Предыдущая страница реферата | 5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 | Следующая страница реферата

Черты бледны, как мрамор!

За плечами коса!

Это смерть!

<...> Пьеро: Господа! Вы ошибаетесь! Это Коломбина! Это – моя невеста!» (Блок А. Собр. Соч. в 6-ти тт. Т. 3. С. 11).

«Балаганчик» был поставлен В.Э. Мейерхольдом на сцене театра В.Ф. Комиссаржевской в декабре 1906 г. и шел с большим успехом. Между тем, драматический любовный треугольник пьесы: Пьеро – Коломбина – Арлекин, – отражает треугольник, реально образовавшийся в жизни: Блок – Любовь Дмитриевна – Андрей Белый. Мистическое преклонение перед Вечной Женственностью приняло совершенно земной, банальный оборот: Белый влюбился в жену друга, и в какой-то момент она готова была ответить взаимностью. Запутанные отношения дружбы-вражды продолжались до 1907 г., дело чуть не кончилось дуэлью, на три года контакты с Белым вообще прекратились, потом возобновились уже в более спокойной тональности, – однако не случайно заметил Блок в записной книжке: «Слишком во многом нас жизнь разделила» (Блок А. Собр. соч. в 6-ти тт. Т.5 С. 185). Это увлечение Белого и связанная с ним путаница в отношениях не разрушили семьи Блока, но надломили его душевно. Зримым печальным результатом стало пристрастие к алкоголю.

Андрей Белый вспоминал историю написания знаменитой блоковской «Незнакомки»: «Однажды, в 12 часов ночи – он: входит в мятом своем сюртуке, странно серый, садится; и – каменеет у стенки.

Л.Д.:

Саша – пьяный?

А.А. – соглашается.

Да, Люба, пьяный…

Вернулся в тот день с островов; в ресторане им было написано стихотворение ″Незнакомка″, потом получившее очень большую огласку; его – не любил за все то, что связалось с надрывом в А.А., выступающего из теней серо-стертым лицом; и – заявляющего хриплым голосом:

Да, Люба, пьяный.

Стихотворение фигурирует, как автограф; я помню бумажку с набросанными строками…» (Белый А. Воспоминания о Блоке. С. 234). Мистическое стихотворение, к сожалению, более автобиографично, чем хотелось бы почитателям творчества Блока:

И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен,

И влагой терпкой и таинственной,

Как я, смирен и оглушен…

…В моей душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Ты право, пьяное чудовище!

Я знаю: истина в вине.

Зинаида Гиппиус, пережившая и Блока, и Белого, впоследствии вспоминала обоих – в ее воспоминаниях немало тонких наблюдений: «Прежде всего, они, Блок и Бугаев, люди одного и того же поколения <...> оба неисцелимо невзрослые. <...> Они оба не имели зрелости, и чем больше времени проходило, тем яснее было, что они ее и не достигнут. Не разрушали впечатления невзрослости ни серьезность Блока, ни громадная эрудиция Бугаева. Это все было вместо зрелости, но отнюдь не она сама. Стороны чисто-детские у них были у обоих, но разные: из Блока смотрел ребенок задумчивый, упрямый, испуганный, очутившийся один в незнакомом месте; в Боре – сидел баловень, фантаст, капризник, беззаконник, то наивный, то наивничающий. Блок мало знал свою детскость; Боря знал отлично и подчеркивал ее, играл ею. Оба они, хотя несколько по-разному, были безвольны. Над обоими властвовал рок. Но если в Блоке чувствовался трагизм – Боря был драматичен и, в худшем случае, мелодраматичен. На взгляд грубый, сторонний, и Блок, и Бугаев казались – скажем прямо, – людьми ″ненормальными″. И с той же грубостью толпа извиняла им ″ненормальность″ за их ″талант″, за то, что они ″поэты″. Тут все, конечно, с начала до конца – оскорбительно. И признание ″ненормальности″, и прощение за ″поэзию″. Что требовать с внешних? Беда в том, что этот взгляд незаметно воспринимался самими поэтами и писателями данного поколения, многими и многими (я не говорю тут собственно о Блоке и Бугаеве). Понемногу сами ″служители искусства″ привыкли оправдывать и безволие, и невзрослость свою – именно причастностью к ″искусству″. Не видели, что отходят от жизни, становятся просто забавниками, развлекателями толпы, все им за это снисходительно позволяющей». (Воспоминания об Андрее Белом. С. 83 – 84)

Роль самой Гиппиус в жизни Блока была тоже неоднозначна и небезупречна: считая всякую нормальную семейную жизнь «пошлостью», она пустила «метафизическую сплетню» о кризисе творчества Блока после женитьбы. Что касается Белого, то можно прислушаться и к суждению К.В. Мочульского: «Мы готовы сказать: у Блока не могло быть большего врага, чем Белый. И действительно, никто в жизни не причинил ему столько зла, столько страданий. Но это – только одна половина правды; а другая половина в том, что никто, некогда не любил его, как Белый» (Мочульский К.В. С. 112).

Нельзя не отметить, что Блок осознавал ненормальность всего жизненного строя этого сообщества людей с размытыми нравственными принципами – в этом сказывалось его «здоровое начало». Люди, близко знавшие его, подчеркивают в его образе черты, мало вяжущиеся с расхожим представлением о «слепом ясновидце», ассоциировавшимся с известным портретом работы К.А. Сомова (который, кстати, не нравился ни самому Блоку, ни его родным). «Блок умел ходить по земле <...>, – писала Надежда Павлович, – и Блок чувствовал связь человека с землей» (Александр Блок в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 398). «Блок очень любил физический труд. – писала М.А. Бекетова. – Была у него большая физическая сила, верный и меткий глаз: косил ли он траву, рубил ли деревья или рыл землю – все выходило у него отчетливо, все было сработано на славу. Он говорил даже, что работа везде одна: что печку сложить, что стихи написать» (Бекетова М.А. С. 85). Альтернативу болезненной утонченности культурной среды он, по обычаю русской демократической интеллигенции, искал в «народе», к которому был немногим более близок, чем его дед, заговаривавший по-французски с мужиками.

Май жестокий с белыми ночами!

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: реферат формирование, банковские рефераты, белорусские рефераты.





Предыдущая страница реферата | 5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 | Следующая страница реферата