Творчество Осипа Мандельштама.

Эпоха серебряного века и Осип Мандельштам

Эпохи одна от другой отличаются во времени, как страны в пространстве, и когда  говорится о нашем серебряном веке, мы предсталяем себе какое-то яркое,  динамичное, сравнительно благополучное время со своим особенным ликом, резко  отличающее от того, что было до, и что настало после. Эпоха серебряного века  длиною от силы в четверть века простирается между временем Александра Ш и  семнадцатым годом.[1]

На протяжении серебряного века в нашей литературе проявило себя четыре поколения  поэтов: бальмонтовское (родившиеся в 60-е и начале 70-х годов прошлого века),  блоковское (родившиеся около 1880-го), гумилевское (родившиеся около 1886 г.),  и, наконец, поколение, родившееся в девяностые годы: Г. Иванов, Г. Адамович, М.  Цветаева, С. Есенин, В. Маяковский, О. Мандельштам и др.[2]

В письме Мандельштама к Тынянову от 21 января 1937 года есть слова: “Вот уже  четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию, но  вскоре стихи мои сольются с ней, кое-что изменив в ее строении и составе”. Все  исполнилось, все сбылось. Его стихов невозможно отторгнуть от полноты русской  поэзии. Масштаб мандельштамовского творчества - объективно уже вне споров.  Другое дело, что всегда будут люди, которых Мандельштам просто раздражает; что  же, в его мысли, в его поэзии, во всем его облике и впрямь есть нечто  царапающее, задевающее за живое, принуждающее к выбору между преданностью,  которая просит все, и нелюбовью, которая не примет ничего. Отнестись к нему  “академически”, то есть безразлично,- не удается. Прописать бесприютную тень  бесприютного поэта в ведомственном доме отечественной литературы, отнести для  него нишу в пантеоне и на этом успокоиться - самая пустая затея. Уж какой там  пантеон, когда у него нет простой могилы, и это очень важная черта его судьбы.[3]

Россия Осипа Мандельштама

1. Истоки и универсализм поэзии Мандельштама

Осип Мандельштам родился в 1891 году в еврейской семье. От матери Мандельштам  унаследовал, наряду с предрасположенностью к сердечным заболеваниям и  музыкальностью, обостренное чувство звуков русского языка.

Мандельштам вспоминает: “Что хотела сказать семья? Я не знаю. Она была  косноязычна от рождения,- а между тем у нее было что сказать. Надо мной и над  многими современниками тяготеет косноязычие рождения. Мы учились не говорить, а  лепетать - и, лишь прислушиваясь к нарастающему шуму века и выбеленные пеной его  гребня, мы обрели язык.”[4]

Мандельштам будучи евреем избирает быть русским поэтом - не просто  “русскоязычным”, а именно русским. И это решение не такое само собой  разумеющееся: начало века в России - время бурного развития еврейской  литературы, как на иврите и на идише, так, отчасти, и на русском языке. Выбор  сделан Мандельштамом в пользу русской поэзии и “христианской культуры”. [5]

Мандельштам был потрясен примером Чаадаева - русского человека, и притом человека пушкинской эпохи, то есть самой органичной эпохи русской  культуры, избравшего католическую идею единства. Мандельштам угадывает в  чаадаевой мысли освобождающий парадокс, родственный тем парадоксам, без которых  не мог жить он сам; не вопреки своему русскому естеству, а благодаря ему,  ведомый русским духовным странничеством. “Мысль Чаадаева национальна в своих истоках, и там где  вливается в Рим. Только русский человек мог открыть этот запад... Туда...  Чаадаев принес нравственную свободу, дар русской земли, лучший цветок, ею  взращенный”,- писал Мандельштам в 1915 году в статье о Чаадаеве.[6]

И Мандельштам пожелал “не стать, а быть русским”. Mандельштам писал: “Весь  стройный мираж Петербурга был только сон, блистательный покров, накинутый над  бездной, а кругом простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а  именно хаос, незаконный утробный мир, откуда я вышел, которого я боялся, о  котором я смутно догадывался и бежал, всегда бежал” .[7]

В этом бегстве для мандельштамовской поэзии противоположение родимого и  страшного “утробного мира” и “тоски по мировой культуре”.  Соединяя в себе еврейство и Россию, мандельштамовская поэзия несет в себе  универсализм, соединяя в себе национальное русское православие и национальный  практикуляризм евреев. [8]

Посох мой, моя свобода -

Сердцевина бытия,

Скоро ль истиной народа

Станет истина моя?

Я земле не поклонился

Прежде, чем себя нашел;

Посох взял, развеселился

И в далекий Рим пошел.

А снега на черных пашнях

Не растают никогда,

И печаль моих домашних

Мне по-прежнему чужда.

Снег растает на утесах,

Солнце истины палим,

Прав народ, вручивший посох

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: скачать реферат бесплатно без регистрации, диплом работа, инновационный менеджмент.





1  2  3  4  5  6  7  8  9  10 | Следующая страница реферата