально "обломки" былых топонимических систем. Топонимия здесь исключительно трудна для исследования. Чем севернее, тем она однороднее и прозрачнее, поскольку обрусение здесь произошло недавно.

Недавно был опубликован первый топонимический словарь Свердловской области3 . Экспедиции в Гаринском и Таборинском районах в полном смысле слова спасли топонимию пелымского и тавдинского диалектов мансийского языка. Здесь был записан "свежий" субстрат: местные манси уже забыли свой язык, но родную топонимию еще хорошо знали. Этот материал был впоследствии квалифицированно обработан Г. В. Глинских и сохранен для будущего4 . О. В. Смирнов, работая в архивах, выявил интересные факты топонимии давно вымерших диалектов мансийского языка - южнососьвинского, верхотурского, чусовского5 . Е. Э. Иванова подробно описала топонимию среднего течения реки Чусовой6 .

Из других результатов надо особо выделить следующие.

Получены доказательства того, что в северной части Среднего Урала манси пришдли на смену древнему хантыйскому населению. Название самого большого озера нашей области - Индра - в Тавдинским районе и таких рек, как Ляля и Оус убедительно объясняются из хантыйского языка. Более того, есть основание думать, что древнее обско-угорское население, возможно, типа хантов, некогда (до тюрков) обитало и далее к югу - между Турой и Пышмой. Во всяком случае, такие названия, как Нейва, Пышма, Тагил и некоторые другие лучше всего объясняются тоже из хантыйского языка.

Выявлен мощный клин коми названий, идущий от Уральского хребта на восток. Его основание - условная линия, которая соединяет истоки Южной Сосьвы и Нейвы, а острие направлено к месту слияния Ницы с Турой. Эти названия (Косьва, Лобва, Сосьва, Ясьва и т.п.) распространены в основном на той же территории, что и русские топонимы, образованные от названия народа зыряне, как русские раньше именовали коми (Зырянка, Зырянский и т.п.). Первоначально считалось, что как те, так и другие, начиная со времен Ермака, распространялись коми-зырянскими проводниками русских войнов, но, вероятнее, этот примечательный клин образовался в результате переселения различных групп коми вместе с русскими в период освоения Урала.

Вместе в тем оказалось, что некоторые названия, образованные от этнонима зырянин (от финского syrjäinen - 'крайний'), могут быть связаны не с коми, а с другим народом, жившим по реке Устья в бассейне Северной Двины - загадочной зырью, имя которой было перенесено в XVI - XVII вв. на северных коми (пермяков или пермян русских летописей). Кем были эти двинские зыряне, окончательно пока не установлено, возможно, родичами волжских мерян или какой-то ветвью Чуди Заволочской. Так или иначе, но со временем они были захвачены русским переселенческим движением, оказались в Зауралье и обрусели. Поэтому и в наши дни на Русском Севере реку называют Устья, жителей ныне русских деревень на берегах - зырь, глухой заболоченный лес - лагмас, а в Пышминском районе Свердловской области деревня именуется Устьянка , другая - Зыряны, есть и урочище Лагмас, хотя никто уже не знает, что обозначает это слово.

Отсюда следует, что переселенческий поток XVII - XVIII вв. захватил не только русских, но и некоторые финно-угорские народы, которые находились на том или ином этапе обрусения. Это позволяет понять, каким образом среди чисто русских названий населенных пунктов вроде Ивановка или Липовка появились наименования типа Карелы или Черемисское.

В настоящее время можно довольно точно обозначить ареал тюркской субстратной топонимии на территории Среднего Урала, прежде всего татарской, северная граница распространения которой идет примерно от Шамар к Нижнему Тагилу, затем к Кушве, Верхотурью и далее по Туре, т.е. она кое-где пересекается с южной границей прежнего мансийского ареала. Тюркских названий много и в окрестностях Екатеринбурга (Шарташ, Билимбай и т.п.). Но далеко не все из них являются собственно татарскими. На востоке Свердловской области безусловно преобладает западносибирско-татарская топонимия с ее характерным цоканьем (старинное название села Чубаровского в Ирбитском районе было Цубартура при казанско-татарском Чубартура - "Пестрый город"). На юге области и в окрестностях Екатеринбурга заметное место принадлежит башкирским названиям, которые, однако, нелегко отличать от татарских. Наконец, в Предуралье обнаружены следы пребывания волжских болгар - энергичных предпринимателей и торговцев своего времени, государство которых было уничтожено монголами в XIII в. Волжские болгары - особая ветвь тюрков, их родичами считаются современные чуваши. Показательно, в частности, гнездо речных названий в бассейне Бисерти к западу от Дружинино - Барышан, Киргишан, Чикишан, в повторяющейся части которых опознается чувашское caнă - 'рукав', волжско-болгарское шан - 'рукав', 'проток', 'приток'.