“Пучина” Островского и “Дядя Ваня” Чехова: преемственность или заимствование?

| Категория реферата: Сочинения по литературе и русскому языку
| Теги реферата: реферат на тему право, сочинения по литературе
| Добавил(а) на сайт: Новомейский.

В четвёртой сцене “Пучины” появляется новый персонаж — Лиза, дочь Кисельникова. Этот драматический характер созвучен многим героиням Чехова, начиная с Сони (“Дядя Ваня”) и заканчивая Варей (“Вишнёвый сад”). Лиза — молодая девушка, которая “как только на ноги поднялась, так семью кормить стала, с утра до ночи работает, отдыху не знает”. Её речевой портрет полностью создан из функционального лексико-семантического комплекса, связанного с работой, зарабатыванием денег: “...отдыхать некогда, да и нельзя...”; “...если работать сплошь, день за днём, так работа легче кажется, а если дать себе отдых, так потом трудно приниматься. После отдыха работа противна становится”; “...она и всегда несладка, да уж как свыкнешься с ней, так всё-таки легче. Вы думаете, что мне самой погулять не хочется?”. Этот образ перекликается с характерами многих чеховских героинь. Соня (“Дядя Ваня”) без отдыха работает по хозяйству, Варя (“Вишнёвый сад”) —хранительница ключей от дома, единственная фактическая хозяйка имения, выполняющая функции экономки. В “Лешем” тема труда уже была, но она не являлась основной, идееобразующей. Мотив труда как необходимости появляется в драматургии Чехова именно в пьесе “Дядя Ваня” и оказывается сквозным во всех его последующих произведениях. Но если Лиза в пьесе Островского говорит о том, что работает по необходимости, что работа ей ненавистна, то чеховские героини об этом молчат. И только монолог Сони в финале пьесы “Дядя Ваня” отчасти намекает на её усталость, на тоску о счастье, о покое: “Что же делать, надо жить! Проживём длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлёт нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрём и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами Мы отдохнём! Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь... (Сквозь слёзы.) Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди... Мы отдохнём...”

Можно предположить, что “Пучина” Островского, в частности её четвёртый акт, оказала прямое влияние на пьесу Чехова “Дядя Ваня”. Возможно, что после спектакля Чехов вернулся к уже написанной пьесе “Дядя Ваня” и внёс изменения, которые оказались достаточно значительными (если исходить из авторской датировки пьесы 1890годом и гипотезы о написании “Дяди Вани” сразу по возвращении с Сахалина). Прямым влиянием четвёртого акта “Пучины” на пьесу “Дядя Ваня”, можно даже сказать, творческим заимствованием можно объяснить и тот факт, что сам Чехов старался как можно больше запутать своих современников, читателей и издателей по поводу даты написания пьесы. “Приблизительный ответ”, “это очень давно мною написанная вещь” — все эти уклончивые высказывания на просьбы дать чёткую датировку пьесы, умалчивание о работе над “Дядей Ваней”, вернее, над возвращением к работе над “Лешим” объясняются лишь желанием Чехова как можно дальше отодвинуть во временном плане своё произведение от постановки “Пучины”. И только спустя несколько лет после того ученического спектакля Чехов скажет, что “Дядя Ваня” написан в 1890;году.

Связь двух драматических произведений, как и двух великих имён, остаётся проблемным полем, порождающим многочисленные дискуссии. И любые результаты изучения вопроса о преемственности, тем более о творческом заимствовании и переосмыслении Чеховым наследия старшего драматурга, — область гипотетического. Однако именно в этой области кроются ответы на многие вопросы, которые помогут наконец приблизиться к раскрытию тайны Чехова.