Предыдущая страница реферата | 4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 | Следующая страница реферата

Проследим изложение национальной проблемы В. Гроссманом через призму перечисленных научных концепций, чтобы еще раз убедиться, насколько честен и правдив был писатель в 60-е годы.

Гроссман чутко уловил возросшее во время войны национальное чувство. "Сталинград, сталинградское наступление способствовали новому самосознанию армии и населения. Национальное стало основой миропонимания".

Война заставила по-новому относиться к людям разных национальностей. Использовав национальный подъем, Сталин стал внедрять "идеологию государственного национализма". Выступая на параде Красной Армии 7. XI. 1941 г., он заострил внимание митингующих на "духе великого Ленина", который вдохновил народ на войну в 1918 году и вдохновляет на Отечественную: "Пусть вдохновляет вас в этой мужественной войне образ наших великих предков - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова". Не трудно заметить, что Сталин обращается не столько к самим традициям, сколько к великим именам России, в ряду которых и поставил дух Ленина". Выдающиеся полководцы гражданской войны Тухачевский, Егоров, Блюхер, Ковтюк, Федько - не вдохновляли, они были объявлены врагами народа. Выдающиеся военные деятели Фрунзе, Каменев не дожили до периода репрессий.

На приеме в Кремле 24. V. 1945 г. Сталин вновь объявил, что русский народ "руководящий", у него "ясный ум, стойкий характер и терпение". Этот "теоретический" тезис был использован для расправ над некоторыми народами. Не случайно так подробно описан эпизод заполнения Штрумом "царской анкеты: "Заполняя пятый пункт ее, "нажимая на перо, решительными буквами написал "ев. рей". Он не знал, что будет вскоре значить для сотен тысяч людей ответить на пятый вопрос анкеты: калмык, балкарец, чеченец, крымский татарин... Он не знал, что год от года будут сгущаться вокруг этого пятого пункта мрачные страсти, что страх, злоба, отчаяние, безысходность, кровь будут перекочевывать в него из соседнего шестого пункта "социальное происхождение", что через несколько лет многие люди станут заполнять пятый пункт анкеты с чувством рока, с которым в прошлые десятилетия отвечали на соседний шестой вопрос дети казачьих офицеров, дворян и фабрикантов, сыновья священников".

Гроссман указывает, как выделение народа-избранника в содружестве равных, противопоставляет его другим народам, мешает их интернациональному сотрудничеству, а чаще делу, которому они служат. Гетманов ставит командиром Сазонова, а не хорошо знающего дело Басангова, и руководствуется при этом следующими рассуждениями: "замкомандира второй бригады, полковник-армянин, начальник штаба у него будет калмык, добавьте - в третьей бригаде начальником штаба подполковник Лифшиц. Может быть мы без калмыка обойдемся?".

Гроссман дает в романе эпизод, в котором представители разных национальностей ведут разговор о своей культуре. "Разрешите мне любить Толстого не только за то, что он хорошо писал о татарах, - говорит Соколов. - Нам русским, почему-то нельзя гордиться своим народом, сразу попадем в черносотенцы". Каримов встал, лицо его покрылось жемчужным потом, и он проговорил: "Скажу вам правду... Если вспомнить, как еще в 20-х годах выжигали тех, кем гордится татарский народ, всех наших больших культурных людей... У нас уничтожили не только людей, национальную культуру уничтожили. Теперешняя интеллигенция татарская - дикари по сравнению с теми людьми... ".

Гетманов рассказывает о своей поездке по освобожденной территории: "Калмыки многие в немецкую дудку пели. А ведь чего им только не дала Советская власть! Ведь была страна оборванных кочевников, страна бытового сифилиса, сплошной неграмотности. Вот уж - как волка ни корми, а он в степь глядит".

Бывший и будущий секретарь обкома на Украине, рассуждая о нациях, акцентирует: "Всегда мы жертвуем русскими людьми... Хватит!". Его поддерживает Неудобнов: "Дружба народов... святое дело, но, понимаете, большой процент среди националов - враждебно настроенных, шатких, неясных людей. В наше время большевик прежде всего - русский патриот". Добавим к перечисленному: у генерала Гудзя советский патриотизм отождествлялся с "русским духом".

Большинству ж героев романа Гроссмана "безразлично - русский, еврей, украинец, армянин - человек, с которым ему предстоит работать, рабочий, фабрикант, кулак ли его дедушка; их отношение к товарищу по работе не зависит от того, арестован ли его брат органами НКВД, им безразлично, живут ли сестры их товарища по работе в Костроме или в Женеве. Главное - талант, огонь, искра божия".

Гроссман был убежден, что национальное сознание проявляется как могучая прекрасная сила в дни народных бедствий потому, что оно человечно: пробуждает человеческое достоинство, человеческая верность свободе, человеческая вера в добро. "История человека - это битва великого зла, стремящегося размолоть зернышки человечности. Доброта... непобедима. Зло бессильно перед ней".

Сложным и неоднозначным предстает в романе и "еврейский вопрос". Иногда это выражается в бытовых зарисовках типа: "Спешит Абраша получить медаль за оборону Москвы", иногда через официальные, служебные отношения: "Наша матушка-Россия всему свету голова"", но в большей степени "проблема еврейства" раскрывается через жизнеописание семьи ученого Штрума. Образ Штрума в какой-то степени автобиографичен: Гроссман понимал, что значит разлучить человека с любимой работой, близка ему боль Штрума после подписания ложного письма (сам писал объяснительное письмо в Союз писателей), писатель, по воспоминаниям друзей, пережил сходную "запретную" любовь к жене своего товарища, мать автора романа погибла от рук фашистов.

В письме Анны Семеновны Штруму раскрывается трагедия народа.

Перед смертью Анна Семеновна пристальнее вглядывается в лица людей и не может "их понять по-настоящему", многие из них поражают ее своим различием характеров: "Этим же утром мне напомнили забытое за годы Советской власти, что я еврейка. Немцы ехали на грузовике и кричали: "Юден капут!". А затем мне напомнили об этом некоторые мои соседи. Жена дворника стояла под моим окном и говорила со-седке: "Слава богу, жидам конец".

Гроссман показывает, насколько беззащитны оказались евреи в первые же дни войны. Их переселили в Старый город, разрешив взять с собой 15 кг вещей. Перечень тех вещей, которые составили разрешенные килограммы Анны Семеновны, очень красноречив. Она взяла самое необходимое: ложку, нож, 2 тарелки, фотографии мужа и сына, томики Пушкина, Мопассана, Чехова, несколько медицинских инструментов. Настала пора прощания с соседями: "Две соседки при мне стали спорить о том, кто возьмет себе стулья, кто пись-меный столик, а стала с ними прощаться, обе заплакали... ".

Сотни евреев стекались в проклятое гетто, много было людей, с безумными, полными ужаса глазами. А на тротуаре стояли люди и смотрели...

Анна Семеновна чертит между этими людьми границу: "... две толпы, евреи в пальто, шапках, женщины - в теплых платках, а вторая толпа на тротуаре одета по-летнему. Мне показалось, что для евреев, идущих по улице, уже и солнце отказалось светить... ". Фашисты запрещали евреям ходить по тротуарам, пользоваться транспортом, банями, посещать амбулатории, ходить в кино, покупать масло, яйца, молоко, ягоды, белый хлеб, мясо, все овощи, исключая картошку. При обнаружении еврея в русском доме хозяину - расстрел. Но старый пациент Анны Семеновны, несмотря на запрет, донес ее вещи и обещал, что раз в неделю будет приносить к ограде пищу. А раньше Анна Семеновна думала, что он угрюмый и черствый человек.

Гетто объединило людей одной судьбы, но она не переставала удивляться разным характерам людей: Шперлинг в свои 58 лет раздобыл матрацы, керосин, дрова и радуется всякому своему успеху. Эпштейн ходит с немцами на обыски, участвует в допросах. Инженер Райвич, "который беспомощней ребенка", мечтает вооружить гетто самодельными гранатами. В гетто знают, что всех их ждет смерть, но жизнь берет свое: играют свадьбу, передают слух о наступлении советских войск, о приказе Гитлера не убивать евреев "Мир полон и все события, смысл их, причина, всегда одни - спасение евреев. Какое богатство надежды!" - восклицает Анна Семеновна.

Жизненный инстинкт заставляет людей надеяться и верить в завтрашний счастливый день. "Когда-то ты ребенком прибегал ко мне, ища защиты. И теперь в минуты слабости мне хочется спрятать свою голову на твоих коленях, чтобы ты, умный, сильный, прикрыл меня, защитил, - признается мать сыну. Я не только сильна духом, Витя, я и слаба. Часто думаю о самоубийстве, но слабость, или сила, или бессмысленная надежда удерживает меня".

Как и многие герои романа Анна Семеновна проходит испытания одиночеством: "Витя, я всегда была одинока". В гетто, оказавшись рядом с людьми одной судьбы, Анна Семеновна "не чувствовала себя одинокой. Это потому, что до войны она была незаметной песчинкой в пыльном потоке, а за колючей проволокой она почувствовала себя значимой частицей своего народа.

Внимательно присмотревшись к людям, Анна Семеновна встала рядом с теми, кто сохранил в себе лучшие человеческие качества. Это студентка педтехникума, скрывавшая милого, измученного лейтенанта с волжской, окающей речью, это еврейские юноши, планирующие пойти за линию фронта, "исчадие ада" Алька, по паспорту умершей русской собравшаяся бежать из гетто. Рядом с ними Анна Семеновна чувствует себя нужной, полезной людям: "Я так радовалась, оказывая помощь этому парню, мне казалось, вот и я участвую в войне с фашизмом". Анна Семеновна понимает, что часы жизни ее народа сочтены, но ходит к больным на дом, дает Юре уроки французского языка, видит в глазах пациентов отражение "печальной и доброй, усмехающейся и обреченной, побежденной насилием и в то же время торжествующей над насилием сильной души!". Она черпает силы в своем народе: "Мне иногда кажется, что не я хожу к больным, а наоборот, народный добрый врач лечит мою душу". Она инстинктивно сопротивляется смерти.

Трагедия евреев в том, по мнению автора, что они перестали ощущать себя отдельным народом. Ее и передает в письме Анны Семеновны писатель: "Я никогда не чувствовала себя еврейкой, с детских лет я росла в среде русских подруг, я любила больше всех поэта Пушкина, Некрасова, и пьеса, над которой я плакала со всем зрительным залом, съездом русских земских врачей, была "Дядя Ваня" со Станиславским. А когда-то, Витенька, когда я была четырнадцатилетней девочкой, наша семья собралась эмигрировать в Южную Америку. И я сказала папе: "Не поеду никуда из России, лучше утоплюсь". И не уехала.

А вот в эти ужасные дни мое сердце наполнилось материнской нежностью к еврейскому народу. Раньше я не знала об этой любви".

Аналогичные чувства переживает и сам Штрум: "Никогда до войны Штрум не думал о том, что он еврей, что мать его еврейка. Никогда мать не говорила об этом - ни в детстве, ни в годы студенчества. Никогда за время учения в Московском университете ни один студент, профессор, руководитель семинара не заговорил с ним об этом.

Никогда, ни разу не возникало желания поговорить об этом с Надей - объяснять ей, что мать у нее русская, а отец еврей".

Эти мысли пришли в голову Штрума от того, что он осознал: действует он, как ученый, а отвечает как еврей. "Неужели некем в России заменить Вас, если вы не можете заниматься наукой без Ландесмана и Васпапир, - заявляют ему коллеги-ученые и находят, что открытие Штрума противоречит "ленинским взглядам на природу материи", улавливают в нем "дух иудаизма".

Рекомендуем скачать другие рефераты по теме: антикризисное управление, урок мира конспект, диплом рф.





Предыдущая страница реферата | 4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 | Следующая страница реферата