Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата

С лирикой было иначе. С ней в русскую поэзию вошло хрестоматийное: «Жди меня», «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…», «Из записной потёртой книжки», «Мужество», «Постучись кулачком, я открою…», «Перед атакой», «Его зарыли в шар земной…»... Имена и давно известных (Симонов, Твардовский, Ахматова), и тех, кто только-только входил в литературу: Гудзенко, Орлов… И рядом, конечно, та лирика, которую назвали песенной и которая жива не только музыкой — и «Землянка» Суркова, и «Ночь коротка» Долматовского, и «Дороги» Ошанина, и многие вещи Фатьянова («На солнечной поляночке», «Соловьи», «Майскими короткими ночами…»), и вершинные стихи Исаковского: «В лесу прифронтовом», «Враги сожгли родную хату», «Сново замерло всё до рассвета…». В последнем стихотворении мы уже не различаем времени. И нужно увидеть дату — 1945 год, — чтобы представить деревню конца войны, где мужчин — наперечёт, чтобы почувствовать не лиризм, но трагизм этих строк: "Что ж ты бродишь всю ночь одиноко, что ж ты девушкам спать не даёшь…"

Лирика военного времени. Пусть большая часть стихов так и осталась в газетах и фронтовых листках — томик "избранного" всё равно значителен. Был и второй, "эпический" том: «Василий Тёркин». "Книга про бойца» Твардовского — слишком известная книга. "Неизбежная" глава любого учебника. О «Тёркине» написано много, очень много. Хотя лучший отзыв — самый краткий, всё тот же, бунинский: "Это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всём и какой необыкновенный народный, солдатский язык — ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого, слова!"

Если что и могло встать вровень с этим произведением, а быть может, и зазвучать пронзительней и неотразимей — с годами это становится всё очевидней, — то лишь другое произведение Твардовского, последние строки которого тоже были дописаны в том же загадочном 46-м — «Дом у дороги».

С какой утренней свежестью звучит в начале этой "лирической хроники" давнее народное присловье:

Коси, коса, пока роса,

Роса долой — и мы домой.

И с какой печалью оно звучит в следующей главе. И с какой щемящей тоской после. И с каким отчаянием далее… Война, расставания, плен, угон, чужбина и младенец на руках… И какая боль льётся из каждой строки. И с нею — та же осиянная платоновская "святость".

Проза и поэзия, поэзия и проза. Драматургии почти не было. Нашумевшие пьесы — леоновское «Нашествие», «Фронт» Корнейчука, «Русские люди» Симонова — были достойны своего времени. Но годы прошли — и в них отчётливо проступил плакат. Только «Дракон» Шварца по-прежнему нов. Хоть его и ставят чаще с "антитоталитарным" пафосом, а не как драму человеческой души, с её "драконовскими" и "рыцарскими" нераздельными сторонами.

Но если в драматическом жанре было немногое, то и в прозе и в поэзии было ещё и ещё. В этом и была загадка этих лет. Гром войны, боль разлук — и временных, и вечных — рождали не только военную прозу. Судьба этих вещей тоже была разная. Но "хроника" их появления — если даже выбрать самое-самое — тоже говорит о многом.

1943-й. «Перед восходом солнца» Михаила Зощенко. Отважное балансирование между автобиографическим повествованием и психо-философским исследованием дало одно из лучших произведений знаменитого прозаика. На страницах журнала появилась лишь его половина. А далее — убийственная критика, запрет на долгие годы печатать остальное. В сущности — пролог к разносу 46-го.

Третья книга «Петра Первого». Она писалась Алексеем Толстым до самой кончины и оборвалась 23 февраля 1945-го. Хотя и в таком, недовершённом виде «Пётр» — один из лучших русских исторических романов.

Весной 45-го появится «Кладовая солнца» Пришвина. На закате писательской жизни — произведение, излучающее свет.

В 46-м придёт и лучшая, печальная повесть Паустовского «Далёкие годы». Та вещь, от одной главы которой всегда привередливый к современникам Бунин придёт в восхищение и напишет автору о редкой своей оценке: "…принадлежит к наилучшим рассказам русской литературы".

Но и сам Бунин в военные годы пишет рассказы из «Тёмных аллей». Здесь и «Холодная осень» — рассказ, полный воздуха, печали и небесной прозрачности. Здесь и «Чистый понедельник» — рассказ, за который автор благодарил Бога, что отпустил время написать.

Наконец, военные годы — это и последние, самые горестные главы другой классической книги — «Лета Господня» Ивана Шмелёва.

"Когда пушки говорят — музы молчат". Давняя истина редко даёт "осечку". Но если вспомнить цветаевское обращение к Ахматовой: "О, муза плача…" — то и эта муза "не хотела молчать". Пусть первые два варианта «Поэмы без героя» — 1943-го и 1946-го — уступают окончательной, "предсмертной" редакции. И в этом первоначальном виде строки поэмы уже полны классического дыхания…

Год 1946-й. Двуликий Янус русской литературы. Чёрный год "постановлений", "проработок", "отлучений". И один из самых ясных, отрадных, когда сошлись полный вариант «Тёмных аллей» и «Возвращение», «Дом у дороги» и «Поэма без героя», когда самое главное смогли сказать и те, кто был в России, и те, кто жил за границей, когда разом "высветились" писатели самых разных поколений — и те, кому "за двадцать", и те, кому "за семьдесят…" Как странно двоится образ этого года. Не потому ли, что в нём живут не только разные произведения, но и разное чувство будущего? Ведь так же двойственно отразится первый атомный взрыв в высокой русской лирике этих лет. И с "мрачным сиянием", как у Георгия Иванова:

Не станет ни Европы, ни Америки,

Ни царскосельских парков, ни Москвы.

Припадок атомической истерики

Всё распылит в сиянье синевы…

И — с просветлением и ясностью, как у Заболоцкого:

…За великими реками

Встанет солнце, и в утренней мгле

С опалёнными веками

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: анализ курсовой работы, курсовые работы, класс.





Предыдущая страница реферата | 1  2  3 | Следующая страница реферата