«Дворянское гнездо»: судьба сословия (по произведениям русской классики)

Аникин А.А.

Русская классика XIX века преимущественно связана с культурой высшего российского сословия. Дворянство не только выдвинуло самых видных писателей (лишь Гончаров и Чехов из писателей первой величины – недворянского происхождения), не только дало темы для творчества выходцев из любых сословий. Оно само, его судьба получили в литературе полное выражение. Историю дворянства, причем самую разностороннюю и подробную, создавала и одновременно отражала русская литература: писатель был не только летописцем сословия, но и формировал его культуру.

Вместе с тем, при всей своей величавости, литературная история дворянства содержит глубокие конфликты, иногда трагическую напряженность. Вспомним, как, с одной стороны, Пушкин в период южной ссылки крайне негодует против дворян, буквально готов был всех их повесить и лично затягивать петли на виселицах, а позднее он же будет гордиться своим шестисотлетним дворянством. Выбор героя-дворянина позволяет Пушкину, Грибоедову, Лермонтову выразить самую суть эпохи. Гоголь считает дворянство лучшей частью нации, но – в "Мертвых душах" более всех кичится дворянством не кто иной, как Ноздрев, Чичиков же будет взят тоже из дворян. Тургеневский Базаров всячески подчеркивает свое плебейство, будучи – потомственным дворянином. Щедрин раскроет в дворянстве самые позорные черты. Любимые толстовские герои со страшным напряжением ищут ведь не только смысл своей индивидуальной судьбы, но и оправдание, место для своего сословия. А Паратов из "Бесприданницы" Островского словно променяет свое дворянство на купечество и в конце концов продает свою волюшку, точно закрепощает себя. Наконец, у Чехова высшее сословие окончательно теряет свое величие и даже свою привлекательность, в лучшем случае оставляя после себя вишневые сады, а чаще – уродливых печенегов.

Так или иначе, уже в этом кратком наброске видна как напряженность, так и трагичность судьбы дворянского сословия. Заметим, что для литературоведческого анализа важны не столько бытовая сторона истории или решение социально-исторических задач, сколько эстетическая цель обращения писателя к жизни сословия: какова картина жизни и – непременно – каков смысл переданной картины. Хотя, конечно, без определенных исторических обобщений и фактов освещение нашей темы тоже немыслимо. Не случайно Пушкин не только в художественном творчестве, а в статьях, заметках, письмах многократно обращался к истории сословия. Своеобразная философия элиты содержится в книге Гоголя "Выбранные места из переписки с друзьями".

Что нам важно знать из истории сословия для интерпретации литературы 19 века? Это столетие явится завершением в многовековой судьбе дворянства, и не все может быть понято без привлечения некоторых более ранних наблюдений.

Итак, с чем пришло дворянство к золотому веку своей культуры? Пожалуй, ключевой проблемой становится внутреннее противоречие в дворянской культуре между очевидной элитарностью, аристократизмом, высоким развитием личности и – чертами ничтожными, а часто грубыми и порочными. Так, велико отличие между Фамусовым и Чацким, Онегиным и Лариными, Печориным и Чичиковым, героями "Войны и мира" и "Пошехонской старины", хотя речь идет о персонажах-современниках.

Герцен в "Былом и думах" заметит: "Разница между дворянами и дворовыми так же мала, как между их названиями". И здесь отнюдь не только публицистическая оценка революционно настроенного писателя. Действительно, дворянское сословие в широком смысле формируется как сословие слуг в первую очередь, а уж после – сословие господ. Дворянин служит при высшей государственной власти, за что и получает свою собственную малую власть над поместьем. Только указ Петра III "О вольности дворянства" (1762 год) придал аристократии независимость от государственной службы, да и то во многом формально.

Собственно родовой аристократизм прежде был во многом подорван рядом реформ в начале царствования династии Романовых: от отмены местничества до введения петровской Табели о рангах. Местничество подразумевало выражение знатности рода, не личных заслуг, а издревле сложившегося статуса. Петровские реформы окончательно потребовали личной доблести в служении власти, государю как залог вхождения в элиту. Отсюда знаменитое пушкинское замечание из "Истории Петра I": дворянство по годности считать. Не по потомственному праву, а по выслуге стали возводить в высшее сословие с петровских времен. Требование личных заслуг, кажется, столь естественное для современного сознания, вызывало у Пушкина не только восторг перед мощными птенцами гнезда Петрова, но и более характерное для эпохи русской классики сомнение, возможно, не столь легко понятное для нас. Вот что пишет Пушкин в заметке "О дворянстве" (1830-35 гг.): "Высшее дворянство не потомственное (фактически). Следовательно, оно пожизненное; деспотизм окружает себя преданными наемниками, и этим подавляется всякая оппозиция и независимость. Потомственность высшего дворянства есть гарантия его независимости; обратное неизбежно связано с тиранией или, вернее, с низким и дряблым деспотизмом".

Сама идея благородного сословия подрывалась возможностью достичь этого карьерой. Таким стал путь не только редких Меншиковых, но гораздо более многочисленных Молчалиных. Напомним, Фамусов говорит, что дал своему секретарю чин асессора: это важная деталь, поскольку с этого чина предоставлялось даже не личное, а потомственное дворянство. Так постепенно элита приобретает уже в основном молчалинский облик, что не могло не отвращать таких подлинных героев своего времени, каковыми были творцы Фамусовых и Онегиных, представители древних, знатных фамилий и вместе с тем – многих духовно свободных, духовно благородных людей.

Сам дух угодничества, заискивания перед сильными, столь откровенный в Фамусове, позволил даже А.И. Ревякину сделать замечание, что этот герой не представитель столбового дворянства (т.е. древнего, записанного в так называемых столбцах царского приказа). Возможная версия, хотя прямых подтверждений в "Горе от ума" и не имеющая. Скорее, даже иначе: в угодничестве Фамусова Грибоедов показал упадок благородного сословия. Явно с чувством единства Фамусов скажет: "А наши старички?? (…) Ведь столбовые все, в ус никого не дуют", или: "Ведь только здесь еще и дорожат дворянством". Приводит в пример своего знатного родственника дядю Максима Петровича и с восторгом скажет: "А дядя! Что твой князь? Что граф? Сурьезный взгляд, надменный нрав" и здесь же: "Когда же надо подслужиться, И он сгибался вперегиб". Такова жизненная философия дворянина 19-го столетия: да, он не граф или князь по происхождению, но умением подслужиться станет с ними вровень, а зачастую даже и превзойдет в силе.

Еще раз подчеркнем, что это внутреннее раздвоение, противоречие в психологии сословия: высокое положение достигается благодаря низости.

19 век уже отразил разочарование от былого энтузиазма выскочек, порой даже подлинного героизма недавних плебеев, императорских денщиков и брадобреев, возведенных в высшую знать. Пушкин в 1830-м году напишет "Мою родословную", исполненную фамильной гордости:

Не торговал мой дед блинами,

Не ваксил царских сапогов,

Не пел с придворными дьячками,

В князья не прыгал из хохлов,

И не был беглым он солдатом(…)

Я, слава Богу, мещанин.

Мещанин здесь звучит иронично, но слово по-своему точно: имеющий прочное место, в том числе и в российской истории ("Водились Пушкины с царями; Из них был славен не один" и проч.).

Такова уж логика сословия, получившего свое название от слова двор, ведь и само определение дворянин появилось еще в XII столетии и служило обозначением всего лишь слуг – как вольных, так даже и холопов. Холопские гены часто давали себя знать в облике и выслужившихся, и потомственных дворян. Отметим, что постепенно все более повышался и сам чин, дающий право на сословные привилегии. При Петре I первый же чин давал право на дворянство. Затем планка все повышалась, одновременно вводились и большие требования к самому чинопроизводству. Особенно это заметно в 19-м столетии. С 1809 года введены университетские экзамены при получении чинов, с 1834 года определяющую роль в карьере стало играть образование. К середине века право на потомственное дворянство давал лишь чин действительного статского советника (четвертого класса) на гражданской службе или чин полковника в военной.

Таким образом, в русской классике в основном отражается положение дворянства, определенное реформами Петра I, их позднейшим развитием. Этот император и сам подавал пример служения, проходя постепенно ступени служебной иерархии в военных чинах, начиная от бомбардира. Более того, надо иметь в виду и осознание даже царского положения как тоже служения – Богу и Отечеству. Поэтому мы не удивимся, когда сам император отождествляет себя со служивым сословием. Так, Александр I мог назвать себя всего лишь солдатом, Николай I говорил, что "сам принадлежит к санкт-петербургскому дворянству". Положение дворянина, конечно, не воспринималось как дворня императора. Более того, если царь есть помазанник Божий, то и само служение царю осознается как самое высокое поприще.

Поэтому дворянская культура не может быть понята вне культуры христианской, иначе культура превратится только в быт, потеряет самую свою суть: какую одежду носили, что ели, что читали, – в меру Ю.Лотмана. И в культуре, и в общественных слоях, и в государственном, политическом развитии важно видеть прежде всего живую идею, исторический смысл, даже мораль, а не мертвые знаки эпох.

Мораль и сознание дворянина, даже при известных уроках чистого афеизма, были определены Евангелием. Чрезвычайно емко это выразилось в "Выбранных местах из переписки с друзьями" Н.В. Гоголя, где толкование сословного долга пронизано христианскими идеями: сословное положение понимается как своего рода испытание перед лицом Всевышнего, а не только земным благом или несчастьем. Так развертывается религиозное оправдание общества и его истории. Другое дело, что вера и церковность приобретали как черты высокого Богоискательства в духе героев "Войны и мира", так и черты уродливого ханжества Головлевых. Вместе с тем, и уход от веры становится частью дворянской судьбы и даже предвестником крушения сословия: все дозволено, если нет Бога – это карамазовское решение является оборотной, теневой стороной прочного и усиленного всем государственным укладом дворянского мироощущения. Да и гоголевская государственническая проповедь осталась голосом одиноким и неразделенным собратьями.

В 19 веке дворянство все меньше формально связано с долгом государевой службы: структура государства уже со всей очевидностью не совпадает со структурой общества, государство все более становится только аппаратом управления и насилия, а не объединительной и органичной формой существования общества. Сословия принадлежат именно обществу, власть же все заметнее отчуждается от сословий, которые все меньше отождествляют себя с нею.

Аристократизм уже скорее означает наибольшую свободу личности и не связан непосредственно с воплощением верховной власти. Владение крепостными уже не становится залогом военной или иной государственной службы, когда наделение имением было своего рода платой за службу. Поместье давно приравнивалось к наследуемой вотчине, владение которой не обусловлено службой. Для развития культуры это означало и то, что именно родовой дворянин был свободен от необходимости добывать себе хлеб насущный, от своего рода принуждения к карьере. Идеал свободного творчества рожден в дворянстве и очевиден даже тогда, когда творчество все больше напоминает работу.

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: сочинения по русскому языку, диплом купить, инновационный менеджмент.





1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11 | Следующая страница реферата