Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата

Несмотря на то, что в криминалистику указанный принцип вводится впервые, мысль о планировании расследования как целенаправленной деятельности, конечно же, не нова.[ 8] Сравнивая содержание данного принципа в криминалистике с тем, как он представлен в экономике и психологии, надо обратить внимание на его специфику, обусловленную природой расследования, публичным характером этой деятельности. Особенность состоит в том, что, например, в отличие от экономики, где субъект волен в выборе целей, основные цели расследования в нормативном виде всегда задаются извне: законодателем, обобщенной судебной и следственной практикой. Так, одной из них является выяснение обстоятельств, подлежащих доказыванию, которые в основном определяются уголовным и уголовно-процессуальным законами и в какой-то части руководящими документами Верховного Суда РФ, а также криминалистическими рекомендациями.

6. Изучение следственной деятельности позволяет утверждать, что в ходе расследования нельзя создать такой план, который оставался бы неизменным в процессе всей работы по уголовному делу. Это обусловлено спецификой данной деятельности: по мере установления ранее неизвестных фактов следственная ситуация объективно меняется и следователь попросту не может не реагировать на данные изменения. С учетом новой информации и противодействия заинтересованных лиц ему приходится вносить поправки, уточнять, дополнять первоначальный план, исключать из него ненужное. Таким образом, необходимость своевременной корректировки плана расследования — также одна из закономерностей планирования.

В криминалистике, не только отечественной, но и зарубежной,[ 9] эта закономерность нашла отражение в виде принципа динамичности. Впервые он был введен в научный оборот П. И. Тарасовым-Родионовым в 1948 г.[ 10] Однако лежащая в его основе закономерность, безусловно, была подмечена еще задолго до него, в XIX в., в частности Бауером и Гроссом.

В отечественной криминалистике право на существование названного принципа никто не оспаривает. Правда, иногда смешивают динамичность планирования с динамичностью плана и говорят почему-то о необходимости внесения изменений и корректив в первоначальный план, как будто все последующие планы не требуют этого же.[ 11] Что касается содержания указанного принципа, то особых споров на этот счет в литературе также не отмечено. Если просуммировать все, что обычно говорят по данному поводу, то вырисовывается следующая картина: планирование расследования в соответствии с принципом динамичности должно быть гибким (подвижным), непрерывным (постоянным) и своевременным (максимально оперативным).

Гибкость, или подвижность, предполагает, что следователь не может быть связан теми направлениями расследования, которые он запланировал ранее, исходя из имевшихся у него данных. При необходимости он обязан изменить их. Обычно данное положение принимается всеми криминалистами и не вызывает ни вопросов, ни возражений. В то же время такое толкование нельзя назвать исчерпывающим. На эту мысль наводят рассуждения А. Р. Ратинова, который хотя и относил требования (по сути — принципы) гибкости и подвижности не к планированию, а плану расследования, но все-таки полагал, что последний может отвечать названным условиям, если он обеспечивается достаточным количеством заранее продуманных вариантов поведения в зависимости от того или иного оборота дела.[ 12]

Развивая данную мысль А. Р. Ратинова уже применительно к планированию, отметим, что гибкость означает для следователя еще и обязанность рефлексировать (рассуждать) за других участников уголовного процесса, прогнозировать возможные изменения следственной ситуации и заранее предусмотреть в плане различные варианты действий в новых условиях. Это касается как планирования в целом по делу, так и планирования отдельных следственных действий и организационных мероприятий.

Укажем на отсутствие определенности в отношении других составляющих принципа динамичности. Так, нет ясности в том, что же стоит за требованием вести планирование непрерывно, возможно ли такое на практике и есть ли в этом реальная потребность. Нет единого понимания того, когда должна производиться корректировка плана, чтобы ее можно было назвать своевременной. Непонятно, требуется для этого пройти все этапы планирования или достаточно каких-то отдельных из них.

Если понимать положение о постоянном планировании буквально, то здравый смысл подсказывает, что таковое невозможно. Следователь не может заниматься только планированием. Ему нужно еще и реализовывать план, а также работать и по другим делам, находящимся у него в производстве. Поэтому указание на непрерывность планирования надо понимать лишь как попытку подчеркнуть повторяющийся характер этого мыслительного процесса.

Данное положение представляет правильным применительно и к общему планированию по делу, и к планированию непосредственно в ходе следственных действий, хотя в силу относительной сжатости последних во времени (по сравнению с расследованием по всему делу) есть соблазн считать, что при их проведении следователь осуществляет планирование постоянно. Основанием для подобных заявлений, по всей видимости, является то, что планирование есть мыслительный процесс, который не прекращается на протяжении всего следственного действия. Однако между планированием и указанным процессом нельзя поставить знак тождества. Первое лишь часть второго, причем такая, которая направлена в будущее, неоднократно повторяется в зависимости от развития следственной ситуации и имеет целью скорректировать задачи и предстоящие действия.

Что касается третьей составляющей принципа динамичности планирования (своевременности, или максимальной оперативности), то единой точки зрения по данному вопросу нет ни среди теоретиков, ни среди практиков. При обобщении следственного опыта были описаны случаи, когда план корректировался ежедневно[ 13] или почти ежедневно,[ 14] 4 еженедельно[ 15] или смешанным образом: «календарные», «промежуточные» и «планы работы по общим версиям» уточнялись еженедельно, а планы работы каждого следователя — ежедневно.[ 16] Иначе говоря, за основу попросту брался временной период (день и/или неделя), по истечении которого оценивалась новая информация и в план вносились соответствующие коррективы. С точки зрения координации работы членов следственных групп и контроля за процессом расследования в целом подобный подход, видимо, давал свои результаты. В то же время с позиций криминалистической тактики его вряд ли можно назвать правильным, поскольку по ходу расследования могли возникать ситуации, требующие неотложного реагирования, как в течение одного дня, так и в течение недели.

В криминалистической литературе вопрос о своевременности планирования нередко вообще обходят стороной или говорят о нем применительно к первоначальному этапу расследования.[ 17] Как правило, констатируется лишь то, что корректировка планов должна проводиться максимально оперативно, без указания каких-либо сроков.

Некоторые авторы отстаивают мнение о необходимости ежедневного планирования. Так, А. Р. Ратинов писал, что следователь строит, уточняет, дополняет и изменяет свои планы постоянно и ежедневно, а не только когда составляет письменный план.[ 18] При всей спорности тезиса о постоянном и ежедневном планировании в сказанном содержится рациональное зерно, поскольку специально подчеркивается, что планирование (как мыслительный процесс) может происходить в любой момент работы по уголовному делу, а не только при составлении плана расследования.

Существует точка зрения, что реальность и правильность плана должны проверяться после каждого действия, вносящего сколько-нибудь существенные изменения в ход следствия.[ 19] Иногда эта мысль уточняется. Так, С. А. Голунский в числе обязательных условий правильного планирования называл сопоставление с ранее составленным планом не только результатов каждого следственного действия, но и каждого нового факта, о котором стало известно в ходе расследования.[ 20] Последнее уточнение является очень важным, поскольку выводит на понимание того, что корректировка плана может производиться и непосредственно в процессе следственного действия, когда появляются чрезвычайно важные сведения, которые заставляют следователя немедленно реагировать на изменение следственной ситуации.

В связи с этим наиболее правильным представляется мнение Л. А. Сергеева, который считал, что коррективы должны вноситься в план по мере получения новой информации и изменения обстановки.[ 21] С учетом двух небольших замечаний предлагаемый подход можно назвать наиболее обоснованным, поскольку именно он позволяет максимально оперативно реагировать на изменения ситуации. Первое состоит в том, что новый цикл планирования должен начинаться незамедлительно, при первой же возможности, поскольку проволочки грозят обернуться утратой информации в будущем. Второе же сводится к тому, что нужно вести речь не столько о корректировке плана как результата планирования, сколько об учете новой информации в очередном цикле планирования, так как только это в конечном счете и позволяет изменить, уточнить или дополнить план расследования.

Последнее соображение крайне важно для ответа на вопрос: требуется ли при корректировке плана пройти все этапы планирования, нельзя ли внести изменения, дополнения или уточнения в план расследования механически, без осмысления? Отражение процесса планирования в сознании показывает, что механическая корректировка плана попросту невозможна. Внесению в план любых поправок всегда предшествует мыслительная работа по уяснению следственной ситуации, постановке дополнительных, уточненных или измененных задач, определению соответствующих следственных действий, очередности их проведения и т. д. При этом последовательное прохождение всех этапов планирования всегда делает план более продуманным и эффективным.

Все сказанное позволяет уточнить содержание уже известного криминалистам принципа динамичности. Согласно ему следователь с целью внесения дополнений, изменений или уточнений в план расследования или отдельного следственного действия обязан по мере получения новой информации незамедлительно повторить весь цикл планирования, предусмотреть в плане возможные изменения следственной ситуации и различные варианты действий в сложившихся условиях, учесть необходимые организационные мероприятия. При этом указанные циклы должны повторяться до тех пор, пока не будут установлены все обстоятельства, подлежащие доказыванию, и решены все иные задачи расследования.

7. Каждое преступление, будучи неповторимым по своей сути, всегда отражается в сознании следователя в виде уникальной информации, которая во многом обусловливает выбор или уникальную комбинацию методологических средств, в том числе научных подходов и методов познания.

Таким образом, планирование расследования любого уголовного дела всегда уникально в своей основе, и в этом проявляется одна из закономерностей данного мыслительного процесса, которая может быть сформулирована в виде принципа.

Впервые в отечественной криминалистике о данном принципе заговорили в 1940-е годы, и это поначалу было не более чем реакцией на попытки схематизировать расследование, разработать такой общий план, с помощью которого можно было бы раскрыть любое преступление. Высказанное Б. М. Шавером утверждение о том, что «методы и способы расследования каждого дела индивидуальны, отсюда и план расследования каждого дела должен быть индивидуальным»,[ 22] можно считать предтечей, но с известными оговорками. Во-первых, Б. М. Шавер о самих принципах планирования в 1940 г. ничего не писал, хотя от сказанного им до них, что называется, «рукой подать». Во-вторых, он вел речь все-таки не о планировании, а о свойстве плана. В-третьих, размышляя о том, каким должен быть план, он использовал термин не «уникальный», а «индивидуальный», допустив тем самым ошибку в выборе слова и во многом предопределив введение впоследствии в научный оборот термина «индивидуальность планирования».

В 1948 г. П. И. Тарасов-Родионов первый заговорил о принципах планирования и в их числе назвал принцип индивидуальности.[ 23] При этом он сделал акцент не только на том, что не может быть единой типовой схемы, пригодной для планирования расследования всех преступлений, но и на том, что при планировании должны учитываться все особенности конкретного уголовного дела.[ 24] С этого времени данный принцип прочно занял свое место практически во всех отечественных учебниках криминалистики и монографиях, посвященных проблемам планирования.

В наши дни под ним нередко понимают: обязательность учета неповторимых особенностей и специфических ситуаций, характерных для конкретного уголовного дела; необходимость творческого подхода к планированию; недопустимость формализма, упрощенчества, стереотипов и шаблонов.[ 25] Нетрудно заметить, что в таком виде указанный принцип в большей степени напоминает общие пожелания и не содержит конкретного нормативного начала, несмотря на используемую лексику долженствования.

Ряд авторов, в том числе А. Р. Ратинов,[ 26] И. М. Лузгин,[ 27] при изложении названной темы подчас вообще производят подмену понятий: под видом индивидуальности планирования речь ведется об индивидуальности плана. Некоторые при этом акцентируют необходимость учета человеческого фактора — личности следователя. Так, по мнению Н. П. Яблокова, индивидуальность планирования предполагает проявление в плане личностных черт следователя, его профессионального опыта и знаний в конкретной ситуации.[ 28] Конечно, было бы ошибкой отрицать то, что в плане отражаются свойства личности следователя. Однако приведенные правильные утверждения вряд ли можно отнести к содержанию рассматриваемого принципа.

Бурное развитие методики расследования преступлений в 1960–80-е годы, в частности типичных версий,[ 29] программ и алгоритмов, заставило вернуться на новом витке развития криминалистики к проблеме соотношения типичного и индивидуального при планировании. Мнения ученых по указанному вопросу разделились. Большинство склоняется к тому, что использование типовых планов (программ) расследования по делам определенных категорий при наличии аналогичных следственных ситуаций допустимо и полностью себя оправдывает.[ 30] При этом редко кто пытается конкретно объяснить, как же должно разрешаться противоречие между типичностью и индивидуальностью планирования. И. М. Лузгин, например, вообще подходит к данной проблеме с философских позиций, полагая, что типизация некоторых элементов планирования не только не противоречит принципу индивидуальности, но и, наоборот, находится с ним в диалектическом единстве.[ 31] По мнению А. Г. Филиппова, «любой план, построенный на основе типовой программы, наполняется конкретным содержанием, исходя из особенностей расследуемого дела».[ 32]

Сторонники другой точки зрения продолжают утверждать, что даже однородные преступления отличаются друг от друга в существенных деталях, влияющих на ход следствия, и поэтому говорить об однотипности планирования по делам одной и той же категории можно только применительно к начальной стадии расследования. Дальнейший его ход, по их мнению, всегда индивидуален.[ 33]

Критический взгляд на данные высказывания свидетельствует об их недостаточной аргументации и позволяет утверждать, что ряд важнейших для планирования методологических вопросов до сих пор остается без ответа. В частности, практически ни один из ученых четко не сказал, в какой мере при планировании расследования уголовного дела допустимо использование типовых программ и алгоритмов. Кроме того, рассуждения о соотношении индивидуального и типичного вряд ли можно отнести к содержанию названного принципа, поскольку они не несут в себе нормативного начала. Вопрос о таковом содержании все еще остается открытым. Представляется, что для ответа нужно в первую очередь уточнить используемую терминологию, а затем рассмотреть проблему не только через связку «типичное — индивидуальное», но главным образом через анализ самого планирования.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: жизнь реферат, новшество, рефераты.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3  4  5  6  7 | Следующая страница реферата