У вечного огня (О метафизике А.С. Пушкина)
| Категория реферата: Сочинения по литературе и русскому языку
| Теги реферата: реферат по русскому, ответы по тетради
| Добавил(а) на сайт: Ljutenkov.
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 | Следующая страница реферата
«Я не знаю поэта, который бы пользовался образом бегущей воды так часто, как Пушкин... Его светила всегда движутся... Все предметы рассматриваются sub specieдвижения - возникновения их или заключенного в них потенциального роста... Всего чаще им владеет представление быстрых, стремительных движений... Один из его излюбленных образов-символов - корабль, представитель быстрого и вместе легкого, скользящего движения... Шаблонный символ дороги как "жизненного пути" приобретает у него особенную глубину и содержательность... Вся жизнь -космическая, личная и социальная - воспринимается как сплошной процесс...» [15, с.65-224].
Пятое стихотворение из цикла "Подражания Корану" начинается стихами:
Земля недвижна - неба своды,
Творец, поддержаны тобой,
Да не падут на сушь и воды
И не подавят нас собой.
Пушкин достаточно точно передает соответствующий текст прозаического перевода Корана, выполненный М. Веревкиным (издан в 1790 году). Надо отметить, что Веревкин арабского языка не знал и работал с французским переводом. Он позволил себе большие новации, в результате которых Коран зазвучал совершенно по-библейски. Его вполне можно было поставить рядом с пророческими книгами Ветхого завета. У Пушкина сохранена эта специфика.
Священная книга мусульман утверждает неподвижность всего сущего. Русский поэт с этим категорически не согласен. Он делает примечание: "Плохая физика; но зато какая смелая поэзия!" Шестикрылый Серафим открывает Пророку тайны мироздания; картина совершенно противоположная.
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход.
И дольней лозы прозябанье.
В Коране "плохая физика" не только потому, что она противоречит гелиоцентрической теории Коперника, но и философскому постулату о том, что все пребывает в вечном движении.
Через несколько месяцев после "Подражаний Корану" Пушкин создает небольшое стихотворение "Движение", уже непосредственно посвященное этой проблеме. Он отнес свой лаконичный опус к античному жанру эпиграммы:
Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но,господа,забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.
В своей эпиграмме Пушкин передает популярный анекдот об остроумном способе возражения киника Диогена (или, скорее, Антисфена) элеату Зенону, прославившемуся своими пятью апориями (затруднениями), смысл которых сводится к утверждению, что существующее неподвижно. Непосредственным источником вдохновения Пушкина был знаменитый философский "Исторический и критический словарь" П. Бейля. Но характерно, что Пушкин прибегает к авторитету гелиоцентрической теории (чего нет у Бейля), хотя для него очевидно, что в обыденной жизни такой аргумент мало убедителен. Об этом свидетельствует небольшая заметка по-французски, сделанная поэтом на обороте стихотворения "Все в жертву памяти твоей...":
"On a admire le [Phi(losophe)] Cynique qui marcha devant celui qui mant le mouvement - le soleil fail tous les jours la тете chose que Diog{ene) mais ne persuade personne" ("Превозносили [Фил(ософа)] Циника, который начал ходить перед тем, кто отрицал движение. Солнце поступает так же, как Диоген, но никого не убеждает" [I.e. 70].
Для Пушкина всеобщее движение самоочевидно. В одном из своих итоговых стихотворений, посвященном очередной лицейской годовщине 1S36 года, он пишет:
Вращается весь мир вкруг человека, -
Ужель один недвижим будет он?
Источником вечного движения (по глубокому убеждению Пушкина) является солнце - негаснущий животворящий огонь.
Итак, по своему миросозерцанию Пушкин - монист. Бытие представляется ему различными превращениями и видоизменениями вечного движущегося огня. Такова и душа человека. Но, мысля последовательно, Пушкин волей-неволей должен был прийти к выводу, что "если душа есть по существу движение-огонь, то в своих проявлениях она неминуемо осуществляет закономерные состояния вещества, т.е. душевные процессы облекаются в одну из трех форм вещества, либо в газообразную, либо в жидкую, либо в твердую" [11, с. 64]. По Гераклиту, "душа пронизана единством и борьбой противоположностей - ...огненного и влажного элементов" [16, с. 133]. У Пушкина постоянны выражения: "душа стремится ввысь", "душа летает", "мечта воздушная". Это газообразная фаза. Но когда Пушкин пишет, что "душа кипит", он явно представляет себе ее жидкую фазу; причем именно тогда достигается наибольшая интенсивность духовной жизни. Последней фазой является затвердевание; охваченная холодом душа превращается в камень. Об этом Пушкин пишет, например, в "Евгении Онегине":
Не дай остыть душе поэта,
Ожесточиться, очерстветь
И,наконец, окаменеть.
Все вышесказанное можно трактовать как вылившийся из-под пера Пушкина перевод основных алхимических воззрений на язык XIX века. (Правда, точнее было бы сказать: розенкрейцеровских.) Суть их раскрывает Юнг: "Алхимические философы ясно представляли свою aqua nostra как i^nis (огонь). Источник символизирует не только течение жизни, но и ее теплоту, ее жар, секрет страсти, синонимом которой всегда является огненность. Всерастворяющая ас/на nostra - важнейший ингредиент в производстве lapis. Но источник находится под землей, и, следовательно, путь ведет вниз: только внизу мы можем найти огненный источник жизни. Эти глубины составляют естественное прошлое человека, его причинную связь с миром инстинктов. До тех пор пока эта связь не будет обнаружена, ни lapis, ни Самость не могут прийти в бытие [стать сущими]" [14, с. 141]. Интересно сравнить с приведенным пассажем стихотворение Пушкина "Три ключа"; его философский контекст становится понятным.
В степи мирской, печальной и безбрежной,
Таинственно пробились три ключа:
Ключ юности, ключ быстрый и мятежный,
Кипит, бежит, сверкая и журча.
Кастальский ключ волною вдохновенья
В степи мирской изгнанников поит.
Последний ключ - холодный ключ забвенья.
Он слаще всех жар сердца утолит.
Анализируя специфику творческого мышления Пушкина, Ю. Лотман полагает, что оно отливается "в трехчленную парадигму, первую, вторую и третью позиции которой занимали сложные и многоаспектные символические образы, конкретное содержание которых раскрывалось лишь в их взаимном отношении при реализации парадигмы в том или ином тексте" [17, с. 447]. Некоторые из выделенных Лотманом парадигм звучат совершенно по-масонски. Такова "чисто мифологическая проекция:
вода (= огонь) - обработанный металл или камень - человек" [17, с. 450]. Исследователь разъясняет: «Второй член, например, может получать истолкования: культура,ratio, власть, город, законы истории. Тогда первый компонент будет трансформироваться в понятия "природа", "бессодержательная стихия"... Однако ни одна из этих возможностей никогда у Пушкина не выступает как единственная. Парадигма дана во всех своих потенциально возможных проявлениях. И именно несовместимость этих проявлений друг с другом придает образам глубину незаконченности, возможность отвечать не только на вопросы современников Пушкина, но и на будущие вопросы потомков» [17, с. 450]. Духовный мир русского поэта много сложнее, чем у античных досократиков, алхимических философов средневековья и розенкрейцеров, порожденных эпохой барокко.
Пушкин был сыном своего времени. Воспитанный в духовной атмосфере "просвещенного мистицизма", он до конца своих дней не отрешился от "впечатлений молодости". Впрочем, Пушкин, скорее всего, и не стремился к этому, ибо "заметы юности" казались ему гораздо более поэтическими, чем сухой практицизм и трезвый позитивизм наступающего "денежного века". Здесь разгадка столь необычного на современный взгляд мировосприятия Пушкина. Также понятно, почему многочисленные исследователи старательно обходили проблему пушкинской метафизики. Они - неколебимые прогрессисты - даже не могли позволить себе помыслить, что великий поэт разделял столь сомнительные "умственные заблуждения". Маститому академику А. Пыпину, например, алхимические интересы розенкрейцеров казались откровенным шарлатанством, или, сказать резче, обскурантизмом. Академик М. Алексеев в специальной работе "Пушкин и наука его времени" ограничивается многочисленными примерами постоянного интереса поэта к естественным наукам, старательно обходя мировоззренческие аспекты. Рядом со своими сверстниками шеллингианцами Е. Баратынским и Д. Веневитиновым Пушкин представляется принадлежащим к другому -раннему - поколению. Но было бы ошибкой тесно связывать его с каким-нибудь определенным из "мистических толков" александровского времени. Сравнивая Пушкина с великими современниками (Дж. Байроном, А. Мицкевичем), В. Соловьев справедливо пишет: "Пушкин остается поэтом по преимуществу, более беспримесным, -чем все прочие, - выразителем чистой поэзии" [18, с. 44]. Именно поэтому он "охотно раскрывал двери поэзии для стихии фантастической, в которой он, как и все великие поэты без исключения, чуял реальную основу" [18, с. 59]. Эзотерика, с которой Пушкин близко соприкасался в отрочестве и юности, навсегда осталась для него более эстетической и привлекательной, чем любые новейшие философские умствования, вникать в которые у него, вообще-то, и не было большой охоты.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л. 1984.
2. Ходасевич В.Ф. Колеблемый треножник. М., 1991.
3. Федотов Г.П. Певец империи и свободы // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
4. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992.
Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: защита курсовой работы, реферат планирование, онегин сочинение.
Категории:
Предыдущая страница реферата | 1 2 3 4 5 | Следующая страница реферата