Боярская дума

Во главе управления Московским государством стояла Боярская Дума – совет знатных и родовитых людей, близких к царю по заслугам и родству. Здесь вершились все государственные дела, и, не «поговорив с боярами», московский государь обыкновенно не предпринимал ничего важного. По статье 98 Судебника 1550 года «дела государевы новые, в сем Судебнике не писанные», должны были вершиться «с государева доклада и со всех бояр приговора» и только тогда получали силу закона. Боярская Дума не есть историческое название верховного правительственного учреждения Московского Государства; памятники XVI и XVII вв. редко называют ее Думой просто, а чаще выражаются описательно: «и бояре, и окольничие, и думные люди», «все бояре», «царь и бояре»; люди же книжные называли Думу «синклит» или «палата».

Первые русские князья во всех делах советовались со своими старшими дружинниками. Святослав не принимал христианства, зная, что дружина его не расположена к новой вере. Владимир Святой не делал ничего важного, не посоветовавшись с дружиной своей и «старцами градскими», т.е. с наиболее значительными по своему происхождению и богатству горожанами. Владимир Мономах, собираясь в поход на половцев, держал о том совет со своей дружиной и дружиной Святополка.

Московские князья удельного времени дружно работали над собиранием Русской земли об руку со своими советниками и помощниками — боярами. Дядя Донского, великий князь Семен, в своей «душевной грамоте», т.е. в духовном завещании, так писал, обращаясь к своим наследникам: «Слушали бы вы отца вашего владыки Алексия, так же старых бояр, кто хотел отцу нашему добра в нас». Великий князь Димитрий Донской, давая наставления детям своим, говорил им так: «Бояр своих любите, честь им достойную воздавайте против служений их, без воли их ничто не творите, приветливы будьте ко всем слугам своим». Обращаясь к самим боярам, великий князь напоминал им: «Вы звались у меня не боярами, а князьями земли моей».

Бояре удельных времен были вольные слуги, служившие князю по вольному уговору с ним. Боярином называли тогда состоятельного человека, крупного землевладельца, из рода в род служившего у того или иного удельного князя и занимавшего на этой службе высшие должности. В XIV веке боярство становится чином, который жалуется от князя его ближайшим советникам. Чтобы иметь право участвовать в Думе удельного князя, надо быть боярином. В 1332 году великий князь Иван Калита «дал боярство на Москве» киевскому выходцу Родиону Нестеровичу. В удельные же времена встречаются упоминания и о существовании второго думного чина Московского государства — окольничества. Окольничий принадлежал всегда к числу бояр введенных. Это был ближайший к князю человек его свиты, находившийся постоянно при князе, около него.

Недовольный князем, которому служил, боярин удельных времен всегда мог уйти от него к другому князю, и это не считалось ни изменой, ни зазорным делом; мало того, «отъехавший», как тогда говорили, к другому князю боярин, если владел землей в княжестве первого, продолжал невозбранно пользоваться своим имуществом, находясь на службе у другого князя.

Русская земля того времени хотя и разделялась на множество отдельных, мелких и крупных княжеств, но ни население этих княжеств, ни сами князья не считали себя чуждыми друг другу.

Благодаря общности языка, веры, обычаев и занятий, все сознавали, что Русская земля — одно целое, и потому между отдельными княжествами «путь был чисть, без рубежа», т.е. не было границ, строго замыкавших одно княжество от другого, и простые люди, так же, как и бояре, могли свободно переезжать из одного княжества в другое. Где жили, там и служили и князю той области платили подать. Переходили почему-либо в другую область, платили и служили другому князю. Он ведь был такой же русский князь, как и тот, чьи владения покинул переселенец.

Приходившим к ним на службу знатным людям князья давали места, смотря по происхождению пришельцев, по месту, какое они занимали у прежнего князя, которому служили, и по личным доблестям. Знаменитому пришельцу часто давали место более почетное, отодвигая ради этого назад старых отцовских и дедовских сподвижников и думцев. Попасть на место высшее и оттеснить прежних слуг называлось тогда «заехать» их. Так, когда к Ивану Калите приехал упомянутый уже Родион Нестерович, приведши с собой 1700 человек, то великий князь сделал его первым своим боярином и дал ему половину Волока. Этим „заездом» оскорбился боярин Акиндин и отъехал к сопернику московского князя, тверскому великому князю Михаилу. По проискам Акиндина тверичи захватили одну из московских волостей и осадили Калиту в Переяславле. Акиндин сам распоряжался осадой; на выручку князя явился Родион; он напал на войско Акиндина с тылу, а князь сделал вылазку из города. Тверичи были разбиты, и сам Акиндин пал от руки Родиона, который воткнул голову Акиндина на копье и сбросил ее перед Калитой со словами; — «Се, господин, твоего изменника, а моего местника глава!».

В княжение Донского волынский выходец Боброк «заехал» Тимофея Вельяминова, и тот уступил ему первое место. При сыне Донского Василии приехал в Москву на службу литовский князь Юрий Патрикеевич и заехал всех первостепенных бояр, между прочими и Федора Сабура. Это произошло по соглашению князя с его боярами: он «упросил место» князю Юрию, когда выдал за него сестру свою Анну. У князя Юрия был брат старший, по прозванию Хованский. На свадебном пиру боярин Федор Сабур «посел», т.е. занял место выше Хованского. И тот молвил Сабуру: — «Сядь ниже. Я старший брат князя Юрия, а князь Юрий выше всех сидит». Федор Сабур отказался, заметив: — «У того Бог в кике, а у тебя Бога в кике нет» — намекая на то, что князь Юрий сидит высоко по жене, как свойственник великого князя. Кика — женский головной убор, который надела княжна Анна, выйдя замуж за князя Юрия.

Но вот мало-помалу Московское княжество все растет и усиливается. Оно сломило татар, удачно отбивалось от Литвы, более спокойно устраивало свою внутреннюю жизнь. Другим князьям стало не под силу тягаться с московским великим князем, и вот они все, один за другим, кто волей, кто не волей, признают первенство московского князя, становятся его подручными и слугами и переселяются на житье в Москву, а их княжества сливаются с московскими владениями, образуя одно великорусское государство.

По договору с московским великим князем, уступая ему свои княжества и становясь слугами московского государя, княжата сохраняли не только большие земельные владения в пределах бывших своих княжеств, но и некоторые владельческие права. Князь Курбский рассказывает, что князья М. И. Воротынский и Н. Р. Одоевский еще в 1570-х годах сидели на своих уделах и огромные вотчины под собой имели. Князь Воротынский владел 1/3 города Воротынска. Пристав государя великого князя не имел права въезжать в имения князей Оболенских. На государеву службу такие владельцы - княжата приводили тысячные отряды вооруженных слуг; они имели право суда в своих прежних областях, могли раздавать от себя свои земли в поместья другим. При дворе московского государя такие бояре-княжата заняли, конечно, первое место и зорко следили за тем, чтобы в их родословную среду не проникали люди мелкие, не родословные.

Но, превратившись из удельных князей и самостоятельных владык в подневольных советников и слуг, прежние князья, и их потомки долго не могли привыкнуть к подчиненному положению советников. Потомки великих удельных князей никак не могли помириться с мыслью, что им приходится сидеть в совете московского государя рядом с потомками простых князей и даже с обыкновенными московскими боярами. Потомки простых князей, в свою очередь, косо смотрели на бояр не княжеского происхождения.

Из такого положения дел вырос целый распорядок мест, которыми родовитые люди считались друг с другом и за царским столом и за думным сиденьем, и командуя войском, и отправляя гражданскую должность. Как общее правило, в этом распорядке мест было принято, что бывший удельный князь становится и садится выше боярина некняжеского происхождения, хотя бы удельный князь только что порядился на службу московскому государю, а простой боярин был потомком целого ряда предков, служивших в Москве. Этим объясняется, почему в XV и XVI вв. везде на первых местах государственного управления в Москве стоят потомки прежних удельных князей и только изредка появляется кто-нибудь из Воронцовых, Морозовых, Годуновых, да Кошкиных, старинных московских бояр.

Сами потомки прежних удельных князей расстанавливались на московской службе по качеству столов, на которых сидели их предки; потомок княжеской ветви, занимавшей старший из этих столов какой-нибудь линии – ростовской, ярославской, тверской, - становился выше своих родичей, предки которых пришли в Москву с младших удельных столов тех же линий. Удельный князь, делаясь слугой Москвы, становился выше старинного московского боярина потому, что последний служил, когда первый сам был государем и имел своих слуг. Но если удельный князь переходил в Москву не сразу со своего стола, а сначала служил какому-либо другому великому или удельному князю, то такой удельный князь становился на московской службе ниже старинных московских бояр: московские бояре служили московскому великому князю, который был выше всех князей, а потому слуги удельных князей, кто бы они ни были по своему происхождению, должны были стоять ниже слуг московского государя. В 1572 г. думный дворянин Роман Олферьев Безнин, назначенный служить товарищем при казначее князя Масальского, потомке черниговских князей, обиделся этим назначением и в своей жалобе государю, доказывая, что ему меньше князя Масальского быть нельзя, говорил: «Мы холопы твои искони вечные ваши государские, ни у кого не служили, кроме вас, своих государей, а Масальские князи служили Воротынским князьям: князь Иван Масальский-Колода служил князю И. Воротынскому, были ему приказаны собаки», т.е. он был путным ловчего пути. Князь Масальский признал это, заявив на суде, что «Роман человек великий, а он человек молодой и счета с Романом не держит никакого».

Первый разряд московского боярства составили потомки бывших великих князей русских – князья Мстиславские, Бельские, Пенковы, старшие Ростовские, Шуйские и др.; рядом с ними стояли высшие служилые князья, предки которых, Гедиминовичи, приехали в Москву из Литвы: таковы были потомки литовского князя Юрия Патрикеевича: Голицыны, Куракины, Хованские и др.; из простого московского боярства в этот небольшой круг избранной знати проникали и с некоторым успехом держались в нем только одни Кошкины, потомки выходца из Пруссии Андрея Кобылы, известные потом под фамилиями Захарьиных-Юрьевых и Романовых. Второй слой московской знати составляли князья, предки которых до подчинения Москве владели значительными уделами в бывших княжествах Тверском, Ярославском и др.; то были князья Микулинские, Воротынские, Курбские, старшие Оболенские; в ряду с ними считались обыкновенно все первостепенные старинные московские бояре — Воронцовы, Морозовы, Шереметевы, Давыдовы, Челяднины, Ховрины, Головины и др. Третий разряд московской знати составляли потомки мелких удельных князей, как пришедших в Москву прямо со стола, так и служивших перед тем у других князей; то были князья Ушатые, Палецкие, Мезецкие, Сицкие, Прозоровские и многие другие; в уровень с ними шло второстепенное старинное московское боярство — Колычевы, Сабуровы, Салтыковы и др.

На этом расчете первых людей в государстве по их знатности вследствие происхождения держался весь служебный распорядок мест по высшему управлению, и бессильна и воля московских государей и служебные заслуги отдельных лиц; против боярского отечества никакие ссылки на многие службы не помогали. В 1616 г. князь Ф. Волконский жаловался, что ему по своей службе обидно быть меньше боярина П. Головина. Бояре, разбиравшие по указу государя дело, напомнили князю Волконскому, что его ссылка на службу нелепа, что такому родословному человеку, как Головин, нет счету с ним, князем Волконским, а что касается его службы, то за службу жалует государь поместьем и деньгами, а не отечеством. Государь может пожаловать и боярство не родословному человеку, но это не сделает его родословным. Бояре ревниво оберегали свои права на высшие места в управлении и признавали неопровержимым правилом, что «за службу жалует государь поместьями и деньгами, а не отечеством», и что государь обязан считаться с их «отечеством».

Опираясь на местничество, княжеская знать делала своё первенствующее положение в правительстве независимом как от великого государя, который не мог жаловать «отечества» и должен был все служебные и думные назначения согласовать с местничеством, так и от служебных успехах незнатных лиц, которые, проникая на верхи правительственного класса, могли бы оттеснять знатных людей от первых мест в правительстве.

К половине XVI в. это взаимоотношение знатных фамилий было строго установлено, и московское правительство при всех своих служебных назначениях тщательно соблюдает правила местнического распорядка. Официальная родословная книга – «Государев родословец», содержавшая в себе поимённые росписи важнейших служилых родов в порядке поколений, была составлена в начале царствования Грозного. Фамилии, помещённые в государевом родословце, назывались родословными. По родословцу определяли старшинство лиц одной фамилии, когда им приходилось отбывать службу по одному наряду.

Для определения служебного старшинства лиц разных фамилий в 1556 г. составлена была книга – «Государев разряд», где были записаны росписи назначений знатных лиц на высшие должности придворные, по центральному и областному управлению, начальниками приказов, наместниками и воеводами городов, полковыми походными воеводами и т.п. Государев разряд составился из обычных погодных росписях служб за 80 лет назад, т.е. начиная с 1475 г.

Определяемая по государеву родословцу служебное отношение знатного человека к его родичам и устанавливаемое Государевым разрядом его отношение к чужеродцам называлось его «местническим отечеством»; утвержденная записью в разряде положение его рода среди других знатных родов составляло «родовую честь», выяснявшую служебное достоинство знатного человека.

Местничество устанавливало, следовательно, не наследственность служебных должностей, а наследственность служебных отношений между отдельными знатными родами. «Отечество» приобреталось рождением, происхождением, принадлежностью к знатному роду. Но эту унаследованную отеческую честь поддерживала служба, соответственная родовому отечеству. Вольное или невольное уклонение знатного человека от службы вело к «закоснению» всего его рода. Человеку, выросшему в закоснении, трудно было выдвинуться на высокое место. Так, например, «закоснели» князья Пожарские. При царе Иване Васильевиче Грозном старший князь Пожарский подвергся государевой опали и был послан на житье в свои деревни. Дети его служили не с Москвы, а с города, т.е. вместе с городовыми дворянами, и знаменитый впоследствии освободитель Москвы от польского плена князь Д. М. Пожарский только по особой милости царя Василия начал службу стольником, тогда как, если бы его отец «жил» на Москве, князь Д. М. Пожарский по своей знатности мог бы начать службу прямо боярином. Боярское звание князь Д. М. Пожарский получил за свои великие заслуги от царя Михаила.

Счет по родословцу покоился на обычном размещении по старшинству членов старинной, русской семьи. По обычаю в семье, состоявшей из отца с женатыми сыновьями, первое место после отца принадлежало старшему его сыну, а когда отец умирал, то старшему из братьев; за ним, по старшинству, второе и третье место занимали два следующих брата, четвертое место принадлежало старшему сыну старшего брата; четвертый брат считался ровней своему старшему племяннику, это значить, они сидели не рядом, а врозь или насупротив, и т.д. Таким образом, у каждого члена рода было свое место в фамилии, отсюда и самый счет местами называется местничеством.

Общим правилом было то, что младший ни на какой службе не мог занять более высокое служебное место, нежели место старшего родича. Для этого все «службы», все ведомства, все должности, места в Думе разделялись в известном порядке старшинства. Московская армия ходила обыкновенно в поход пятью полками. Это были: большой полк, правая рука, передовой и сторожевой полки и левая рука. Каждый полк имел одного или нескольких воевод, смотря по величине полка. Эти воеводы назывались большими, или первыми, другими, третьими и т. д. Должности этих воевод по старшинству следовали в таком порядке: первое место и главное командование принадлежало первому воеводе большого полка, второе — первому воеводе правой руки, третье — первым воеводам передового и сторожевого полков, которые были, таким образом, ровни, жили без мест, четвертое — первому воеводе левой руки, пятое — второму воеводе большого полка, шестое — второму воеводе правой руки и т.д. Если из двух родственников, назначенных воеводами в одной армии, старший по отечеству был двумя местами выше младшего, то при назначении старшего первым воеводой большого полка младшего надо было назначить первым воеводой сторожевого или передового полков. Если его назначали местом выше, большим воеводой правой руки, то старший родич бил челом, что такое повышение младшего грозит ему, старшему, «потерькой» чести, отечества, что все - и свои, и чужие, считавшиеся ему ровнями, станут, его «утягивать», понижать, считать себя выше его на одно место, так как он стал только одним местом выше человека, который ниже его двумя местами. Если младшего назначали ниже, чем следовало бы по месту его вниз от старшего, то он бил челом о бесчестии, говорил, что так служить ему с своим родичем «невместно», что он «потеряет», а родич «найдет» перед ним одно место. Повышение одного рода перед другим называли «находкой», а понижение — «потерькой». Служба против татар считалась ниже службы против Литвы; служба с Москвы выше службы с городов. Всякое служебное назначение на котором впоследствии сам назначенный или его родичи могли основывать свое право получить высшее перед другими место, называлось «случаем».

Сложнее было произвести правильный местнический расчет, когда люди двух разных родов назначались на службу с подчинением один другому. Тогда надо было зорко смотреть, «знать себе меру», чтобы высчитать, кто кому «в версту», и «вместно ли» служить назначенным на службу так, как сказано в царском указе. Для этого надо было справиться в разрядах и поискать случая, когда предки назначаемых лишь служили вместе. Установив, в каких чинах служили предки и на сколько должностных мест отстоял один от другого, оба назначенные брали свои родословцы и высчитывали каждый свое расстояние от того предка, с которым служил предок совместника. Если это расстояние было одинаково, то они могли служить в таком же соотношении, как предки; но если один отстоял от своего предка дальше, чем другой от своего, то он должен был опуститься на соответствующее количество служебных мест ниже. Во времена царя Михаила при одном назначены кн. Пожарский был поставлен ниже Б. Салтыкова. Пожарский указал, что ему невместно быть ниже Салтыкова. Но царь и дума решили иначе. Бояре рассчитали так: Пожарский родич и родня кн. Ромодановскому — оба из князей стародубских, а Ромодановский бывал на службе меньше М. Салтыкова, а М. Салтыков в роде меньше Б. Салтыкова, стало быть кн. Пожарский может быть меньше Б. Салтыкова.

Считавшийся более знатным ни за что не хотел ни сидеть, ни служить ниже менее знатного. Человек известной степени знатности готов был занять какое угодно место на службе, только бы менее знатный был соответственно ниже его на этой же службе. Отправляют войско в поход. Знатный человек, князь Одоевский, ни за что не согласится командовать правым крылом, если заходить речь о том, что главный корпус, а следовательно и главное командование надо поручить Бутурлину. Но тот же князь Одоевский согласится без возражений командовать левой рукой, т.е., занять место последнего среди главных командиров, если все высшие места будут заняты людьми знатнее его по происхождению и службе.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат роль, реферат туризм, виленкин математика 6 класс решебник.





1  2  3  4  5 | Следующая страница реферата